Капитал и идеология - Томас Пикетти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В частности, британское правительство согласилось выплатить рабовладельцам компенсацию, примерно равную рыночной стоимости их запасов рабов. Были установлены довольно сложные графики выплат в зависимости от возраста, пола и производительности каждого раба, чтобы обеспечить наиболее справедливую и точную компенсацию. Около 20 миллионов фунтов стерлингов, или 5 процентов национального дохода Великобритании того времени, было выплачено примерно 4000 рабовладельцам. Если бы в 2018 году британское правительство решило потратить аналогичную долю национального дохода, ему пришлось бы выплатить 120 миллиардов евро, или в среднем по 30 миллионов евро на каждого из 4000 рабовладельцев. Очевидно, что это были очень богатые люди, многие из которых владели сотнями рабов, а в некоторых случаях и несколькими тысячами. Расходы финансировались за счет соответствующего увеличения государственного долга, который погашался британскими налогоплательщиками; на практике это означало в основном скромные или средние семьи, ввиду действовавшей в то время крайне регрессивной налоговой системы (основанной в основном на косвенных налогах на потребление и торговлю, как и большинство налоговых систем до двадцатого века). Чтобы получить представление о порядках величины, отметим, что общие государственные расходы на школы и другие учебные заведения (на всех уровнях) составляли менее 0,5 процента от годового национального дохода в Великобритании в XIX веке. Таким образом, компенсация рабовладельцам составила более чем десятилетний объем расходов на образование. Сравнение становится еще более поразительным, если понять, что недостаточные инвестиции в образование обычно считаются одной из основных причин упадка Великобритании в двадцатом веке.
Так случилось, что парламентские архивы, в которых хранится хроника этих решений, казавшихся в то время совершенно разумными и оправданными (по крайней мере, в глазах меньшинства граждан-собственников, обладавших политической властью), недавно стали предметом обширного изучения, которое завершилось публикацией двух книг и обширной онлайновой базы данных. Среди потомков рабовладельцев, получивших щедрую компенсацию в 1830-х годах, был двоюродный брат бывшего премьер-министра Дэвида Кэмерона. Некоторые требовали, чтобы государство возместило выплаченные суммы - суммы, которые легли в основу многих семейных состояний, сохранившихся до наших дней, поскольку имущество рабовладельцев уже давно заменено недвижимостью и финансовыми активами. Однако из этих требований ничего не вышло.
Закон об отмене рабства 1833 года освободил около 800 000 рабов, в основном (всего около 700 000) в Британской Вест-Индии (Ямайка, Тринидад и Тобаго, Барбадос, Багамы и Британская Гвиана), а также меньшее количество в Капской колонии в Южной Африке и на острове Маврикий в Индийском океане . Население этих территорий состояло в основном из рабов, но по сравнению с населением Соединенного Королевства в 1830-х годах (около 24 миллионов человек), число освобожденных рабов составляло лишь около 3 процентов от общего числа жителей метрополии. В противном случае, без большого количества британских налогоплательщиков по сравнению с количеством освобожденных рабов, было бы невозможно понести большие расходы на полное возмещение ущерба рабовладельцам. Как мы увидим, в Соединенных Штатах все выглядело совсем иначе: сумма компенсации, которая потребовалась бы, практически исключала возможность финансового решения.
О проприетарном обосновании компенсации рабовладельцам
Важно настаивать на том, что политика возмещения ущерба рабовладельцам казалась британской элите того времени самоочевидно разумной. Если конфисковать собственность рабов без компенсации, то почему бы не конфисковать собственность тех, кто владел рабами в прошлом, но обменял их на другие активы? Не окажутся ли тогда под угрозой все существующие права на собственность? Это те же самые собственнические аргументы, которые мы встречали ранее в других контекстах, например, в связи с корвеями во время Французской революции и заочными землевладельцами в Ирландии в конце XIX - начале XX века.
Вспомните также романы Джейн Остин, о которых я говорил в предыдущей главе. В "Мэнсфилд-парке" так получилось, что сэр Томас владеет плантациями на Антигуа, а Генри Кроуфорд - нет, но эти факты не имеют особого морального оттенка, учитывая то, насколько разные виды активов и разные формы богатства (земля, государственные облигации, здания, финансовые инвестиции, плантации и так далее) кажутся взаимозаменяемыми, пока они приносят ожидаемый годовой доход. По какому праву парламенту должно быть позволено разорять одного из этих джентльменов, а не другого? Действительно, нелегко было увидеть "идеальное" решение, пока человек отказывался подвергать сомнению логику собственничества. Конечно, можно было бы считать справедливым требовать большего от тех, кто обогатился за счет рабовладения, не только лишая их "собственности", но и выплачивая рабам компенсацию, например, передавая им в собственность участки, на которых они так долго работали без вознаграждения. Но для финансирования компенсации, возможно, было бы оправданно обложить всех владельцев собственности налогом по скользящей шкале в зависимости от их богатства. Это позволило бы разделить бремя со многими людьми, владевшими рабами в прошлом, и, в целом, со всеми, кто обогатился за счет ведения бизнеса с рабовладельцами, например, покупая производимые ими хлопок и сахар, игравшие центральную роль в экономике того времени. Но именно этого общего вопроса о собственности, который стал бы почти неизбежным, если бы подняли вопрос о компенсации рабов (или просто согласились с отсутствием компенсации рабовладельцев), элиты XIX века хотели избежать.
Необходимость выплаты компенсаций рабовладельцам была очевидна не только для политической и экономической элиты того времени, но и для многих мыслителей и интеллектуалов. Мы возвращаемся к различию между "радикальным" и "умеренным" Просвещением, с которым мы сталкивались при обсуждении Французской революции. Хотя некоторые "радикалы", такие как Кондорсе, отстаивали идею отмены рабства без компенсации, большинство "либералов" и "умеренных" считали компенсацию владельцам самоочевидным и неоспоримым предварительным условием любой дискуссии. Среди них был Алексис де Токвиль, который выделялся во французских дебатах об отмене в 1840-х годах предложениями о компенсации, которые он считал гениальными (и они были таковыми для рабовладельцев, как мы увидим позже). Конечно, моральные аргументы о равном человеческом достоинстве играли определенную роль в дебатах аболиционистов. Но до тех пор, пока эти аргументы не обеспечивали всеобъемлющего видения того, как устроено общество и экономика, и точного плана, описывающего, как отмена рабства впишется в собственнический порядок, они не вызывали большой поддержки.
В восемнадцатом и девятнадцатом веках многочисленные христианские аболиционисты пытались объяснить, что сама христианская доктрина требует немедленного прекращения рабства и что именно появление христианства
