Пантелеймон Романов - Пантелеймон Сергеевич Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Председатель дюже хорош, не мог вовремя запретить. А теперь вот и гни спину.
— Что за нескладный народ, — сказал рабочий в суконном картузе, — кабы каждый аккуратно убирал за собой, ничего бы и не было, а теперь, вишь, какие горы.
— Председатель должен был смотреть за этим. Мы почем знали.
— Что ж ты, без председателя-то не знала, что перед дверью навоз валить нельзя, десяти шагов не могла сделать, до ямы донести! — сказал рабочий, обращаясь к женщине в платке.
— Это с верхних этажей в форточки вываливают. Ты разберись сначала, а потом и говори!
— Из верхних само собою, а ты вчерась с порога горшок выливала.
— Я выливать стала, когда тут другие навалили.
— По скольку же теперь часов заставите важного работать? — недоброжелательно спрашивали у вышедшего председателя.
Председатель, высокий худощавый человек в солдатской шинели, суетливо оглянулся по двору, как бы проверяя, много ли собралось народу.
— Надо так пригадать, чтобы в неделю все кончить, — сказал он.
— То-то вот, кабы за делом-то смотрел, каждый день заставлял бы чистить, тогда бы по пяти минут на человека, больше бы не пришлось работать, а теперь целую неделю спину гни, — сказала женщина в платке.
— А сами-то вы где были? Кто вам запрещал чистить?
Женщина сердито промолчала, а потом сказала:
— Раз кто за этим смотреть поставлен молчит, что ж с нас-то спрашивать? Вы должны заставлять.
— Где ж ему заставлять. Его не боится никто. Вишь, вон собрался народ и стоит неизвестно чего.
— Когда ж работать-то начнем? — закричало уже несколько голосов.
— Так что ж вы не начинаете? Лопатка в руках есть, чего вам еще? — отвечал суетливо председатель, оглядываясь по сторонам и ища себе лопатку. — Дайте-ка мне лопаточку.
— Да вы заставляйте работать-то… а он лопатку ищет!
— Прямо смотреть тошно. Крикнуть не может как следует.
Все подошли к наваленным горам навоза и стали нехотя копать.
Председатель тоже принялся работать.
— Эх. прежний-то председатель был молодчина. Бывало, выгонит всех на работу, сам до лопатки не дотронется, а только стоит и кричит на всех.
— Да, у того не стали бы почесываться, — сказала женщина в платке. — Тот, как чуть что не так, сейчас — штраф, а не то вовсе в милицию. У того из окна помоев не выплеснешь, а если и выплеснешь, так, бывало, сначала раз десять оглянешься.
— Тот, бывало, сядет, цигарку в зубы и только кроет всех. И работали — в лучшем виде. Самим же лучше: час отворочаешь, зато потом иди на все стороны. А тут вот будем через пень-колоду валить до вечера, а там дома работы по горло.
— Тут бы двинуть матюгом, сразу бы у всех руки развязались, а то копаешь, ровно сонный.
— Прямо работать противно, — сказала женщина в платке.
— Да. уж как не боишься человека, дело плохое. Вчерась тротуары чистили: объявили, чтобы к двенадцати часам собрались, а то его в милицию посадят. «Убедительно, говорит, прошу — не подведите». Вышел в двенадцать — ни души. Давай сам скрести.
— У прежнего, бывало, за четверть часа до срока все на местах. А как опоздал, лишних два часа работать заставит, да еще благословит тебя, — сказала женщина в платке. — Бывало, женщин и то такими словами кроет, ежели что не так, — и никто не обижался.
— Не обижались, потому что порядок.
— А у этого до того дошли, что на чердаке накат на дрова подпиливать стали, да все вторые двери на черных ходах пожгли, а он только все уговаривает да воззвания вывешивает.
— А в квартирах-то что делается? Прежний председатель цыпленка не позволял держать, а теперь кроликов развели, коз, — сказала женщина в платке. — Я поросенка купила, тащу его на третий этаж к себе по парадной лестнице, нарочно, чтобы на него не налететь (он по черной ходит), а, глядь, он как раз тут и идет навстречу. Этот домовой у меня сигает, из рук вырывается, а он загородился газетой, будто читает, и прошел, ничего не сказал, словно не видал.
— Может, и правда не видал?
— Какой там не видал, когда этот демон у меня чуть через перила не пересигнул, уж поперек его за живот схватила.
— Да. человечка господь послал.
— Ну. ей-богу, ничего не сделаем нынче, — сказала раздраженно женщина в платке. — вот уж целый час, как вышли, а работать еще не начинали.
— С таким председателем никогда не начнешь.
— Эх, смотреть противно. Стоим все как вареные.
Ежели б прежний-то был… Тот бы церемоний разводить не стал. Как двинул бы…
— Сразу бы заходили, — бодро сказало несколько голосов.
— Как же можно. Веселей дело бы пошло.
1920
О коровах
Эпоха 1918 г
Трофим, штукатур, придя в волостной совет на собрание, растерянно спросил:
— Баб-то, говорят, порешили?..
— Каких?
— Да жен законных…
— Хватился… Еще на прошедшей неделе. Все, которые венчались до совета, тем — крышка.
— Да я со своей старухой тридцать лет живу, — сказал печник, — куда же я ее теперь девать должон?
— Куда хочешь, а чтобы не было ее, — сказал Митька рыжий.
— Ежели дурацкая голова чего не понимает, должна молчать, — сказал член совета. — Никто их не гонит, а требуют только, чтобы печать приложили.
— К чему печать?
Тот подумал и сказал:
— К чему положено…
— Нет, там и про старых чтой-то говорили, — сказал штукатур.
— А про старых-то, что развод допускается.
— Ну вот, это самое… Да ведь это и прежде было, насчет разводу-то…
— Прежде ты должен был, может, года три лазить за ней с свидетелями, чтобы застать ее на нехорошем деле, а теперь разводись, когда хочешь. Только подай заявление и выставь причину. А она из-за плохого обращения уйти может.
— Из-за какого обращения?
— Ну, ежели, скажем, поколотишь.
— Что же это? Значит, я теперь и бить уж не могу?
— Ругать даже не имеешь права.
— Свою-то собственную?! — сказало несколько голосов.
— Богом-то даденную?! — крикнул Прохор Степаныч, читавший в церкви за дьячка.
— Вы уж очумели с этим богом, — сказал с досадой солдат Андрюшка, которому нужно было что-то узнать от члена совета. — Так, значит, ежели я хочу развестись, могу я выставить причину, что я ее бил? — спросил он.
— Это она должна выставлять против тебя…
— Она?
— Нуда.
— А насчет имущества
