Капитал и идеология - Томас Пикетти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот исторический опыт весьма важен для многих современных дебатов о том, как лучше ограничить власть денег и собственности. Конечно, сегодня никто не предлагает, чтобы право голоса, как в прошлом, прямо зависело от богатства. Тем не менее, последние годы стали свидетелями развития различных доктрин и идеологий, в первую очередь в Верховном суде США, целью которых является отмена ограничений на частные взносы в политические кампании; это равносильно предоставлению потенциально неограниченного влияния на выборы самым богатым людям. Вопрос ограничения власти богатства также встает в связи с неравенством юрисдикций: например, некоторые споры теперь подлежат рассмотрению в частном арбитраже, что позволяет богатым людям избежать решения государственных судов. Доступ к высшему образованию также зависит от богатства: многие американские и международные университеты уделяют особое внимание детям богатых доноров, но показательно, что эта политика редко обсуждается публично. И так далее. Позже мы увидим, что произошли важные инновации в голосовании акционеров и корпоративном управлении. Многие страны, включая Швецию и Германию, урезали права акционеров и увеличили власть работников и их представителей (которые имеют право на треть - половину мест в советах директоров компаний). Эти нововведения в настоящее время активно обсуждаются во многих странах, которые первоначально сопротивлялись им (например, во Франции, Великобритании и США), и вполне могут привести к дальнейшему развитию событий.
В целом, я хочу еще раз подчеркнуть разнообразие и сложность политических, идеологических и институциональных траекторий, которые привели в XVIII и XIX веках от трифункциональных обществ к триумфу обществ собственности, а затем к социал-демократическим, коммунистическим и неопроприетарным обществам XX и начала XXI века. После того как был установлен примат прав частной собственности, предположительно открытой для всех, и моно поли централизованного государства над царскими полномочиями (правосудие, полиция и законное насилие), оставалось прояснить множество вопросов, начиная с организации государственной власти.
До девятнадцатого века некоторые общества прошли довольно долгий путь к монетизации отношений власти и общественных функций. Во Франции, например, в XVII и XVIII веках стала широко распространена мздоимство: все большее число государственных должностей и должностей выставлялось на продажу, особенно в сфере сбора налогов и правосудия. Это было как следствием финансовых потребностей абсолютной монархии (и ее неспособности собрать достаточные средства за счет налогообложения), так и отражением собственнической логики и стимулов. Человек, готовый отдать значительный капитал в обмен на государственную должность, не мог быть совсем плохим; в любом случае, он будет нести расходы за свои собственные ошибки и бесхозяйственность и, следовательно, будет иметь все стимулы действовать на благо общества. Следы этой логики сохранились и по сей день. Кандидаты на некоторые государственные должности - например, полицейские в Индонезии или французские налоговые чиновники, известные как trésoriers payeurs généraux - должны внести крупную сумму денег перед вступлением в должность; в случае злоупотреблений эти "поручительства" не возвращаются. Французская революция положила конец большинству этих продажных должностей, выплатив компенсацию их владельцам: суверенитет государства больше нельзя было продавать по частям, но это не повод плохо обращаться с теми, кто вложил свои деньги в должности до революции.
Эти дебаты показывают, что идеология собственничества может принимать не одну форму, и некоторые из этих форм имеют резонанс и сегодня. Сегодня никому не придет в голову продавать государственные должности и офисы (хотя американская практика вознаграждения крупных политических доноров важными дипломатическими постами, безусловно, является формой продажности). Однако по мере того, как государственный долг в богатых странах достигает исторического максимума, в некоторых случаях превышая стоимость всех государственных активов вместе взятых, можно утверждать, что государственная казна и функции государства снова становятся объектом контроля со стороны частных кредиторов. Это расширяет диапазон того, чем можно владеть; форма собственности отличается от той, что была в продажных офисах, но эффект расширения сферы охвата частного богатства аналогичен, если не больше, учитывая изощренность современной правовой и финансовой системы. В двадцать первом веке, как и в девятнадцатом, отношения собственности никогда не бывают простыми: они зависят от правовой, налоговой и социальной системы, в которую они встроены. Именно поэтому невозможно изучать неоприетаризм XXI века без предварительного анализа различных форм общества собственности XIX века.
Негалитарные тенденции в обществах собственности XIX века
Что мы можем сказать об эволюции концентрации собственности в Великобритании и Швеции в XIX и начале XX века? Как траектории этих двух стран сопоставимы с траекториями Франции? Хотя британские и шведские записи о наследстве не столь богаты и полны, как те, которые революция завещала Франции, тем не менее, их в значительной степени достаточно для установления ключевых порядков величины.
Самый поразительный вывод заключается в том, что, несмотря на все различия в траекториях развития этих трех стран, все они демонстрируют одинаково высокую степень концентрации собственности на протяжении долгого девятнадцатого века. Ключевым фактом является то, что неравенство росло в период Belle Époque (1880-1914); только после Первой мировой войны и сильных политических потрясений периода 1914-1945 годов мы видим значительное снижение концентрации богатства. Этот вывод справедлив как для Великобритании (рис. 5.4) и Швеции (рис. 5.5), так и для Франции и всех других стран, по которым мы располагаем адекватной исторической документацией.
РИС. 5.4. Распределение собственности в Великобритании, 1780-2015 гг.
Интерпретация: Доля общей частной собственности (недвижимость, профессиональные и финансовые активы, за вычетом долгов), принадлежащая самым богатым 10 процентам, составляла примерно 85-92 процента в Великобритании с 1780 по 1910 год. Деконцентрация началась после Первой мировой войны и закончилась в 1980-х годах. Основным бенефициаром был "патримониальный средний класс" (средние 40 процентов), который здесь определяется как группа между "нижним классом" (нижние 50 процентов) и "верхним классом" (самые богатые 10 процентов). Источники и серии: piketty.pse.ens.fr/ideology.
Несколько моментов требуют разъяснения. Во-первых, тот факт, что сжатие неравенства богатства начинается только после Первой мировой войны, очевидно, не означает, что оно не произошло бы, если бы не было войны. Негалитарные тенденции общества собственности XIX века, противоречащие эмансипационным обещаниям, которые последовали за падением предшествующих троичных обществ, поддерживались специфической правовой и фискальной системой. Рост неравенства в значительной степени способствовал появлению во второй половине XIX века социалистических, коммунистических, социал-демократических и лейбористских
