Двенадцать железных цепей - Яна Лехчина

Кажимера уже вчиталась в текст на пергаменте – (небо, удивился Юрген, что она постоянно записывает?), – а Лале ещё несколько мгновений смотрел на неё так, словно не верил, что его действительно отпустили. Юрген не мог его за это винить: где это видано – вызвать башильера, чтобы отправить его на чародейский допрос?

– Тогда доброй ночи, мадам, – кивнул Лале.

Он направился за Юргеном к дверям.

– Ах да, – окликнула Кажимера. – Брат Лазар… Совсем забыла.

Да что ещё, взвыл Юрген мысленно. Ему хотелось со всех ног нестись к Ратмиле, но, конечно, Лале покорно обернулся.

– Есть ли, – спросила Кажимера певуче, – у вас предположения, кто создал чудовище?

Юргену показалось, что в полутьме её глаза мерцали бледно-жёлтым высверком, но, конечно, это была лишь игра света.

Лале невозмутимо пожал плечами:

– Полагаю, что самоубийца, мадам.

– Вероятно. – Кажимера издала смешок. – Вероятно… – Вновь опустила взгляд на бумаги. – Доброй ночи, брат Лазар. Доброй ночи, Юрген.

Доброй, доброй.

Юрген толкнул соборные двери, и его обдало мелким дождём.

* * *

– М-да уж! – крикнул Юрген, перекрикивая шуршащие волны. – Кто бы мог подумать, да? Вы – и здесь!..

Лодкой Юрген правил не так умело, как Уршула, и та то и дело кренилась в разные стороны. Громада Тержвице оставалась за спинами подмигивать единичными алыми оконцами. Солнце укатилось за горизонт, и теперь вокруг пенилась чёрная озёрная вода. Юрген наворожил несколько сгустков лунного пламени, но толку от них было немного: больше мелькали и отвлекали.

Лале промолчал.

– Уршула рассказала вам про Ольжану? – Юрген обернулся. – Пан Авро велел ей отрезать косу. Зато – о, вы бы слышали… Она здорово говорила на слушании!

Лале пробормотал что-то неразборчивое. Он сидел на корме и задумчиво крутил ладанку в пальцах.

Особо сильная волна ударилась о лодочный борт.

– Жавора! – выругался Юрген. Опять бросил через плечо: – Извините! Я лажу с этими штуковинами хуже, чем Кажимерины ученицы. Я здесь меньше времени…

Но, видимо, Лале было всё равно. Или предстоящий допрос Ратмилы занимал его больше, или по сравнению с морскими штормами этот казался сущим пустяком.

– Почему вы оказались в соборе, мессир? – Лале откашлялся. – Вас позвала госпожа Кажимера?

– Чего?.. А, нет. – Юргену пришлось отвернуться и вцепиться в лодочный нос, чтобы не потерять равновесие. – Я сам пришёл. А что?

Самого Юргена тоже больше занимал допрос Ратмилы, однако беседа всегда была отличным способом отвлечься. Жаль только, что Лале был не настроен продолжать – ничего, ответил он. Просто, мол, спросил.

Плавучие шатры Двора Лиц переливались и манили к себе, точно маяк, – сквозь узорную ткань пробивался пурпурно-розовый цвет, отчего все шатры казались огромной лампадой. Рядом с ними покосившаяся сторожевая башенка выглядела одиноко и куце, но Юрген не удивился, что Грацек обосновался именно там.

Юрген протёр глаза рукавом.

– Вы уж, – сказал неожиданно железно, – с Ратмилой поласковее. Башильера она испугается не меньше, чем чародея Драга Ложи… – Хотя он и не думал, что Ратмиле от Лале будет какая-то беда. Просто захотелось показать: женщина, которую Лале увидит в башне, Юргену не чужой человек и он будет защищать её, если потребуется.

– Не беспокойтесь, мессир, – отозвался Лале эхом. – Меня не испугается.

Юрген подогнал лодку к рассохшемуся башенному крыльцу. Выпрыгнул, протянул Лале руку.

– Цепляйтесь, – велел он. – И трость давайте… Вот так. – Юрген обхватил руку Лале и почти втянул его к себе на крыльцо, на что тот тихо заметил, что он всё-таки не немощный старик.

Из башни раздался странный звук, но Юрген не сумел его разобрать. Он приманил к себе один из плавающих лунных огоньков, раздул посильнее.

Крыльцо скрипело так, будто чуть-чуть – и провалится. Сама башенка была каменной, но явно держалась на честном слове и на крупице волшбы – покосившаяся, вся в лишайнике… На вершине света не было. Значит, решил Юрген, ещё не начали. Или уже вели допрос внизу?

Снова раздался отрывистый звук.

– Это что, – помертвел Юрген, – всхлип?

Он толкнул плечом дверь.

Людей долго искать не пришлось – обнаружились тут же, на первом ярусе. И среди них не было Грацека.

В узком, наспех облагороженном пространстве горели зачарованные факелы. Стоял стол, заваленный разными вещами из чёрного железа, и стул, на котором сидела бледная Ратмила с покрасневшими глазами. Вокруг стола собрались ученики Грацека – или ученик с ученицей?.. Юрген даже не удосужился их рассмотреть или пересчитать – двое, трое, какая разница… Куда важнее было то, что напротив Ратмилы стоял Баргат – тот самый, с выбеленной бровью, – и на его кулаке была плотная рукавица. Рукавицей он сжимал тонкий чёрный штырь, наконечник которого был погружён в оголённое предплечье Ратмилы.

У Юргена в ушах зашумела кровь.

Перед глазами заплясали мушки.

Ратмила увидела его первой, Однако ничего не успела сказать. Её рот округлился, взгляд стал испуганным – точно она пыталась отговорить Юргена от того, что он собирался сделать, но, конечно, не было силы, способной его сейчас остановить.

Юрген взревел:

– Сукин сын!

Он оказался рядом в полтора прыжка. Стиснул запястье Баргата и вывернул штырь так, чтобы тот не воткнулся глубже в руку Ратмилы. А потом отшвырнул Баргата, и он врезался в стену, – правда, без хруста, и Юрген об этом пожалел. Единственное, чего он хотел сейчас – смять Баргата, переломать, истолочь так, чтобы мокрого места не осталось…

Юрген схватил Баргата за грудки, ударил его кулаком в нос и висок – но всё же там, где он полагался на простую человеческую силу, чародей предпочитал ворожить. Огонь с факелов перекинулся на спину Юргена. Рубаха загорелась. Юрген выхватил нож – (смог себя сдержать: не нужно пускать его в ход, не нужно…) – и перекинулся через него. Прокатился по пёсьей спине, сбивая остатки пламени. Впился зубами в ногу Баргата.

– Гадина! – рявкнул Баргат.

Кто-то закричал: «Хватит!»

Баргат дотянулся до выбитого штыря и ударил им Юргена по пёсьей морде. Лоб и переносицу обожгло, и Юрген выпустил Баргатову ногу; ударился об пол, снова превратился юношу.

– Да перестаньте сейчас же! – Чей-то высокий голос. Ратмила? Ученица Грацека?

Юрген стиснул железный штырь голой рукой – ладонь ожидаемо вспыхнула от боли – и потянул его на себя. Затем резко толкнул обратно. Баргат потерялся и выпустил штырь, и Юрген с людоедским удовольствием огрел его по груди – с силой, плашмя. Баргат задохнулся. Юрген отбросил железо.

Не успел Баргат опомниться, как Юрген запустил руку в его волосы и, развернув, ударил лицом по стене. Ногой Баргат подсёк Юргена, и оба рухнули на пол.