Отель с привидениями и другие таинственные истории - Натаниель Готорн

Заметив, что Графиня слушает его, он спрашивает, что она может предложить. При всех недостатках у этой женщины есть огромное достоинство — высказываться без околичностей. „Неужели у тебя в подвале не найдется бутылки, — спрашивает она, — с какой-нибудь „серьезной болезнью“?“

В ответ Барон сумрачно качает головой. Чего он боится? Что после смерти могут сделать вскрытие? Нет, его не страшит никакое вскрытие. Он боится самой процедуры отравления. Милорд слишком заметная фигура, чтобы его можно было объявить серьезно заболевшим без медицинского освидетельствования. А где врач, там всегда есть опасность разоблачения. Дальше: этот Курьер — он предан Милорду, покуда тот платит ему жалованье. Даже если ничего не заподозрит врач, что-то может обнаружить Курьер. Чтобы яд сделал свое тайное дело, его нужно давать отмеренными дозами. Малейший просчет или ошибка могут возбудить подозрение. Слухи могут дойти до страховых контор, и те откажутся платить. При таком положении дел Барон не станет рисковать, да и сестре не позволит рисковать вместо себя.

На сцене появляется еще один герой — сам Милорд. Он раз за разом звонит Курьеру, но тот не является. Что означает эта наглость?

Со сдержанным достоинством (ибо зачем радовать скверного мужа, показывая, как глубоко она уязвлена?) Графиня напоминает Милорду, что Курьер ушел на почту.

Милорд подозрительно спрашивает, видела ли она это письмо. Графиня холодно отвечает, что не интересуется его письмами. Вспомнив о его простуде, она спрашивает, не нужно ли позвать врача. Милорд в сердцах отвечает, что в его годы пора уметь лечиться самому.

В это время входит Курьер, вернувшийся с почты. Милорд велит ему снова выйти и купить лимоны. Он хочет пропотеть в постели после горячего лимонада. Он и прежде так лечился от простуды — вылечится и на этот раз.

Курьер молча повинуется. Судя по его виду, он очень неохотно делает этот второй выход.

Милорд поворачивается к Барону, до этого не принимавшему участия в разговоре, и ядовито интересуется, сколько еще времени тот предполагает оставаться в Венеции. Барон невозмутимо отвечает: „Будем говорить откровенно, Милорд. Если вам желательно, чтобы я покинул ваш дом, вам достаточно это сказать — и я его покину“. Милорд поворачивается к жене и спрашивает, перенесет ли она разлуку с братом, издевательски упирая на слово „брат“. Графиня сохраняет хладнокровие, ничем не выдавая своей смертельной ненависти к титулованному негодяю, оскорбившему ее. „Вы хозяин у себя дома, Милорд, — только и отвечает она. — Поступайте, как вам заблагорассудится“.

Милорд смотрит на жену, переводит взгляд на Барона и неожиданно меняет тон. Не уловил ли он за спокойствием Графини и ее брата таящейся угрозы? Как бы то ни было, он просит извинить его за несдержанный язык. (Жалкий негодяй!)

С лимонами и горячей водой возвращается Курьер, и Милорд комкает свои оправдания.

Графиня только теперь отмечает болезненный вид слуги. Когда он опускает поднос на стол, у него дрожат руки. Милорд велит Курьеру идти за ним и приготовить лимонад в спальне. Графиня говорит, что Курьер едва ли способен выполнить его распоряжение. При этих словах человек признается, что он действительно нездоров. Он тоже простудился; в лавке, где он брал лимоны, он ждал на сквозняке. Его бросает то в холод, то в жар, и он просит позволения ненадолго прилечь в постель.

Покоряясь голосу человеколюбия, Графиня вызывается сама приготовить лимонад. Милорд берет Курьера под руку, отводит его в сторону и шепчет ему: „Наблюдай за ней, следи, чтобы она ничего не клала в лимонад; принеси мне его сам и уж тогда отправляйся в постель“.

Не сказав более ни единого слова ни жене, ни Барону, Милорд уходит.

Графиня готовит лимонад, и Курьер относит его хозяину.

Возвращаясь к себе в комнату, он чувствует такую слабость и головокружение, что вынужден хвататься за спинки стульев, чтобы не упасть. Всегда внимательный к людям низкого звания, Барон протягивает ему руку, „Боюсь, приятель, говорит он, — вы действительно нездоровы“. На это Курьер дает поразительный ответ: „Конец мне пришел, сэр: я уже не оправлюсь от этой простуды“.

Графиня отказывается верить своим ушам. „Вы совсем не старый человек, — говорит она, желая ободрить Курьера. — В вашем возрасте простуда совсем не обязательно кончается смертью“.

Курьер останавливает на ней полный отчаяния взгляд.

„У меня слабые легкие, миледи, — говорит он. — Два приступа бронхита я уже перенес. Последний раз мой врач показал меня какому-то знаменитому специалисту, и тот сказал, что я выкарабкался просто чудом. „Следите за собой, — сказал он. — Если у вас третий раз будет бронхит, вы как пить дать помрете“. Меня внутри так же колотит, миледи, как в те первые два раза, и я вам еще раз скажу: я нашел свою смерть в Венеции“.

Говоря успокоительные слова, Барон уводит его к нему в комнату. Графиня остается на сцене одна.

Она садится и устремляет взгляд на дверь, в которую вышел Курьер.

„Ах, бедняга, — говорит она. — Если бы ты мог поменяться здоровьем с Милордом, как это было бы славно для Барона и для меня! Если бы ты мог излечиться от пустячной простуды глотком горячего лимонада, а он вместо тебя простудился бы насмерть…“

Она на время смолкает, задумывается и вдруг, торжествующе вскрикнув, вскакивает на ноги: ее осеняет великолепная, небывалая мысль. Пусть эти двое поменяются именами и местами — и дело сделано! Что может этому помешать? Честными либо нечестными средствами выдворить Милорда из его комнаты и тайно от всех держать его узником в палаццо, а жить ему или умереть — это покажет время. Курьера же уложить в освободившуюся постель и пригласить доктора: болеть он будет в качестве Милорда, а умрет (если умрет) под именем Милорда!»

Рукопись выпала у Генри из рук. На него накатил дурманный ужас. Уже к концу первого акта возникший вопрос теперь приобрел новый, мучительный интерес. Вплоть до монолога Графини события второго акта, как и первого, в точности соответствовали событиям жизни его покойного брата. Этот чудовищный замысел, о котором он только что прочел, — плод мрачной фантазии графини? Или здесь она также обманывалась, полагая, что сочиняет, тогда как ее пером водила виноватая память? Если верно второе, то он читал ни много ни мало о намеренном убийстве своего брата, хладнокровно задуманном женщиной, с которой он был сейчас под одной крышей. Усугубляя роковое стечение обстоятельств, не кто иной, как Агнес, свела этих злодеев с человеком, который стал орудием преступления.