Меньшее зло - Юлий Дубов

Впрочем, как раз появилась дочка мистера Брансфилда, скромная, тёмненькая, с совершенно очаровательными ямочками на щёчках и цветком в руке. В коридоре, забыв обо всём, Сэмюэл Пипс целовал и дерзко ласкал юное создание, которое сперва отбивалось, а затем не на шутку разгорелось от страсти.

Если бы не опасения поссориться с суровым мистером Брансфилдом, ни за что не отступился бы.

И всё же вечер впустую не прошёл — на Кейт Джонс, которую удалось заманить в карету, Сэмюэл отыгрался полностью.

Роман с миссис Бэгвелл разворачивался довольно долго — уж очень скромна. Если бы не служащий во флоте муж, явно нуждающийся в повышении, Сэмюэл мог и не решиться. Но она пришла сама, попросила за мужа, мило краснея. И всё случилось прямо тут же, сперва на столе с бумагами, а потом и на вытертом ковре у камина.

Но в офис в то время частенько захаживала миссис Бэрроуз, поэтому свидания с миссис Бэгвелл пришлось перенести в другое место. Сперва ходили по тавернам, где за задёрнутой занавеской после паштета и пива наслаждались любовью. Потом, когда мистер Бэгвелл получил обещанное повышение, Сэмюэл стал запросто заходить к ним в гости.

Как он писал в дневнике,

«отослал мужа миссис Бэгвелл с поручением и, оставшись наедине… Странно, как женщина, столь высоко ставящая любовь к мужу и религии, может быть настолько распутной».

Но такие покладистые мужья, как мистер Бэгвелл, попадались редко — любовь с миссис Лэйн, из соображений безопасности, разворачивалась на другом берегу Темзы. В первый же вечер привёл в распивочную, накормил до отвала цыплёнком и лобстером, подпоил и начал лапать, приговаривая с пыхтеньем — какая у вас, миссис Лэйн, гладкая и приятная на ощупь кожа. Бедра и ноги у неё и вправду были очень белые. Но какие-то чудовищно толстые, что, впрочем, помехой быть не может. Было очень весело, — и миссис Лэйн позволила Сэмюэлу Пипсу все, кроме последнего удовольствия.

Потом подумала и позволила совсем все.

Часто Сэмюэл Пипс испытывал невероятные угрызения совести. Сэмюэлу было стыдно перед женой, которую он ежедневно, многократно и бессовестно обманывал, а покаяться и испросить прощения не мог. Ему было страшно, он боялся Божьего гнева и неминуемой кары за распутство. Тогда он бежал в церковь, каялся, плакал и обещал, что больше никогда не будет безобразничать. Но стоило встать с колен и повернуться к двери храма, как…

Дадим слово самому мистеру Пипсу.

«Когда выходил из церкви, увидел красивейшую на свете леди, как привязанный шёл за ней до самого Тауэра, но там потерял из виду. Мне нужно было купить фрукты для моей бедной доброй жёнушки, и от Тауэра я решил пойти на Фенчерч-стрит, где торгует фруктами та самая милая девушка, с которой я давно собираюсь познакомиться. Однако же её не было на месте, и я купил фрукты у какой-то грязной старухи, после чего завернул по пути домой в „Лебедь“, где встретил Рози, юную родственницу Херберта. Она позволила мне целовать её и трогать везде, где мне было угодно, но не уступила. Тогда, разгорячённый вследствие всего пережитого, я навестил миссис Мартин в её доме на Боу-стрит и там сотворил с нею всё, что захотел. А обошлось-то всего в два шиллинга и пирожок с мясом».

Дома мистера Пипса поджидал сюрприз — именно в этот вечер Элизабет организовала вязку своей любимой собачки. Приглашённый кобель в два прыжка преодолел расстояние от входной двери до коврика у камина, оседлал хозяйскую сучку и, тяжело дыша, стал совершать неутомимые возвратно-поступательные движения.

«Они делали это на глазах у всех, прямо в гостиной, и выглядело всё очень непристойно»

— с отвращением записал в дневнике мистер Пипс. И продолжил:

«Перед Богом и своей совестью даю торжественную клятву исправиться и не совершать более столь ужасных грехов».

Чуть позже в этот же день он занял более реалистичную позицию, потому что далее приписано: «в течение этого месяца». А ещё ниже уточнено: «23 января».

Сэмюэл Пипс, честь ему и хвала, продержался не оставшуюся до конца января неделю, а целых тринадцать дней. Возгордившись своим примерным теперь уже поведением, он даже решился исполнить просьбу, с которой Элизабет приставала уже давно, и торжественно сопроводил её в лавку для покупки кружев. Немедленно после этого визита дневник заполнился упоминаниями о некоей белошвейке Джейн.

Белошвейки хватило, по пипсовским стандартам, надолго.

Уже Великая Чума ополовинила Лондон, уже двери в номерах тринадцатом и пятнадцатом по Олдвич-стрит затянулись черным, а с чердака четырнадцатого номера все доносилось жизнерадостное пыхтение, заглушаемое страстными женскими выкриками.

Белошвейкой не ограничилось. В это же самое время вновь возникает миссис Лэйн, с гладкой кожей и слоновьими ногами, периодически появляется миссис Бэгвелл, неустанно продвигающая по службе своего рогатого супруга. Есть и новенькие: миссис Пеннингтон («а я-то считал её порядочной; странные существа эти женщины; домой вернулся поздно»), миссис Книпп («в карете я усадил её на колени, играл её грудью и громко пел»), некто Бетти Мишель («стоило только мужу отвернуться»), Сара без упоминания фамилии («был с Сарой в „Лебеде“; даже не верится, что она всего месяц замужем; удивлён весьма»).

Имя им легион.

Отдельно отметим миссис Тукер:

«она расчесала мне волосы, после чего я немедленно сделал с нею всё, что хотел».

А в сентябре 1667 года Элизабет наняла новую служанку.

Дебора. Деб.

«Сегодня Элизабет показала мне нанятую ею новую девушку. Очень серьёзная и хорошо воспитана. Восемь лет посещала школу на Боу-стрит. Весь день о ней думал».

Что-то новенькое. Раньше женщины вовсе не заполняли мысли мистера Сэмюэла Пипса, воздействуя непосредственно на физиологию.

Незаметно изменяется тональность дневниковых записей. Исчезают упоминания о миссис Пирс, миссис Книпп и прочих, вместо этого: «сегодня встретил на улице Элизабет с её красивой служанкой», «ужинал с женой и смотрел на красивую служанку». Проходит совсем немного времени, и вот они уже ужинают втроём — Сэмюэл Пипс, Элизабет Пипс и Деб.

Можно только гадать, с помощью каких ухищрений мистеру Пипсу удалось уговорить жену пойти на такое невероятное нарушение приличий. Теперь он уже покупает подарки обеим:

«Когда выбрал серьги для жены, то захотелось купить что-нибудь и для Деб; мне понравилось маленькое серебряное колечко; не следует дарить ей это тайком, потому что жена может заметить новое кольцо; лучше я сделаю это открыто, за ужином».

Похоже, что приблизительно в это время всплывают воспоминания о сладостных минутах в обществе вооружённой гребешком миссис Тукер: теперь Деб не только исполняет приказания хозяйки, но по вечерам причёсывает мистера Пипса. Он же сидит при этом смирно, как школьник, сжимая руками колени:

«Я хотел её обнять, но не осмелился».

Это уж совсем из ряда вон. Сэмюэл Пипс — и не осмелился.

Примерно в марте было решено, что жена на несколько месяцев уедет в деревню. Элизабет поручила Деб составить список неотложных дел. Или что-то не так получилось со списком, или Элизабет просто была не в духе в этот день, но она сильно накричала на Деб и довела её до слёз. Девушка проплакала полдня, не вышла к ужину и, заявившись причёсывать мистера Пипса, все ещё всхлипывала.

Женские слёзы — мощное оружие, и мистер Пипс осмелился. Он обнял Деб, она не отбивалась, а просто уткнулась ему в плечо, и её худые плечики безнадёжно и горестно вздрагивали под его рукой.

«Её слезы пахнут, как морская волна»

— с удивлением записал он в дневнике в эту ночь. Для чиновника Адмиралтейства вполне поэтично.

На следующий день он попытался закрепить достигнутое:

«Убедившись, что никто не может нам помешать, я обнял Деб, но она с великой скромностью отвела мою руку, чем я остался весьма доволен».

Несколько странный способ получать от женщин удовольствие открыл для себя мистер Пипс, не правда ли?

Жена уезжает в деревню и забирает Деб с собой.

Весна в самом разгаре, на крышах беснуются коты, по улицам гоняют собачьи свадьбы, и мистер Пипс, в полном согласии с природой, вновь пускается во все тяжкие: миссис Бэгвелл, миссис Книпп, какая-то миссис Хорнфилд.

Безумства длятся недели три и вдруг прекращаются, как по свистку. Пипс садится в карету и едет на Марш-стрит, целый день ходит по местам, где родилась и выросла Деб, разговаривает с людьми, рядом с которыми она находилась свои шестнадцать лет, и даже знакомится с её дядей — пузатым и мрачным лондонским купцом, исполненным достоинства и всем видом своим внушающим уважение. «Её все так любят!» — читаем мы в дневнике Пипса.

В середине октября Элизабет и Деб возвращаются в Лондон. Не то разлука пошла девушке на пользу, не то мистеру Пипсу удалось подобрать какие-то особенные слова, но Деб больше не отбивается. И в воскресенье двадцать пятого числа происходит катастрофа — Элизабет неожиданно входит в комнату и застаёт мистера Пипса и Деб in flagrante.