Ключи от рая - Ричард Дейч

Люди всегда находят зло более чарующим, чем добро. Молодую девушку неизменно тянет к бунтарю и хулигану, к парню в кожаной куртке на мотоцикле, который бросил вызов закону. Ну что привлекательного может быть в пай-мальчике, в очкарике-компьютерщике, прилизанном и правильном? И так повсюду: актеры стремятся воплощать на экране и на сцене отрицательных героев; в литературе злодей — более притягивающий персонаж. Попросите любого человека назвать десять интересных положительных личностей и десять отрицательных. Десять изгоев, бандитов, отщепенцев будут перечислены меньше чем за двадцать секунд, но уже после пяти героев начнется замешательство.

Финстер все чаще ловил себя на том, что он устал. Люди стали такими предсказуемыми. Помахать у них перед носом пачкой купюр, поманить их сексом, и они согнутся, словно былинка на ветру. Финстер неизменно выступал лишь в роли соблазнителя; его палец никогда не нажимал на спусковой крючок.

Продолжив прогулку по своему сумрачному Лувру, он, наконец, подошел к двери комнаты, в которой хранились ключи. К двери была прислонена картина, изображающая Врата рая. По лестнице спустился Чарльз, с большим черным пластиковым мешком на молнии и длинным ножом.

Не отрывая взгляда от полотна, Финстер рассеянно пробормотал:

— И посмотрел он, и увидел, что это хороню.

Чарльз остановился в углу у висящего тела. Положив мешок на пол, он расстегнул молнию, чтобы уложить очередного гостя. От трупа исходил запах смерти; гниение уже началось. С большим трудом Чарльз опустил тело на землю. Смахнув рыжие волосы с когда-то красивого лица Элль, он освободил от петли ее распухшую, покрытую странгуляционными бороздами шею.

Финстер продолжал разглядывать изображение Врат рая, погруженный в размышления. Наконец у него на лице заиграла легкая улыбка.

— Я возвращаюсь домой, — прошептал он.

ГЛАВА 25

Кресты покрывали окна, двери, стены — тысячи крестов, повсюду, куда только падал взгляд. Ни одного квадратного дюйма поверхности не осталось не охваченным работой священника. Буш почему-то вспомнил серийного насильника, которого задержал восемь лет назад: все стены комнаты психопата были завешаны фотографиями, вырезанными из журналов и газет. Молоденькие девочки, едва достигшие половой зрелости. А извращенец, сам девятнадцати лет, тупо смотрел на арестовавшего его Буша и бормотал, не понимая, в чем его вина:

— Но это же сказал мне Зевс…

Буш и Симон сидели на полу посреди номера, а на ковре между ними стояла бутылка «Катти Сарк». В только что откупоренной бутылке на дне оставался слой виски высотой не больше дюйма. Наконец эти двое нашли что-то общее: оба были близки к тому, чтобы отключиться.

— Итак, святой отец, чем ты занимаешься, когда не сражаешься с дьяволом и никого не убиваешь, — одним словом, r свободное от священных занятий время? — заплетающимся языком произнес Буш.

— Я?.. Играю в шахматы. — Симон говорил более отчетливо, но и он, несомненно, пребывал не в лучшем состоянии.

— Шахматы — это хорошо. Но для меня слишком заумно.

Симон задумался, наморщив лоб, и, наконец, выпалил:

— Футбол!

— Ага… это уже что-то, — удовлетворенно встрепенулся Буш.

— Не ваш американский футбол. Настоящий футбол! Воодушевление Буша тотчас же улетучилось.

— Вот мы с ним, — он указал на Майкла, который сидел на кровати, судя по всему, полностью поглощенный пасьянсом, — играем в футбол. В добрый старый американский футбол.

— И хорошо у вас получается?

— Да, у нас получается хороню, — бросил в ответ Буш.

— Для этого надо быть сильным.

— Да, сильным. — Буш даже приосанился.

— И шустрым?

— Чем шустрее, тем лучше.

— Умным?

— Ум нужен острый, как бритва. — Подумав, Буш поправил себя: — Ну, умным должен быть полузащитник.

— А ты полузащитник? Буш рассмеялся.

— Нет, я просто шустрый и сильный.

Симон улегся на живот и с вызовом протянул руку.

— И насколько ты силен?

Усмехнувшись, Буш покрутил руками, разминая их, затем распластался на полу перед Симоном.

— Ну хорошо, падре. Ты уверен в своих силах?

— Уверен. — Симон подвинул руку, выбирая лучшее положение.

— В таком случае добавим интереса. Скажем, сто американских долларов.

— Сто зеленых, — пьяно согласился священник. Достав деньги, они швырнули их на пол.

