Тайная история сталинских преступлений - Александр Орлов

Наглядными проявлениями такой политики были состоявшиеся в 1928 и 1930 годах Шахтинский процесс и "Дело Промпартии". На этих судебных процессах выдающихся инженеров и учёных вынудили рассказывать басни о том, как они подрывали советскую промышленность по указке заводчиков и банкиров, давно бежавших за границу. С этими процессами Сталину так же не повезло, как и с дальнейшими судебными спектаклями. Например, на процессе по делу "Промпартии" один из главных обвиняемых, знаменитый Рамзин, со многими подробностями рассказывал, как он получал вредительские инструк-ции от двух российских капиталистов, живших за границей, – Рябушинского и Вышнеградского. Когда были опубликованы официальные отчёты об этом процессе, выяснилось, что оба капиталиста умерли задолго до того, как они начали инструктировать Рамзина.

До 1937 года Сталин ещё не решался возлагать на лидеров оппозиции вину за экономический кризис, поразивший страну, за нехватку продовольствия, которая была вызвана коллективизацией. Только после первого из московских процессов и казни Зиновьева и Каменева он задался целью возложить ответст-венность за голод и другие бедствия всё на тот же троцкистско-зиновьевский центр.

Ради этого он изменил направление официальной пропаганды. Всем было памятно, с каким негодованием печать опровергала сообщения иностранных газет о голоде в СССР, об эксплуатации рабочих, о крестьянских восстаниях. Советские газеты клеймили авторов этих сообщений как архилгунов, доказы-вая, что Советский Союз – единственная в мире страна, где рабочие наслажда-ются счастьем свободного труда, а благосостояние народа с каждым годом не-уклонно растёт.

Весь этот поток восхвалений и лжи предназначался, конечно, для западных стран, ибо самая искусная пропаганда не смогла бы убедить рабочих и кресть-ян в том, что их благосостояние растёт, между тем как в действительности они при советской власти вечно недоедали.

И вот начиная с 1937 года Сталин решился признать многие вещи, которые он до того упорно отрицал. Он решился объяснить народным массам, что во всех трудностях и страданиях следует обвинять не правительство, а вождей оппозиции.

При этом Сталин полагал, что массы могут и не поверить этой странной версии, если она будет исходить от него лично или от его штатных пропаган-дистов. А вот если бывшие вожди оппозиции сами признаются на суде и раз-рисуют во всех подробностях, как они умышленно портили колоссальные за-пасы продовольствия, губили скот и дезорганизовывали промышленность и торговлю, – тогда всё будет выглядеть по-другому.

Задача поведать на суде о вредительстве оппозиционеров в области сель-ского хозяйства была возложена на двух обвиняемых – Михаила Чернова и Ва-силия Шаранговича. Сталин сделал свой выбор на этой паре вовсе не случай-но. Оба оставили о себе жуткую память – первый на Украине, второй в Бело-руссии. Не кто иной, как Чернов, был наркомом земледелия и, следуя сталин-ским указаниям, проводил на Украине свирепую коллективизацию. В 1928 го-ду по распоряжению ЦК, не останавливаясь перед насилием и жестокостью, он осуществил здесь реквизицию зерна у крестьян. Второй – Шарангович – был секретарём белорусского ЦК партии и теми же террористическими приёмами коллективизировал белорусскую деревню.

Оба не были старыми большевиками и никогда не принадлежали к оппози-ции В партию они вступили уже после окончания гражданской войны и по-добно многим, которых Сталин начал выдвигать уже после смерти Ленина, сделали карьеру, активно участвуя в клеветнических кампаниях против оппо-зиции. У Чернова было, кстати, ещё дополнительное достоинство: подобно Сталину, он учился когда-то в духовной семинарии.

Итак, сталинский трюк состоял в том, чтобы выпустить на процесс в каче-стве обвиняемых своих высокопоставленных сановников, проводивших на се-ле именно сталинскую политику насильственной коллективизации; приказать им, чтобы они заявили перед судом, что на самом деле они были тайными агентами Бухарина и Рыкова и свирепствовали на украинской и белорусской земле, выполняя бухаринско-рыковскую инструкцию. А дана эта инструкция была исключительно для того, чтобы вызвать недовольство крестьян сталин-ским режимом.

На процессе Чернов сознавался, что он и его сообщники по заговору "ста-рались неправильно планировать посевные площади, чтобы уменьшить в стра-не количество пахотных земель и одновременно вызвать недовольство кресть-янства… портить тракторы и комбайны, заражать болезнетворными бациллами элеваторы и амбары…"

Вторя ему, Шарангович объяснил, что в 1936 году он с сообщниками "вы-звал большую вспышку анемии (!), в результате которой погибло около 30 ты-сяч лошадей".

