Забыть всё - Тэми Хоаг

Томми укатился дальше всех, остановившись прямо…

Крик пронзил воздух настолько неожиданно, что Вэнди даже не поняла, что он вырвался из нее. Там, в могиле, наполовину прикрытый опавшими листьями и ветками, сидел, плача, Коди Роч, а кровь заливала его руки, живот и лицо.

Он посмотрел прямо на Вэнди и всхлипнул:

— Дэннис убил меня!

Из-за дерева появился Дэннис. Он схватил Вэнди за одну косу и сбил с ног, не давая ей убежать. Ее записная книжка улетела в сторону. Девочка приземлилась и едва успела отскочить в сторону, когда Дэннис занес нож, собираясь всадить его ей в спину.

Стараясь быстрее подняться, она оглянулась на Дэнниса, побежала и натолкнулась на Коди, и оба упали. Вэнди вся перепачкалась в крови, когда скатилась с него, и снова побежала, преследуемая Дэннисом Фарманом по пятам.

Дэннис был больше и сильнее, но Вэнди проворнее двигалась. Всякий раз, когда он тянулся к ней, ей удавалось изогнуться и избежать его захвата — пока мысок ее кроссовка не зацепился за корень дерева.

Она упала, больно ударившись, и весь дух вышел из нее, когда она с грохотом обрушилась на землю.

— Ненавижу тебя! Ненавижу тебя! Ненавижу тебя! — кричал Дэннис снова и снова.

Он упал на нее, нож вылетел из его окровавленных рук, когда он хотел пырнуть ее. Но Дэннис, казалось, не заметил, что ножа нет, и продолжал колотить ее снова и снова, словно всаживая в нее воображаемый нож, и его кулак так сильно бил Вэнди в грудь, что было ощущение, что у нее из глаз летят искры.

На глаза Вэнди словно опустилась черная пелена. Она не могла дышать. Дэннис сидел сверху. Ей предстояло умереть.

Глава шестьдесят пятая

Томми провел весь день, будто ходя по лезвию ножа. Он в этом деле поднаторел, потому что это было не в первый раз. Он всегда знал, как угадывать настроение своей матери — и вообще кого угодно. Он не понимал, почему другие этого не могут.

Отец уехал из дома рано, чтобы помогать искать пропавшую женщину. Томми просился с ним, но отец объяснил, что детей туда не пускают.

Это показалось Томми странным, потому что дети могут искать не хуже, чем взрослые, а иногда даже лучше. Они ведь ближе к земле и уделяют больше внимания тому, что происходит вокруг. А кроме того, он уже видел мертвое тело, так что не испугался бы, увидев его еще раз.

Но все это было неважно, потому что отец снова оставил его наедине с матерью, которая, едва встав с постели, принялась хлопать дверями и ящиками, бормоча что-то себе под нос. Хуже не бывает, когда она разговаривает сама с собой, такая злая, с жестким и холодным взглядом.

Она начала «убираться», как она это называла. Разбрасывать вещи направо и налево, выкидывать из комода и бросать на пол — журналы, газеты, почту. Она пошла на кухню и стала разбрасывать еду, выкидывать продукты из холодильника в раковину.

Потом, когда она успокоится, она снова пройдется по дому, идя по следу разрушения и убирая все, что раскидала. К тому времени, как вернется его отец, все будет убрано, словно ничего и не происходило.

Томми оставался в своей комнате большую часть этого действа, но он знал, что в конце концов она нагрянет и сюда, и если здесь не будет идеального порядка, у него будут большие неприятности. Мать скинет покрывало с кровати, повыбрасывает игрушки в мусор, порвет его работы, которые он принес из школы, чтобы сохранить, потому что на них стояли оценки мисс Наварре, или она написала, как хорошо он справился.

В последнем он был особенно уверен — ведь его мать все еще злилась на мисс Наварре. Даже больше, чем на детектива Мендеса и человека из ФБР, которые приходили к ним домой.

Томми приложил все усилия, чтобы спрятать самое ценное, положив бумаги под матрас и под подушку.

Он хотел просто взять и уйти, но не мог. Вместо этого он выскользнул из своей комнаты и пошел следом за матерью, держась на две комнаты позади нее и проверяя, чтобы в своем запале она не выбросила чего-нибудь ценного. Томми иногда находил часы и украшения, деньги, чеки и всякое такое, что мать не выкинула бы, не будь она в плохом настроении.

Сегодняшний день не являлся исключением. Томми разобрал все вещи и разложил их по своим местам. Книги, журналы и подставки под напитки из большой комнаты. Статуэтки и фотографии в гостиной. В комнате родителей — где ему надо было приложить больше усилий, чтобы не попасться, — он сберег отцовское кольцо из колледжа и спутанную цепочку, которую мать выбросила в корзину.

