Анатомия любви - Дана Шварц

леди походке, медленно, словно дух среди теней, прокралась вперед насколько осмелилась.

В отсутствие прикрытия из сотни мужских ног, закрывавших междурядье, Хейзел пришлось остановиться далеко от сцены, откуда разобрать, что там происходит, можно было только в общих чертах. Там, на хирургической кушетке, жизнерадостно разглагольствуя, сидел мужчина. Его голос эхом разносился по залу. Фигура под вуалью по-прежнему сидела в кресле, за ее плечом угрожающе возвышался незнакомец в цилиндре. А в центре сцены анатомического театра, держа голубоватый флакон с эфириумом в одной руке и кружевной платок – в другой, стоял доктор.

На нем был кожаный мясницкий фартук, а лицо скрывало странное приспособление. Оно походило на большие очки, но вместо двух стекол имело только одно.

Одно круглое увеличительное стекло по центру, скрывающее лицо доктора и превращающее его в создание из греческих мифов. Это был он – одноглазый человек, снившийся Дженет, принявший образ циклопа с круглым стеклянным глазом, оправленным в латунь. Его увеличенная радужка вспыхивала голубым и расплывалась за стеклом, как морская вода.

– Ключ ко всему – эфириум, милорд. Возможно, вы видели мою демонстрацию в начале осени?

Человек на кушетке приподнялся на локтях.

– Признаться честно, не видел, доктор.

Доктор смочил платок перламутрово-голубой жидкостью.

– Что ж, эффект довольно примечателен. Я замечаю, что пациентам нравится использовать его на ночь для улучшения сна. Вы проснетесь через пару часов отлично отдохнувшим. При неудачном раскладе самочувствие будет как после плохого сна. Самое худшее – это легкое раздражение в новом глазе, но оно утихнет через пару недель. Вы заметите, как день ото дня в нем проясняется туман.

– Я так жду этого, доктор, клянусь вам!

Мужчина на кушетке оказался бароном Уолфордом, легко узнаваемым даже в простой льняной рубашке. Он смачно причмокнул губами и улегся назад на кушетку.

– Делайте свое черное дело, доктор, – скомандовал он. – Дождаться не могу, когда раз и навсегда распрощаюсь с этим жутким стеклянным глазом.

Выражение лица доктора было не разобрать за стеклом. Он поднес пропитанный эфириумом платок к лицу барона, а затем повернулся к закутанной фигуре в кресле.

– Будьте любезны, сэр, – обратился доктор к мужчине в цилиндре.

Тот сдернул вуаль, под которой оказался мальчик со светлыми волосами, от грязи казавшимися почти каштановыми, связанными спереди руками и тряпкой, намотанной на лицо, чтобы заглушить крики. Мальчик извивался в путах, выгибаясь взад и вперед в попытках освободиться. Даже со своего места Хейзел смогла разглядеть неприкрытую панику на его лице, ставшем уже багрово-красным.

– Ну-ну, – проворковал доктор, снова смачивая платок эфириумом, прежде чем прижать к лицу жертвы. Мальчик дернулся в руках похитителей, а затем обмяк.

– Вот так, – пробормотал доктор. – Давайте-ка его на стол. Будьте добры, сэр?

Мужчина в цилиндре помог доктору вытащить мальчика из кресла и положить на длинный стол в центре сцены, прямо рядом с бароном Уолфордом, на вид просто мирно спящим. Тело мальчика безжизненно обвисло, словно у тряпичной куклы.

– Жутко сложно было найти глаз того самого цвета, – заявил мужчина в цилиндре грубым, как шуршащий гравий, голосом. – Перебрал дюжину парней, пока нашел этого, с нужным оттенком. Красное дерево, так? Вот скажите, что его гляделки не такие.

– Да-да, – сказал доктор. – Могу себе представить ваши трудности. Но за деньги, что заплатил этот славный джентльмен на столе, думаю, можно подобрать ему именно то, что он хочет.

Мужчина в цилиндре прочистил горло.

– А сколько конкретно он платит? За такое?

– Ну-ну, Джонс, вы же знаете, что я нахожу неуместными разговоры о деньгах. Но смею вас заверить, заплатил он достаточно и может требовать, чтобы новый глаз сочетался по цвету со старым.

Доктор настроил линзу своего увеличителя и выбрал скальпель со стола.

– Сама по себе процедура проста, особенно учитывая, что у клиента первоначально не было глаза. Глазница уже обработана. А теперь нам всего лишь нужно…

Он с мерзким хлюпаньем воткнул скальпель в лицо мальчику, который даже без сознания остался со связанными руками. Мальчик не дернулся, даже когда нож доктора врезался под его надбровную кость и сделал толстый разрез вдоль носа.

– А теперь наружу прыг, – проговорил доктор и выковырял левый глаз из глазницы мальчика. – Джонс, будьте добры, подайте тертый бобовый корень, серебряную пудру и то снадобье, которое я храню в черной банке в шкафу.

Мужчина в цилиндре в это время уставился на рану на лице мальчика, расплываясь в жуткой, звериной ухмылке. Он послушно кивнул и вскоре поставил на стол все три ингредиента, которые просил доктор.

– Это волшебство, доктор, как ни крути, – выдохнул мужчина в цилиндре, когда доктор осторожно капнул снадобье в пустую глазницу барона, следом отправив и глаз мальчика.

– Вовсе не волшебство, Джонс, – возразил доктор с заметной долей раздражения, обрабатывая глазницу порошками. – Ничего, кроме науки. И, само собой, знания человеческого тела, которое совершенствовалось долгие годы.

Он хмыкнул, не отвлекаясь от проведения операции.

Хейзел застыла от ужаса. Горло перехватило, ноги приросли к полу, словно были отлиты из стали. В голове крутились мысли о том, что ей следует делать, какие действия предпринять: прервать их криком, выбить нож из руки доктора или, по меньшей мере, побежать за помощью, еще раз позвать констебля, затащить его в тайный коридор и показать, что здесь происходит. Где-то на задворках разума мелькнула мысль об экзамене. Он, наверное, уже начался, но если пуститься бежать, она могла бы еще успеть. Но тело не слушалось мысленных приказов. Ужас у нее внутри стал живым существом, монстром, превратившим кровь в ее венах в лед, а мышцы – в кисель. Она могла лишь наблюдать, как доктор заканчивает свою чудовищную операцию, закрепляя глаз мальчика редкого цвета красного дерева на отекшем, багровом лице барона Уолфорда.

Когда операция была закончена, доктор отступил и склонил голову набок, оценивая плоды своего труда. Затем вытер скальпель о фартук, сунул руку в карман и вытащил крошечный флакон с какой-то мерцающей, золотистой субстанцией. Ее сияние, словно свет свечи, осветило лицо доктора снизу.

– Вот так. Всего капельку, чтобы избежать воспаления и убедиться, что новый глаз приживется, – пробормотал он и бережно наклонил флакон, позволяя единственной капле упасть на лицо барона.

– А с этим что будем делать? – спросил мужчина в цилиндре, кивая на связанного мальчика, из опустевшей глазницы которого кровь текла рекой на стол и солому на полу. – Кровь из него так и хлещет.

Все внимание доктора было обращено на барона.

– О, – отмахнулся он, – тампон в рану, чтобы кровь не текла. – Он цыкнул и быстро глянул на мальчика. – Сомневаюсь, что он выживет, храни его Господь. Пусть побудет здесь пару часов,