Девяносто третий год - Виктор Гюго

Забаррикадировав дверь, осажденные получили небольшую отсрочку.

Пересчитали бойцов.

Из девятнадцати человек осталось лишь семеро, в том числе Иманус. За исключением Имануса и маркиза, все остальные были ранены.

Впрочем, все пятеро раненых чувствовали себя вполне пригодными владеть оружием, ибо в пылу битвы любая рана, если только она не смертельна, не мешает бойцу двигаться и действовать; то были Шатенэ, он же Роби, Гинуазо, Уанар Золотая Ветка, Любовника и Гран-Франкер. Все прочие погибли.

Боевые припасы иссякли. Пороховницы опустели. Вандейцы сосчитали оставшиеся пули. Сколько они, семеро, могут сделать выстрелов? Четыре.

Пришла минута, когда осталось только одно -- пасть в бою. Они были прижаты к краю зияющей, ужасной бездны. К самому ее краю.

Тем временем штурм возобновился, на этот раз его вели не столь стремительно, зато более уверенно. Слышно было, как осаждающие, поднимаясь по лестнице, тщательно выстукивают прикладами каждую ступеньку.

Бежать некуда. Через библиотеку? Но на плоскогорье стоят заряженные пушки и уже зажжены фитили. Через верхние залы? Но куда? Все ходы выходят на крышу. Правда, оттуда можно броситься вниз с вершины башни.

Семь уцелевших из этого легендарного отряда понимали, что они попались в западню, откуда нет выхода, что они заключены среди толстых стен, которые охраняют, но и выдают их с головой врагу. Их еще не взяли в плен, однако они уже были пленниками.

Маркиз произнес громовым голосом:

-- Друзья мои, все кончено.

И, помолчав, добавил:

-- Гран-Франкер снова становится аббатом Тюрмо.

Семеро вандейцев, перебирая четки, преклонили колена. Все слышнее становился стук прикладов по ступенькам лестницы.

Гран-Франкер с залитым кровью лицом, так как пуля сорвала ему с черепа лоскут кожи, поднял правую руку, в которой он держал распятие. Маркиз, скептик в глубине души, тоже опустился на колени.

-- Пусть каждый из вас, -- начал Гран-Франкер, -- вслух исповедуется в грехах своих. Маркиз, начинайте.

Маркиз произнес:

-- Убивал.

-- Убивал, -- промолвил Уанар.

-- Убивал, -- промолвил Гинуазо.

-- Убивал, -- промолвил Любовника.

-- Убивал, -- промолвил Шатенэ.

-- Убивал, -- промолвил Иманус.

И Гран-Франкер возгласил:

-- Во имя отца и сына и святого духа, отпускаю вам грехи ваши; мир вам.

-- Аминь, -- ответило хором семь голосов.

Маркиз поднялся с колен.

-- А теперь, -- сказал он, -- умрем.

-- И убьем, -- добавил Иманус.

Приклады уже били по сундуку, загораживающему вход.

-- Обратитесь помыслами к богу, -- сказал священник. -- Отныне земные заботы для вас уже не существуют.

-- Да, -- подхватил маркиз, -- мы в могиле.

Вандейцы склонили головы и стали бить себя в грудь. Лишь маркиз да священник не склонили головы. Все глаза были опущены долу, священник творил молитву, крестьяне творили молитву, маркиз был погружен в раздумье. Сундук зловеще гудел, словно под ударами топора.

В эту минуту чей-то сильный голос внезапно прокричал из темноты:

-- Я ведь вам говорил, ваша светлость!

Все в изумлении обернулись.

В стене вдруг открылось отверстие.

Камень, искусно пригнанный к соседним камням, но не скрепленный с ними и вращающийся на двух стержнях, повернулся вокруг своей оси на манер турникета и открыл лазейку в стене. Камень свободно ходил в обе стороны, и за ним шли налево и направо два коридора, оба хоть и узкие, но достаточные для прохода по одному. В отверстие виднелись ступеньки винтовой лестницы. Из-за камня выглядывало чье-то лицо.

Маркиз узнал Гальмало.

XII

Спаситель

-- Это ты, Гальмало?

-- Я, ваша светлость. Как видите, камни иной раз все-таки вертятся; этим путем можно бежать. Я пришел во-время, но торопитесь. Через десять минут вы будете уже в чаще леса.

-- Велико милосердие божье, -- сказал священник.

-- Бегите, ваша светлость, -- прокричали все разом.

-- Сначала вы, -- ответил маркиз.

-- Вы пойдете первым, ваша светлость, -- сказал аббат Тюрмо.

-- Последним.

И маркиз произнес сурово:

-- Борьба великодушия здесь неуместна. У нас для этого нет времени. Вы ранены. Приказываю вам жить и уйти немедля. Спешите воспользоваться лазейкой. Спасибо, Гальмало.

-- Стало быть, нам приходится расстаться, маркиз? -- спросил аббат Тюрмо.

-- Добравшись донизу, мы, конечно, расстанемся. Бежать нужно всегда по одному.

-- А вы, ваша светлость, изволите назначить место встречи?

-- Да. На лужайке в лесу, около камня Говэнов. Знаете, где он?

-- Знаем.

