Анатомия любви - Дана Шварц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хейзел обернулась.
– Единственное, что мне нужно от бессмертия, – призналась она, – это узнать, сможет ли оно защитить от повешения.
Бичем вскочил, от изумления раскрыв рот. Затем быстро заморгал и снова уселся на место.
– Да, – сказал спокойно. – Несомненно, бессмертие сильнее сломанной шеи и удушения.
Хейзел кивнула и вышла из класса, оставив Бичема в одиночестве сидеть у огня, в свете которого он был похож не столько на человека, сколько на бесплотного призрака.
37
В тюрьму не пускали посетителей, но Хейзел сунула фунт в руку стражнику, и тот, кивнув, позволил ей войти.
– Пять минут, – сказал он, уходя.
Приговор вынесли быстро. Совету лордов потребовалось всего лишь четыре часа, чтобы признать Джека Каррера виновным и приговорить к повешению за шею до смерти. За участие в торговле телами доктора Стрейна лишили медицинской лицензии и исключили из Анатомического общества, но вот уже несколько дней толпа на улицах скандировала, что Стрейна тоже нужно повесить.
Хейзел слышала их крики, когда шла по Старому городу, но стоило войти в тюрьму, как толстые каменные стены заглушили все звуки снаружи. Лишь тихие стоны безумцев и раскаявшихся эхом носились по тюремным коридорам, сливаясь с писком крыс. Это были жалобы тех, кто знал, что никто их уже не услышит.
Джек не стал выступать в свою защиту в суде. Он не предлагал никаких оправданий и объяснений. Лучше уж считаться убийцей, чем убийцей и безумцем.
Хейзел думала, что расплачется, увидев его снова, но слез не было. Они все иссякли за последние несколько дней. Ее полностью покинули и печаль, и радость, оставив лишь пустоту и холод.
Хейзел никогда еще не видела Джека настолько изможденным. Он сидел у стены, согнувшись, и катал по полу кубик костей, который у него забыли забрать после суда. Его волосы повисли длинными унылыми прядями, а глаза покраснели от бессонницы.
Увидев ее, Джек встал, подошел к решетке и просунул руки, чтобы взять ее ладони в свои.
– Хейзел, – прошептал он. – Хейзел, любовь моя.
И заправил прядь ее каштановых волос за ухо. Он был так близко, что Хейзел могла разглядеть веснушки на его переносице и ощутить теплое дыхание на своей щеке.
Хейзел что-то держала в кулаке, какой-то крошечный стеклянный флакон. Исходящее от него странное свечение пробивалось сквозь ее пальцы. Джек смотрел не отрываясь. Он внимательно слушал ее объяснения о том, что содержится в этом флаконе и какую силу он может ему дать. Затем тихо задал несколько вопросов. Хейзел ответила.
Она протянула флакон через прутья решетки, и Джек взял его, покатав по ладони.
– Так это все по-настоящему? – только и спросил он.
Хейзел кивнула.
Он поднял флакон к тусклому окошечку, чтобы рассмотреть как следует. За стеклом кружилась крохотная галактика.
– А ты бы его выпила? – спросил он мягко. – Будь ты на моем месте?
– Джек, ты должен его выпить. Пожалуйста. Выпей и возвращайся ко мне. Приезжай за мной в Хоторнден, как только сможешь. Так мы сможем быть вместе. Сможем сбежать куда-нибудь… на материк. Начать все сначала.
Тут Джек рассмеялся красивым, звонким смехом, полным радости, боли и любви, что он питал к Хейзел все то недолгое время, которое они были знакомы. И именно этот смех все-таки заставил Хейзел заплакать.
– Почему ты смеешься? – спросила она, а затем засмеялась следом за ним.
Протиснувшись между ржавыми прутьями решетки, Джек прижался губами к ее губам, и они оба почувствовали соленый вкус слез.
– Нет. Нет, нет, нет, нет, нет. Хейзел, если я правда… решу принять его, я стану беглецом на всю жизнь. А точнее, на очень долгое время. Возможно, на целую первую жизнь и еще половину второй. Ты, – тут он поцеловал ее, – ты, – и еще раз, – прекрасная, – и еще, – идеальная, ты, – и еще, – заслуживаешь настоящей жизни. Ты станешь великолепным врачом. Ты поможешь стольким людям и изменишь столько жизней. Ты осветишь этот мир своим пламенем, но не сможешь сделать этого из тени. Не сможешь создавать лекарства на бегу. Никому из наших величайших умов не приходилось в поте лица добывать свой хлеб перед тем, как заняться опытами и экспериментами. Нет, Хейзел. Нет. Я не могу с тобой так поступить.
– А это не тебе решать, Джек. Я сама могу выбрать, где и как мне жить. Это недостаточно веская причина.
Джек вскинул брови.
– Споришь со мной? Меня вот-вот повесят, а ты все равно мне не уступаешь? – Он улыбнулся. – Думаю, ты права. Это недостаточно веская причина. Заставляет видеть во мне героя, тогда как я просто обычный эгоист.
– Что ты имеешь в виду? Как ты можешь быть эгоистом?
– Хейзел, даже ад лучше того мира, в котором я буду смотреть, как ты старишься, а затем потеряю тебя, после чего буду вынужден жить дальше. – Слезы тихо лились по щекам Хейзел. – Для меня ты навсегда останешься семнадцатилетней, Хейзел Синнетт. Всегда будешь такой красивой, упрямой и потрясающе умной. Твое лицо будет последним, что я увижу, закрывая глаза, и первым, что представлю, просыпаясь.
– Так ты его все-таки примешь? – тихо сказала Хейзел. – Примешь эликсир?
– Я пока не знаю, – признался Джек. – Я ужасно боюсь.
За спиной у Хейзел лязгнула дверь и послышался стук тяжелых сапог стражника.
– Все, мисс. Время вышло.
Хейзел наклонилась и поцеловала Джека.
– Я целую жизнь буду любить тебя, Джек Каррер, – сказала она.
Затем просунула руку сквозь прутья и положила ее на грудь Джека, ощутив под ладонью зашитую ею рану.
– Мое сердце будет принадлежать тебе, Хейзел Синнетт, – поклялся Джек. – Всегда. Бьющееся или замершее.
– Бьющееся или замершее, – повторила она.
Джека Каррера повесили на площади Грассмаркет следующим утром в десять часов. Рассказывали, будто никогда еще на публичной казни в Эдинбурге не собиралось столько народа, но Хейзел там не было. Рассказывали, что тело повешенного было продано в учебный госпиталь университета.
Но ничего не говорили про то, осталось ли оно там.
38
Когда пришла весна, оттаяла земля и ручей у стен Хоторндена затопил берега, Йона и Чарльз поженились в саду. Невеста была наряжена в розовое платье, которое Хейзел заказала у швеи из Нового города, а в ее косу вплели белые цветы и зелень.
– С вами все будет в порядке? – спросила Йона у Хейзел после церемонии и танцев, заставив
