Поле Куликово - Владимир Возовиков

- Осторожно, Темир! - крикнул сдавленным голосом. - Ты еще не хан, чтобы хватать руками воинов сменной гвардии.

- Взять его! - прорычал темник, выкинув руку со зловеще сверкнувшим знаком Полной Луны.

Нукеры Темир-бека кинулись к десятнику и отпрянули перед полукружьем дамасской стали, сверкнувшей в свете факелов.

- Взять! - еще яростнее заорал Темир-бек.

Нукеры послушно бросились на Хасана, хищно лязгнули мечи, брызнули искры, заметались человеческие тени, кто-то с рассеченным лицом рухнул ничком без звука, кто-то, тонко завыв, покатился в темноту с перерубленной рукой, остальные отскочили. У кого-то нашелся аркан, тонкая петля метнулась из темноты, хлестнула по плечам Хасана и в тот же миг распалась от короткого взмаха клинка. Нукеры хорошо знали, с кем имеют дело, они нападали теперь лишь для виду, тогда сам Темир-бек бросился на врага. Поединок, не состоявшийся на поле кровавого празднества, начался в полночь у юрты Мамаевой дочери. Воины, чуть отступив, подняли факелы выше, в трепетном свете горящей смолы лица их казались масками, и хотя двое их товарищей только что были ранены Хасаном, по этим лицам невозможно было судить, кому они желают смерти. Ведь тот, кто защищает свою жизнь и честь даже от верховной власти, достоин уважения и славы.

- Грязный шакал, я укажу тебе твое место! - рычал темник, нанося удары, способные развалить буйвола; Хасан отражал их, словно играя, он даже не двигался с места, стоя спиной к юрте.

- Уйди, Темир! Я не хочу твоей смерти, но меч мой жаден!

- Черная собака! Ты грозишь мне?..

Хасан принял яростный выпад на скошенный клинок и, поймав лезвие в ловушку эфеса, едва не вышиб меч из руки темника.

- Кто же из нас грязный шакал и черная собака? - кинул с усмешкой десятник.

Темник бешено кинулся на него, он явно потерял равновесие, этот грознейший воин Орды, как вдруг из темноты раздалось:

- Бросьте мечи!

Поединщики разом опустили оружие.

- Бросьте мечи, - повторил Мамай, вступая в освещенный круг.

Хасан первым бросил оружие и склонился.

- Ордынцы совсем обезумели. Начальник тумена и десятник рубятся, как смертельные враги, а нукеры смотрят на то, словно на потеху. Вы что, решили продолжить поединок, вопреки моему запрету? Или вы перепились на службе? Вы знаете, что грозит вам в любом случае? Особенно тебе, темник? Говори!

- Этот дерзкий, - глухо ответил Темир-бек, - посмел войти в юрту царевны. Когда же я приказал схватить его, он обнажил меч и ранил двух твоих воинов.

Мамай зыркнул на десятника:

- Что ты искал в юрте моей дочери? Разве ты не знаешь, что вход в нее всякому мужчине, кроме отца, запрещен под страхом позорной смерти?

Хасан молчал. Тогда Мамай подошел к юрте, где лишь с его появлением затихли пугливые голоса и всхлипы, приоткрыл полог.

- Царевна, он вошел к тебе самовольно?

- Да, повелитель.

Это был приговор.

- Так вот, значит, цена твоей клятвы, нукер? Так вот на что ты обратил подаренный мною меч? Ты помнишь надпись на нем? Этим мечом тебя четвертуют.

- Повелитель, - десятник не отводил взгляда от суженных тигриных глаз Мамая. - Сегодня этот меч послужил делу чести твоей дочери. Разве мог допустить я, ее страж, чтобы кто-то плохо подумал о ней?

Мамай пристально оглядел воина, помолчав, снова обратил вопрос в юрту:

- Наиля, этот нукер оскорбил тебя?

- Отец! Разве можно назвать оскорблением чрезмерную преданность слуги, которому почудилась опасность, когда я вскрикнула во сне? Он дерзнул переступить мой порог ради моего покоя.

Мамай, казалось, смутился, но Мамай помнил свой вечерний разговор с дочерью, и он не знал, чему верить.

- Однако ты перестарался, Темир-бек… И все же воин, поднявший руку на своего начальника, заслужил смерть. Почему ты не выполнил приказ темника, Хасан?

- Он мне ничего не приказывал. Он приказал другим взять меня. Я же подчиняюсь тебе и моим начальникам.

- Волчонок! - крикнул Мамай. - Как ты смеешь думать, будто повелитель Орды вручает знак Полной Луны кому попало?

- Я подчиняюсь людям, которых ставлю выше себя, повелитель. Но не титулам их, не золоту, которое они таскают на одежде и под полой чаще всего не по достоинствам.

- Да ты не волчонок, ты большой волк. Я тебя раскусил еще на празднике. Счастье твое - ты стал одним из первых богатуров, и я погожу сносить тебе голову. Может, она еще одумается. Отведите его в яму, пусть сидит там без пищи, пока не скажу.

- Отец! - раздалось из юрты. - Пощади этого храброго воина, он виноват лишь в том, что слишком предан своему повелителю.

- Ведите же его!

Хасан, поворачиваясь, обжег темника ненавидящим взглядом, громко, чтобы слышали в юрте, сказал:

- Благодарю тебя, великая царевна! Я умру с твоим именем.

Мамай, высказав Темир-беку упреки за неосторожный ночной шум, до самого утра обсуждал с ним планы отстранения от войска наиболее опасных ханов, выявления тайных врагов, которые снова напомнили о себе. В ту ночь Мамай впервые предупредил Темир-бека о сторожевой змее, на что темник мрачно пошутил:

- Верь, повелитель, я не менее надежен, чем твоя Ула.

- Поэтому ты не должен забывать о ней никогда, входя в мой спальный шатер даже со знаком Полной Луны.

Утром Мамаю принесли сразу две добрые вести. От Русского моря пришла наемная пехота генуэзцев. Сильный отряд передового тумена, высланный вверх по Дону, заманил в засаду конную разведку москвитян, разгромил ее и взял в полон князя.

- Наконец-то! - воскликнул Мамай. - А то уж я стал думать - не ордынцы вы, но жалкие буртасы. Сколько врагов побито?

- Не знаю… много, - торопливо поправился вестник.

- Привезите мне их мечи, сам сочту.

Наян заторопился к своему темнику, ибо знал, что тому придется собирать трофейные мечи по всему тумену, потому что отряд привез лишь меч пленного русского.

Допрос князя был редким событием, и Мамай велел собрать около своего шатра приближенных. Васька Тупик, осунувшийся за ночь, лишенный воинской справы, в разорванной льняной сорочке, в узких шароварах и высоких сапогах казался еще выше и стройнее, чем всегда. Голова его была непокрыта, на щеке - красный рубец, а плечи держал прямо, и холодные глаза смотрели поверх голов сидящих.

- Говорят, ты князь? - спросил Мамай, когда Тупика поставили перед ним. - Как зовут тебя?

- Что тебе в имени моем? - по-татарски ответил Тупик, потирая затекшие руки, которые ему развязали. - Мое имя знает государь мой, того с меня довольно.

- Разве ты не ведаешь, князь, что государь твой Димитрий мне служит? И стоишь ты перед главным своим государем, даже головы не клоня. Чего же ты заслуживаешь, князь? - рука Мамая, выскользнув из длинного рукава, медленно кралась по подлокотнику трона.

- Мне то неведомо, служит ли тебе Димитрий Иванович, - усмехнулся Тупик. - Коли служит, с ним говори сам.

Рука Мамая сжалась в кулак. Хан Алтын громко воскликнул:

- Повелитель! Ты видишь - московиты все одинаковы. Довольно слов, пора говорить мечами!

Тупик повел глазами на пестро одетого хана.

- Ты, мурза, видно, русских мечей не слыхивал - то-то орешь, как петух на насесте. Государя свово, опять же, перебиваешь, неуч, - он те слова пока не давал. Перед бабами, што ль, раскудахтался? Еще шпорами позвени - они это любят, - и вдруг подмигнул повеселевшим глазом молодым женщинам, сидящим на ковре вокруг Мамаевой дочери.

Алтын задохнулся, застыл с раскрытым ртом. Тишину нарушил смех в задних рядах свиты, усилился, перешел в хохот, даже Мамай усмехнулся - так быстро этот русский князь раскусил Алтына. Ненавистники ордынского озорника отводили душу, по свите летали грубые шутки - сейчас можно было не опасаться гнева Мамаева любимца, ибо весь он падет на московита.

Наиля не отрывала глаз от лица пленника. Князь остается князем даже в неволе. В жилах этого золотоволосого юноши текла благородная кровь древних воителей, водивших могучие дружины в половецкие степи, за Дунай и на самый Царьград, когда мир еще не слыхал о "Потрясателе вселенной" - Чингисхане, чьей кровью в своих жилах гордились многие из Мамаева окружения. Ограбляя Русь, уничтожая князей непокорных, ордынские властители дорожили теми князьями, которые шли к ним на службу. Таким оказывали почести, их одаривали ярлыками, отдавали им в жены ханских дочерей, стремясь покрепче привязать к Орде. Ханы отлично знали: покорность князя - это покорность целого княжества. Больше всего боялись в Орде единства русских князей и поэтому всячески стравливали их, нередко даже вручая ярлыки на одно княжение двум разным государям. Казнили ханы или миловали русских князей - они во всех случаях считались с ними.

Наиля прежде мало видела русов, но о Руси, живя в отцовском дворце, слышала часто. Девочек на Востоке рано готовят к мысли, что их главное назначение - поскорее стать женой, и отец прежде, бывало, лаская Наилю, не раз говорил ей полушутяполусерьезно, что непременно выдаст ее за русского князя. Потому что хочет, чтобы была она единственной женой своего мужа, и еще потому, что надо укреплять власть Орды в вассальных землях. И у маленькой Наили вместе с татарскими, персианскими, хорезмийскими и арабскими няньками всегда были русские няньки. В жилах девушки текла буйная кровь степнячки, способная толкнуть ее на неожиданный шаг, но как будто и другая кровь текла в них, нашептывая ей удивительные видения. Ей часто снились зеленые шумы и зеленые воды, совсем непохожие на шумы степных трав и воды степных рек; причудливые терема громоздились до неба; неясные лица склонялись над нею, и мелодичная речь уносила ее далеко-далеко, словно музыка флейты. Отец давно уж не заикался о светловолосом князе, который станет ее мужем, и русские няньки давно не жили в ее юрте, а теперь все вокруг только и толковали о большом походе на Русь, однако причудливые видения отрочества не оставляли девушку.