Отель с привидениями и другие таинственные истории - Натаниель Готорн

После этого смелого начала он выставляет свои условия, на которых соглашается участвовать в сговоре и умереть, оставив после себя тысячу фунтов.

Сама Графиня или Барон должны при нем пробовать его еду и питье и даже лекарства, какие ему пропишет врач. Что касается оговоренной суммы, то на нее должен быть выписан кредитный билет, его надо завернуть в лист бумаги и поверху написать несколько слов — Курьер их продиктует. Потом конверт запечатывается, пишется адрес жены и приклеивается марка. Готовое к отправлению письмо будет лежать у него под подушкой; и пока у врача будет оставаться хоть малейшая надежда на выздоровление пациента, Барон и Графиня вправе в любое время проверять как наличие самого письма, так и сохранность его печати. И наконец последнее. Курьер хочет умереть со спокойной совестью и потому желает оставаться в неведении относительно всего, что касается устранения Милорда. Не то чтобы его особенно тревожит судьба его прижимистого хозяина — просто он не хочет отвечать еще и за других.

Все эти условия принимаются, и Графиня зовет Барона, ожидающего развития событий в соседней комнате.

Ему сообщают, что Курьер соблазнился на предложение, однако сам Барон благоразумно придерживает язык. Став спиной к постели, он показывает Графине бутыль. На ней наклейка: „Хлороформ“. Графиня догадывается, что из своей комнаты Милорд будет удален в бессознательном состоянии. Где он будет содержаться? Уже выходя из комнаты, Графиня шепотом задает этот вопрос Барону. Барон шепчет в ответ: „В подвале“.

Занавес падает».

Глава 13

Этим кончался второй акт.

Генри вяло поворошил страницы третьего акта: душевно и физически он нуждался в передышке.

В одном отношении заключительная часть рукописи разительно отличалась от того, что он читал. Чем ближе к концу, тем чаще давала о себе знать перенапрягшаяся голова. Все хуже делался почерк; длинные предложения не дописывались до конца; в диалогах реплики были перепутаны. В некоторых местах слабеющее соображение пишущей выравнивалось, но скоро возвращалось в прежнее состояние и безнадежно теряло нить рассказа.

Прочитав еще два-три более или менее внятных пассажа, Генри почувствовал, что не может дальше выносить этот сгустившийся мрак. Он оторвался от рукописи и в тоске и совершенном изнеможении повалился на постель. Почти в ту же минуту вошел лорд Монтбарри.

— Мы только что вернулась из оперы, — сказал он, — и узнали, что эта жалкая женщина умерла. Говорят, ты беседовал с ней незадолго до смерти; мне интересно, как это было.

— Ты узнаешь, как это было, — ответил Генри, — и еще кое-что узнаешь. Ты теперь глава семьи, Стивен, и в этом деле, из-за которого я не знаю покоя, решающее слово я оставляю за тобой.

Сделав это вступление, он рассказал брату, каким образом к нему попала пьеса графини.

— Прочти первые две страницы, скачал он. Мне не терпится знать, то ли же самое впечатление производят они на нас обоих.

Не прочитан и половины первого акта, лорд Монтбарри вскинул на брата глаза.

— С какой стати она выдает это за собственное сочинение? — спросил он. — Она совсем, что ли, сошла с ума и не помнила, что все это так и было?..

Генри был удовлетворен: у них складывалось одинаковое впечатление от пьесы.

— Поступай как знаешь, — сказал он. — Но если бы ты меня послушался, то лучше бы тебе не читать дальше, где наш брат жестоко искупает свой злой брак.

— А ты до конца прочел, Генри?

— Не до конца. Я не смог читать последние страницы. После школы мы с тобой мало общались со старшим братом; я, например, считал его поведение с Агнес постыдным и не боялся высказать это вслух. Но когда я читал это бессознательное признание в злодейском заговоре, жертвой которого он пал, я испытывал что-то вроде угрызений совести, вспоминая, что нас родила одна мать. Сегодня ночью я относился к нему так, как, стыдно сказать, не относился никогда прежде.

Лорд Монтбарри взял брата за руку.

— Ты славный малый, Генри, — скачал он, — но уверен ли ты, что не мучил себя напрасно? Если что-то в этом полоумном сочинении совпадает с правдой, какой мы ее знаем, разве это значит, что можно доверять и всему остальному?

— Усомниться в этом невозможно, ответил Генри.

— Невозможно усомниться? — повторил брат. — Буду читать дальше, Генри, и посмотрим, что можно будет сказать в пользу твоей убежденности.

Он читая, не отрываясь до самого конца второго акта. Потом поднял глаза.

— Ты действительно уверен в том, что обезображенные останки, которые ты обнаружил, это прах нашего брата? — спросил он. — И для такой уверенности тебе достаточно вот этого свидетельства?

Генри молча кивнул.

Лорд Монтбарри сдержал вскипавшее раздражение.

— Ты сам признался, что не читал последние страницы, — сказал он. — Не будь ребенком, Генри! Если тебе понадобилось слепо доверять такой чепухе, то изволь, по крайней мере, одолеть ее до конца. Будешь читать третий акт? Не будешь? Тогда я тебе его прочту.

Он вернулся к третьему акту и стал читать отрывки, для стороннего глаза достаточно четко и вразумительно написанные.

— «Вот сцена в подвале палаццо, — начал он. — Жертва спит на жалкой постели; Барон и Графиня обсуждают свое положение. Графиня (насколько я могу понять) достала нужные деньги, заняв под гарантию своих франкфуртских драгоценностей; а наверху врач оставляет Курьеру шанс на выздоровление. Что делать злоумышленникам, если человек поправится? Осторожный Барон предлагает освободить узника. Если тот рискнет обратиться в суд, будет легко объявить его душевнобольным, о чем может свидетельствовать его жена. И обратно: если Курьер умрет, то как избавиться от обобранного до нитки безымянного дворянина? Бездействуя, то есть уморив его голодом? Нет, Барон благородный человек, и бессмысленная жестокость ему претит. Остается действовать — может, смерть от ножа наемного убийцы? Барон возражает: сообщники ненадежны; к тому же он не хочет ни с кем делиться деньгами. Бросить узника в канал? Барон не доверяет и воде: с поверхности можно видеть, что в глубине. Поджечь его постель? Прекрасная мысль, но могут увидеть дым. Нет, теперь обстоятельства переменились, и простейшим решением будет яд. Этот человек теперь просто всем мешает. Тут подойдет самый обыкновенный яд».

— Неужели ты правда, Генри, веришь, что такое совещание могло иметь место?

Генри не ответил. Зачитанные только что казни шли в том самом порядке, в каком сменялись кошмары, донимавшие миссис Норбери те обе ночи, что она провела в отеле. Бесполезно обращать внимание брата на это совпадение. Он сказал только: