Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика (СИ) - Осипов Игорь Валерьевич

Я поглядел ему в спину, хотя с удовольствием бы выстрелил и плюнул на труп. Внутри возникло столько обиды и злобы, что хоть аккумулятор от неё заряжай.

— Дурак ты, — протянул Самогоныч и поднял над головой руку растопыренными пальцами. — Я остаюсь. Никто не знает, чем жизнь обернётся, а помощь странствующего электрика ещё может понадобиться. Кто со мной?

— Я! — неожиданно присоединилась к голосованию Килька. — Он брат нашего друга.

— Слышь, длинноухая, — закричал Мухомор, остановив и развернув коня, — то, что ты хранишь в сердце драгоценный камушек с именем того отморозка, ещё не даёт права решать за остальных!

Килька выругалась на своём, а гном снова огрызнулся:

— Думаешь, никто не видит, как ты сохнешь по его брату?

— Замолчи, — процедила сквозь зубы лесная эльфийка.

В разговор вмешался Дед-барсук:

— Я останусь. Назло этому медному червяку.

Гном прекратил гладить полосатую бороду и поднял руку.

— Пескожор! — прорычал Мухомор и глянул на Куню. — Ты со мной?

— Не, — расплылась в улыбке орчанка, — здесь веселее будет, чем у переправы. И шкурок набью.

В это время полог отодвинулся, и из фургона высунулась измученная и осунувшаяся Киса. Она держалась одной рукой за край, а второй придерживала одеяло, в которое была закутана. Усталые глаза вяло устелились на красного, как его прозвище, гнома.

— В навозную шахту вас! — пуще прежнего заорал Мухомор. — Я тогда сам их прикончу!

— Не смей! — привстал в стременах Самогоныч, но гном уже достал револьвер и нажал спусковой крючок.

Все затаили дыхание, но выстрела не произошло.

Мухомор выругался и нажал ещё раз. Однако даже щелчка не прозвучало.

— Хватит! — прокричал Самогоныч, подъехал к своему товарищу и выхватил оружие из его рук. — Идиот!

— Пустая порода вместо мозгов, — усмехнулся приблизившийся к ним дед-барсук.

— Да даже мозгов нет. Дупло. И белки насрали, — добавила Килька и пояснила: — Обе ар Кисан дотянулись до ветви силы. Они и не дали бы выстрелить. Хорошо хоть кадык чарами не выдрали. А ты даже не спросил про их магию.

Мухомор от возмущения пошёл пятнами на лице, как одноимённый гриб.

Ухмыльнувшийся Самогоныч перехватил конфискованный револьвер за ствол и несильно стукнул рукояткой по лбу гнома.

— Ты проголосовал против. Свободен. Держать не стану.

— Камень вам в голову! Я сам поеду! — прорычал Мухомор и пришпорил коня.

Я выдохнул и молча проводил удаляющегося гнома взглядом. Внутри всё колотилось, и поджилки тряслись. Не от страха, а от выплеснутого адреналина.

— Почему? — наконец, спросил я у старшого.

— Почему не уехали? — улыбнулся тот. — Не место среди искателей тому, кто боится сложностей. Ведь всё не так уж плохо.

Самогоныч сунул руку за пазуху и достал оттуда склянку с толстыми стенками.

— Я сейчас… — начал он и обернулся, но недоговорив, скривил губы и замолчал. — А вот это уже плохо, — пробормотал он, привстал в стременах и стал оглядывать окрестности.

Я тоже шмыгнул носом, потому как преследовавшие нас суслики исчезли, словно кто-то их спугнул.

Рядом смачно выругалась орчанка.

— Живее! — вдруг закричал Самогоныч. — Дед, на козлы, я твоего коняку подхвачу!

— Может, я? — переспросил я, тоже вглядываясь в лес и поля, хотя ничего не видел.

— Нет! Дед слепой от старости. Но у него твёрдая рука. А ты, как стрелок, сейчас важнее.

Гном-барсук спрыгнул со своего тяжеловоза и на ходу прыгнул в фургон, где сразу подвинул в сторону опешившую Рину и откуда-то достал хлыст.

Раздался подобный выстрелу удар бича над головами коней и фургон начал набирать ход, громыхая на булыжниках, гальке и кусках старого асфальта колёсами.

— Живее, пустая порода! — хрипло заголосил барсук. Послышался испуганный визг Рины, которая явно не привыкла к такой быстрой езде. — Держись, остроухая! — подбодрил Дед эльфийку.

Я тоже пришпорил Гнедыша. Около получаса ничего не происходило. А потом раздался крик Куни:

— Слева!