Когда Джанет закончила, она была в кабинете, стояла на коленях и рыдала среди груды газет, писем, вырезок из газетных статей. И как всегда, когда она начинала плакать, Томми зашел и сел рядом, взяв ее за руку. Он сказал, что очень сочувствует ей, жалеет ее и надеется, что ей скоро станет лучше.

Ему приходилось выполнять это совсем не детское занятие, такова уж была его жизнь.

Хотел бы он отправиться в парк, как все остальные делают в субботу.

Глава шестьдесят шестая

— Стив не стал бы убивать Лизу, — сказал Крейн. — Он любил ее.

— Так любил, что навещал только глубокой ночью? — спросил Мендес. — Ни с кем не делился и никому не рассказывал?

— Он женатый человек.

— Об этом надо было думать до того, как он расстегнул штаны, — заметил Мендес.

Крейн встал и стал прохаживаться туда-сюда, положив руки на пояс.

— Мне не очень комфортно говорить об этом.

— Вы сказали, Стив сложный человек. Почему? — спросил Мендес. — Он же ваш друг. Расскажите о нем.

— Я имел в виду, что он одержим. Своей работой в центре. У Стива было трудное детство — мать-одиночка, денег не хватало, трудные времена. Ему пришлось через многое пройти, чтобы получить то, что у него есть, в том числе и жениться на Саре. Она из хорошей семьи, образованна, красива.

— Она для него просто трофей?

— Нет! Я не знаю. — Он покачал головой и закрыл глаза. — Я должен держать язык за зубами. Почему бы вам не поговорить со Стивом? Я уверен, он расскажет вам все, что вы хотите знать. Ему нечего скрывать.

— Кроме связи на стороне, — сказал Мендес. — Когда вы ушли из бара?

— В половине второго.

— Куда вы отправились?

— Домой. Стив собирался остановиться в «Холидей-инн».

— Ладно, — сказал Мендес, вставая со стула.

Крейн с легким подозрением посмотрел на него.

— Я свободен?

Мендес развел руками.

— Конечно.

Питер Крейн с облегчением вздохнул и направился к двери. Остановился, взявшись за ручку.

— Как Карли Викерс? — спросил он. — Есть новости?

— Ей уже лучше, — солгал Мендес. — Она крепкий орешек. Врачи уверены, что скоро она придет в себя.

— В самом деле?

— Думаю, вопросов больше нет?

— Больше нет.

Дверь открылась с другой стороны, и в комнату вошел Хикс с хмурым выражением лица.

— Надо идти. Резня в «Оуквудс». Есть жертвы.

Когда Мендес и Хикс подъехали, «скорая» была уже на месте, и врачи загружали каталку в карету.

— Кто жертва? — осведомился Мендес, огибая машину прежде, чем врачи успели закрыть двери сзади.

— Ребенок. Истекает кровью! Нам надо ехать! — Потом техник крикнул водителю: — Поехали! Поехали!

Захлопнулись двери, машина развернулась, взвыли сирены, и зеваки разбежались, словно стадо овец.

— Какого черта происходит? — возопил Мендес, показывая свой значок.

— Поступил звонок о резне с участием нескольких жертв. Оба дети. Обоих везут в «Мерси дженерал».

— Кто-нибудь знает, что произошло? — спросил Хикс.

— Несколько человек заявили, что слышали, как кричала девочка. Они прибежали сюда, — сказал он, указывая на чащу, на то самое место, где обнаружили Лизу Уорвик. — Они увидели, как преступник нападает на маленькую девочку. Все кругом было залито кровью.

— Матерь Божья, — проговорил Мендес. — А кто преступник?

— Ты не поверишь, — сказал полицейский, ведя его к джипу.

На заднем сиденье в наручниках, соединенных железной стяжкой, сидел Дэннис Фарман, перепачканный кровью, и стеклянными глазами смотрел перед собой.

Они поехали прямиком в больницу. Хикс позвонил Диксону. Мендес смотрел, как проворно бригада медиков суетится вокруг мальчика. Главным был тот же врач, который спасал Карли Викерс; он выкрикивал приказы, которые персонал выполнял молниеносно. Повсюду была кровь. Слишком много крови для такого маленького пациента, слишком много, чтобы остаться в живых, подумал Мендес.

Господи. Он, конечно, знал, что Дэннис Фарман неспокойный ребенок, но, черт возьми, разве кто-нибудь мог предвидеть такое? Дети дерутся на площадке, но они не тыкают друг в друга ножами и не превращаются в чудовищ.

Что могло сподвигнуть ребенка на насилие?

В истории семьи Фарманов должно быть нечто большее, чем прикладывающаяся к бутылке мать и отец с замашками тирана. Дэннис не мог зайти так далеко только потому, что его наказали за прогул.