Не менее фантастические вредительские акты приписывались подсудимым и в других областях экономики – в тяжёлой и лёгкой промышленности, внут-ренней и внешней торговле, а также в финансовой политике государства. Все достижения индустриализации трактовались как заслуга Сталина; все упуще-ния и хаос – как результат деятельности оппозиции. Становилось всё более яс-ным, что Сталин печётся лишь о благе народа. Его противники, наоборот, сея-ли трудности и лишения с явной целью спровоцировать в народе недовольство Сталиным. Для достижения этой цели вредители не останавливались даже пе-ред организацией взрывов на угольных шахтах, рассчитывая на гибель боль-шого количества шахтеров… Один из подсудимых согласился с прокурором в том, что бывшие лидеры оппозиции придерживались такой точки зрения: "че-ловеческие жертвы – вещь хорошая, потому что вызовут недовольство рабо-чих".

Не менее яркой была представленная суду картина вредительства на же-лезнодорожном транспорте. Железнодорожные катастрофы случаются и не-редко влекут за собой человеческие жертвы не только в отсталых, но и в высо-коразвитых странах, где железные дороги оснащены самой совершенной тех-никой. В СССР получилось так, что устаревшим дорогам, построенным ещё в царское время, пришлось работать с огромной перегрузкой. Постоянным явле-нием на транспорте были пробки, а частые крушения поездов стали настоя-щим бедствием. В каждом таком случае производилось какое-то расследова-ние, обнаруживались истинные или мнимые виновники, их давно расстреляли, однако теперь Сталин приказал НКВД вновь поднять материалы об этих про-исшествиях, отобрать наиболее страшные и выдать их на третьем московском процессе за результат вредительской деятельности оппозиционеров.

Но самые кошмарные истории страна услышала даже не от организаторов железнодорожных катастроф, а от старого большевика Зеленского. Поощряе-мый наводящими вопросами генерального обвинителя Вышинского, он рас-сказал на суде о том, как вместе со своими сообщниками дезорганизовал со-ветскую торговлю, чтобы лишить население продовольствия и товаров первой необходимости. Зная, как народ страдает от хронического недоедания, Сталин решил сыграть и на этой болезненной проблеме, чтобы снять с себя ответст-венность за вечный дефицит самых необходимых продуктов.

Зеленский рассказывал, что, являясь главой так называемого Центросоюза, он создавал перебои в снабжении населения товарами. В результате его вреди-тельской деятельности в лавках, потребкооперации не оказалось ни сахара, ни соли, ни махорки, на которые всегда был большой спрос. Он ввёл в торговой сети принцип неравномерного распределения товаров, так что в одних лавках не хватало самого необходимого, а в другие, напротив, завозился избыток то-варов в расчёте на их порчу. И вновь повторялся уже знакомый рефрен: всё это делалось для того, чтобы возбудить в народе недовольство сталинским режи-мом.

Но Вышинскому и этого было недостаточно. Он знал, что Сталин ждёт бо-лее пикантных разоблачений.

– А как обстояло дело с маслом из-за вашей вредительской деятельности? – выпытывал Вышинский у подсудимого с наглостью профессионального шан-тажиста.

Целому поколению детей, родившихся после 1927 года, был незнаком даже вкус сливочного масла. С 1928 по 1935 год российские граждане могли уви-деть масло только в витринах так называемых торгсинов, где всё продавалось только в обмен на золото или иностранную валюту. В 1935 году, когда карточ-ная система, державшаяся шесть лет подряд, была наконец отменена, масло появилось в коммерческих магазинах, однако по совершенно недоступной для населения цене.

Теперь Вышинскому требовалось, чтобы Зеленский признал, что именно руководители оппозиции, а не кто другой, лишили народ возможности видеть на своём столе масло.

– Как обстоят дела с маслом, вот что меня интересует! – восклицал он. – Вы тут говорили о соли, о сахаре и так далее, о том, как вы путём саботажа лиши-ли магазины этих продуктов. Ну, а как было с маслом?

– Маслом мы в деревне не торгуем, – отвечал Зеленский.

– Я не спрашиваю вас, чем вы торгуете, – раздражённо прервал его Вышин-ский. – Вы торговали раньше всего Родиной… Но что вам известно относи-тельно торговли маслом?