Майкл то и дело поглядывал на двоих пьяных, поглощенных своей мальчишеской бравадой. Наконец он встал с кровати и подошел к подносу с едой. Взяв два бокала на высоких ножках, откашлялся для пущего эффекта и повернулся к разлегшимся на ковре великанам.

— Это все чушь собачья, ребята. Хотите выяснить, кто из вас сильнее? Тогда давайте подойдем к этому действительно серьезно.

С этими словами он поднял бокалы и резко опустил их на край металлического подноса. Тонкий хрусталь разлетелся вдребезги, остались только ножки. Острые, зазубренные.

Подойдя к спорщикам, Майкл поставил ножки им под руки. Рука проигравшего будет насажена на острый как кинжал хрусталь. Майкл усмехнулся.

— Эта мотивация будет посильнее, чем сотня зеленых. Симон и Буш переглянулись.

— Ну же, — подначивал Майкл. — Вы оба настолько уверены в собственных силах. Если у вас нет веры в себя…

Ни Буш, ни Симон не шелохнулись.

— Все это слишком хорошо. — Майкл тщательно перетасовал карты, обращаясь с ними словно настоящий шулер. В молодости он научился двум карточным фокусам, из которых запомнил только один; к счастью, это был тот самый, что нужно. Подобно Мандрейку-фокуснику,[31] Майкл мастерски разложил колоду веером и предложил: — Выберите по одной карте.

Симон и Буш, снова переглянувшись, разом протянули руки. Каждый взял по карте, не зная, чего ждать дальше. Спиртное сильно ударило в голову обоим, и они сидели, оглушенные, сжимая в руке карту.

— Посмотрите на свою карту… — наставлял их Майкл. Буш с трудом сфокусировал взгляд, но определенно у него в руке был трефовый король. Симон, мельком взглянув на пикового валета, быстро прижал карту к груди, скрывая ее от окружающего мира.

— А теперь положите карты обратно.

Майкл протянул колоду, и Симон и Буш засунули в нее свои карты. Майкл несколько раз перетасовал колоду, для пущего эффекта строя карты «мостиком» и рассыпая их по руке, затем положил на пол.

— Будь так любезен, — обратился он к Бушу, — сними. Буш сделал, как было сказано.

Майкл повернулся к Симону.

— Передай мне две верхние карты.

Симон послушно протянул ему две перевернутые «рубашками» вверх карты; Майкл разложил их по одной под каждый из разбитых бокалов.

— Я положил карту победителя под бокал проигравшего. — Майкл достал из кармана сотенную бумажку и бросил ее на ковер. — Я тоже в игре.

Симон и Буш с опаской посмотрели на острые стеклянные иглы, покрывшие карты, задаваясь вопросом, есть ли смысл продолжать дальше это безумство.

— Что, боишься, святой отец? — пьяным голосом с издевкой произнес Буш.

— Только не тебя. Персик.

Буш вспыхнул. Мужчины сплели правые руки, стараясь как можно крепче ухватить соперника, Левые руки они для упора прижали к полу и…

— Давай команду! — хором крикнули Симон и Буш. Майкл обхватил ладонями их стиснутые руки, проверяя, стоят ли они на одной линии и, что гораздо важнее, прямо над смертоносными хрустальными иглами. Затем едва слышным шепотом подал команду:

— Начали…

Оба противника отличались недюжинной силой; вздулись буграми накачанные мышцы, глаза зажглись решимостью. Переплетенные руки застыли на месте, чуть дрожа, словно работающий на холостых оборотах двигатель. Постепенно чаша весов стала склоняться в пользу Буша — почти незаметно, на волосок, но стиснутые руки начали клониться вбок. Буш сосредоточенно сморщил лоб, все его тело задрожало, но вдруг… так же незаметно преимущество перешло к Симону. Буш до сих пор никогда, просто ни разу не проигрывал единоборство на руках. И тем не менее этот пьяный священник определенно начинал одерживать над ним верх. Истекла минута.

Противники схлестнулись взглядами, лица покрылись потом; напряжение нарастало. Ничего подобного Майклу еще не приходилось видеть. Дыхание вырывалось судорожными волнами. Два человека, не привыкшие к поражению, оба полны отчаянной решимости победить. И хотя все началось как пьяная бравада, пары виски быстро испарились в обоюдном жаре поединка, исходящем от обоих противников, которые теперь были трезвы как стеклышко.

И тут чаша весов потихоньку снова начала склоняться в пользу Буша. Сначала совсем незаметно, но, по мере того как шли секунды, рука Симона дюйм за дюймом неуклонно приближалась к заостренному хрустальному шпилю. Буш готов был умереть, н о только не потерпеть поражения. Рука священника была уже на полпути к страшной ране, но, несмотря на близость кровавой развязки, Буш, стиснув зубы, продолжал давить. Противники по-прежнему смотрели друг другу в глаза; никто не решался бросить взгляд на острое стекло.