Все вытянули шеи, а там началось движение. Из леса, словно спасаясь от пожара, выбегали звери и птицы. И простые и мутанты. Волки вперемежку с синими псами и лисицами. Олени, кабаны с поросятами и молодой бронеед. Даже несколько глухарей-мутантов, каждый из которых весил около полутонны. Лесные обитатели спешно двигались в сторону дороги.

— Стой! — закричал Самогоныч. Он швырнул ту самую склянку в траву на обочине, прицелился из револьвера и выстрелил. Промахнулся. — А-а-а, чёрт. Куня!

Орчанка сразу же пальнула по склянке. Из того места, где она лежала, начал подниматься густой серый дым, едкий до ужаса. У меня начало щипать глаза, несмотря на то, что ветер лишь изредка сносил клубы дыма в нашу сторону. Сразу вспомнилось, что старшой — выходец из гильдии химиков.

— Электрик, — закричал Самогоныч, — быстро запрягай дедова и трофейного коня, иначе не успеем.

— А что случилось? — вынырнув из фургона, спросила Рина, а увидев приближающихся животных, ахнула.

— Что да что, — пробурчал сидящий на козлах Дед и выдал какую-то гномью присказку. — Нора да под норой. Суслики-каннибалы волной сквозь лес идут, кто не убежит, будет съеден. Вот и бегут животные.

Я спрыгнул с Гнедыша и схватил Трофейного коня. Тот даже не сопротивлялся, так был растерян, хотя я ожидал, что встанет на дыбы и помчит куда глаза глядят. А карие глазищи были испуганные-испуганные. Видать, хорошо выдрессирован, раз не убежал.

Никогда я так быстро не запрягал скакуна в повозку. Руки тряслись, вспотели и скользили по упряжи. Ругался на чём свет стоит, промахиваясь мимо дырочек в застёжках. Чуть не споткнулся на камнях.

— Живее, человек! — кричала орчанка, которая целилась в сторону приближающейся живности сразу с двух рук.

Я выругался и потянулся к коню Деда-барсука. В какой-то момент выронил сбрую.

Пот лил со лба по лицу ручьём. Быстро смахнул его ладонью и потянулся за снаряжением и чуть не стукнулся носом о плечо Рины. Она, оказывается, спрыгнула с фургона.

— Вань-Вань, не только ты можешь предложить руку помощи, — нервно сглотнув, произнесла она и быстро наклонилась за оброненным. — Ты только скажи, чем помочь.

Я кивнул, глянул на остальных и мимолётным движением поцеловал девушку. Времени на любезности не было, потому быстро закончил запрягать и заорал: «Готово!»

Затем подхватил Рину за талию и, сделал несколько шагов и одним рывком подсадил в фургон, так что ей пришлось просто перекинуть ноги через задний бортик.

— Держись крепче, — проронил я и быстро подбежал к Гнедышу.

— Давай! — срывая голос, закричал Самогоныч.

Дед снова вспорол воздух бичом, и кони понесли.

— Живее, падаль! — хрипло заголосил он. — Живей!

Остальные тоже пришпорили скакунов и привстали в стременах.

Топот копыт и громыхание повозки слились в единый гул, похожий на рёв небольшого водопада.

— Да камень острый вам в задницы, ленивые твари!

Мы в последний момент успели уйти с пути спасающейся от гибели живности. Но не их следовало бояться, а тех, кто выскочил из леса следом. Сотни яркоокрашенных сусликов неслись, часто перебирая лапами, к дороге.

— Живее!

В какой-то момент Килька повернулась и на полном ходу начала стрелять из лука. Стрелы попадали в грызунов, заставляя ненадолго задерживаться всю эту зубастую волну. Часть мутантов оставалась доесть павших сородичей, а часть не стала тратить силы на борьбу за еду и кинулась нам вслед. Я не ожидал такой прыти от не самых больших зверьков.

Мы сперва вырвались вперёд. Кони хрипели на бегу, приходилось их удерживать, чтобы не обгоняли фургон.

— Куня! — закричал Самогоныч, — Твою мать!

Я оглянулся. Конь орчанки споткнулся и покатился кубарем, сбросив хозяйку с седла.

Самогоныч выругался ещё раз, натягивая поводья, но испуганный скакун плохо слушался. И я стал останавливать и заворачивать Гнедыша.

— Ну, милый, докажи, что не хуже.

Мерин словно понял слова, резко встав на дыбы и развернувшись чуть ли не на сто восемьдесят градусов. Я направил его к орчанке, которая встала и хромая пошла навстречу. Её конь силился встать, но не мог, видимо, что-то сломал себе. Но кони вообще куда менее крепки, чем кажется. Человек более устойчив к травмам, а уж орк и подавно.