-- Я завтра буду там. Ровно в полдень. Всем, кто может передвигаться, быть на месте.

-- Будем.

-- И мы снова начнем войну, -- сказал маркиз.

Однако Гальмало, который стоял, опершись на вращающийся камень, вдруг заметил, что он больше не движется. Отверстие теперь не закрывалось.

-- Торопитесь, ваша светлость, -- повторил Гальмало. -- Камень что-то не подается. Открыть-то проход я открыл, а вот закрыть не могу.

И в самом деле, камень, который простоял неподвижно долгие годы, словно застыл на месте. Повернуть его обратно хоть на дюйм не представлялось возможным.

-- Ваша светлость, -- продолжал Гальмало, -- я надеялся закрыть проход, и синие, ворвавшись сюда, не обнаружили бы в зале ни души; пусть бы поломали себе голову, куда вы делись, уж не с дымом ли через трубу вылетели? А он, гляди, упирается. Теперь враг заметит открытое отверстие и бросится за нами в погоню. Поэтому мешкать не годится. Скорее сюда.

Иманус положил руку на плечо Гальмало.

-- Сколько времени, приятель, потребуется, чтобы пройти через эту лазейку и очутиться в лесу в полной безопасности?

-- Тяжело раненных нет? -- осведомился Гальмало.

Ему хором ответили:

-- Нет.

-- В таком случае четверти часа хватит.

-- Значит, -- продолжал Иманус, -- если враг не придет сюда еще четверть часа?..

-- Пусть тогда гонится за нами, -- все равно не догонит.

-- Но, -- возразил маркиз, -- они ворвутся сюда через пять минут. Старый сундук не такая уж страшная для них помеха. Достаточно нескольких ударов прикладом. Четверть часа! А кто их задержит на эти четверть часа?..

-- Я, -- сказал Иманус.

-- Ты, Гуж-ле-Брюан?

-- Да, я, ваша светлость. Послушайте меня. Из шести человек пять раненых. А у меня даже царапины нет.

-- И у меня нет.

-- Вы вождь, ваша светлость. А я солдат. Вождь и солдат не одно и то же.

-- Знаю, у каждого из нас свой долг.

-- Нет, ваша светлость, у нас с вами, то есть у меня и у вас, один долг -- спасти вас.

Иманус повернулся к товарищам.

-- Друзья, сейчас важно одно -- преградить путь врагу и по возможности задержать преследование. Слушайте меня. Я в полной силе, я не потерял ни капли крови, я не ранен, и поэтому выстою дольше, чем кто-либо другой. Уходите все. Оставьте мне все оружие. Не беспокойтесь, я сумею пустить его в дело. Обещаю задержать неприятеля на добрые полчаса. Сколько у нас заряженных пистолетов?

-- Четыре.

-- Клади их все сюда, на пол.

Вандейцы повиновались.

-- Вот и хорошо. Я остаюсь. И окажу им достойную встречу. А теперь бегите скорее.

В чрезвычайных обстоятельствах слова благодарности неуместны. Беглецы едва успели пожать Иманусу руку.

-- До скорого свидания, -- сказал маркиз.

-- Нет, ваша светлость. Надеюсь, что свиданье наше не скоро состоится: я здесь сложу голову.

Пропустив вперед раненых, беглецы поочередно вошли в проход. Пока передние спускались, маркиз вынул из кармана карандаш и написал несколько слов на вращающемся, отныне, увы, неподвижном камне, закрывавшем спасительный проход.

-- Уходите, ваша светлость, вы последний остались, -- сказал Гальмало.

С этими словами Гальмало начал спускаться по лестнице.

Маркиз последовал за ним.

Иманус остался один.

XIII

Палач

Четыре заряженных пистолета вандейцы положили прямо на каменные плиты, ибо в зеркальной не было паркета. Иманус взял из них два, по одному в каждую руку.

Затем он встал сбоку от двери, ведущей на лестницу, загороженную и полускрытую сундуком.

Нападающие, очевидно, боялись какого-то подвоха со стороны врага, они ждали взрыва, который может принести нежданную гибель в решительную минуту и победителю и побежденному. Насколько первый натиск прошел бурно, настолько последний штурм был обдуманным и осторожным. Солдаты Говэна не могли, а быть может, и не хотели, разрушить сразу баррикаду; они разбили прикладами дно сундука, изрешетили крышку штыками и через эти пробоины пытались заглянуть в залу.

Свет фонарей, освещавших лестницу, пробивался сквозь эти дыры.

Иманус заметил, что к отверстию в днище сундука припал чей-то глаз. Он приставил пистолет прямо к дыре и нажал курок. Раздался выстрел, и торжествующий Иманус услыхал страшный вопль. Пуля, пройдя через глаз, пробила череп солдата, глядевшего в щель, и он свалился навзничь на ступеньки лестницы.

Наступающие в двух местах осторожно расширили отверстие между досками сундука и устроили таким образом две бойницы; Иманус воспользовался этим обстоятельством, просунул в отверстие руку и выстрелил из второго пистолета наудачу в самую гущу нападающих. Пуля пошла рикошетом, так как послышались крики; должно быть, выстрелом Имануса ранило или убило трех-четырех человек; на лестнице раздался топот сбегавших вниз людей.