Грешные намерения - Элизабет Хойт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лазарус? Я причиняю вам боль?
— Если и причиняете, это утонченное ощущение.
— Хорошо, — сказала она и расстегнула бриджи. — Лазарус?
— Да? — ответил он.
— Вам бы не хотелось когда-нибудь связать меня?
Он заморгал, словно просыпаясь, и в его глазах мелькнуло беспокойство.
— Нет. Нет, конечно, нет.
— Так кто же лжет? — тихо спросила она, сжимая его пенис, как бы проверяя на твердость. — Вам будет больно, если я выну его и потрогаю?
Кэр тяжело задышал.
— Думаю, я смог бы это вынести.
— Смогли бы?
— Пожалуйста.
Мольба, звучавшая в его голосе, заставила Темперанс решиться.
Он был действительно великолепен, сидя в ее потрепанном кресле. Он все еще оставался в рубашке и бриджах, в чулках и башмаках. Он походил на короля, высокомерного и уверенного в своей мощи.
— Мне нравится смотреть на вас, — сказала Темперанс.
— Правда? — прошептал он голосом, похожим на кошачье мурлыканье.
— Вы уверены, что не хотите, чтобы я раскинулась на вашей кровати? Бессильная и беспомощная перед вашим желанием?
Его глаза были полузакрыты, а щеки горели от вожделения.
— Я… я… может быть.
— Может быть? — прошептала она. Надо признаться, что ее интерес к игре угас. — Я никогда не замечала в вас неуверенности.
Она чувствовала мягкость его кожи и железную твердость стержня.
— Черт. Возьмите его в рот. — Он выгнул бедра.
Она ошеломленно прикусила губу. Никогда раньше она не делала этого.
— Темперанс, — громко произнес он. Она наклонилась, нерешительно высунула язык, лизнула и поморщилась.
Над ней прозвучал его стон.
— Пожалуйста.
О, слышать, как он просит. В ней было что-то такое, что-то порочное и низменное, это оно вылилось в мольбу в его голосе.
Она чувствовала, как он гладит ее по голове, вынимает из волос шпильки и осторожно распрямляет ее локоны. Она немного отклонилась назад, чтобы посмотреть ему в лицо.
Он смотрел на нее.
Это еще больше возбудило ее.
Он скрипнул зубами, блеснувшими в свете камина. Его лицо было напряжено, на плечах выступили мускулы.
— Возьмите его глубже.
Он уже задыхался. Щеки у него втянулись, лицо пылало.
О Боже! Она почувствовала, что к ее глазам подступили слезы, когда его, беспомощного, охватила дрожь. Большой и мощный, но это она довела его до такого состояния.
Он стал мягче, нежнее, он почти растерялся.
— Иди ко мне, — попросил он и обнял ее.
Прижав ее голову к груди, он гладил ее по волосам. Потом молча, настойчиво он начал задирать вверх ее юбки.
Он опустил глаза, и она проследила за его взглядом. Она не привыкла к тому, что мужчина рассматривает ее в свете камина, и попыталась опустить юбки, чтобы скрыть свою наготу.
— Не надо. — Он остановил ее руку и, взглянув в глаза, сказал: — Я хочу видеть тебя.
Она покачала головой, но ее сопротивление было слабым. Она уткнулась в его плечо и чувствовала, как он перебирает ее локоны.
— Раздвинь ноги, — тихо попросил он.
Она замерла в ожидании его прикосновения. Оно было настолько нежным, что она почти не ощутила его.
— Какая нежность, — сказал он, запуская внутрь свой палец. — Тебе нравится так? — шепотом спросил Кэр. Ей хотелось покачать головой, отвернуться, но если бы она это сделала, он бы остановился.
— Темперанс, — прошептал он тихо и ласково, — скажи, что тебе это нравится. Темперанс?
— Сильнее, — выдохнула она.
— Что?
— Сильнее.
— Вот так?
О, какое блаженство! Ее бедра приподнялись сами собой. Она кивнула.
В тишине ее маленькой комнаты слышались лишь ее прерывистое дыхание и негромкие звуки соприкосновения его руки с ее плотью. Ее веки отяжелели, и требовалась геркулесова сила, чтобы не дать им закрыться. Она вся горела, из тела исходил жар, ее охватывало наслаждение.
Господи Боже, она никогда не чувствовала себя такой развратной. Она дрожала в его объятиях, ноги подгибались. А его пальцы все еще шевелились в ней, возбуждая.
— Темперанс, — прошептал он, — ты нужна мне. Ты нужна мне сейчас.
Он поднял ее и посадил как тряпичную куклу. Ибо было совершенно очевидно, что она больше не могла двигаться сама.
Он поднялся, не выпуская ее из рук и, поменяв положение, положил ее на большое кресло так, что она лежала на самом краю, а ноги оставались на полу. Он откинул голову и выгнулся, как будто от невыносимой боли. Как будто был готов взорваться.
— О Боже! — простонал он. — Я не могу… я не могу. Он яростно набросился на нее, толкая в глубь кресла, прижимая ее ноги к своей груди, не оставляя никакого выбора, никакой возможности защититься от него.
Но она не очень и хотела защищаться.
Волны наслаждения, одна задругой накатывали на нее, заглушая все другие чувства. Она только смутно сознавала, что он наконец полностью овладел ею. Он держал ее на руках, изливаясь в нее.
Казалось, он не мог насытиться ею, ему не хотелось отрываться от нее. Но он был всего лишь человеком. Он покачнулся, но сумел осторожно опустить ее в кресло и положил голову рядом с ее головой.
— Темперанс, — шептал он, такой большой, тяжелый и насытившийся ею. — Темперанс.
Она смотрела на потолок своей крошечной гостиной и думала, что нужно найти слова и рассказать ему, что он для нее значит. Она знала, что потеряет его, если не выскажет эти слова, как бы это ни было больно и трудно. Она стояла на перекрестке, и не принять решение значило потерять все. Завтра. Завтра она найдет свою дорогу.
А сегодня Темперанс просто закрыла глаза.
На следующее утро Темперанс проснулась рано, она лежала в постели, глядя в потолок своей одинокой спаленки. Вставать не хотелось. Ее спаленка была почти под самой крышей. Так высоко в доме были расположены только три комнаты — ее, Уинтера и Нелл. Во время дождя в углу спаленки протекал потолок. Зимой Темперанс в ней мерзла, а летом страдала от жары.
Господи, иногда она так жалела, что не может просто взять и улететь куда-нибудь. Возможно, поэтому она и вступила в эти опасные отношения с Кэром, рискуя не только забеременеть и родить незаконнорожденного ребенка, но и погубить свою душу. Он был искушением, перед которым она не могла устоять. После всех этих лет борьбы со своей натурой Темперанс, в конце концов, осталась с нерешенной проблемой. Возможно, эта борьба никогда не оканчивалась победой. Возможно…
В соседней комнатке послышался какой-то удар. Темперанс встала.
В комнате Уинтера что-то упало.
Дверь в его комнату, конечно, была закрыта, поэтому Темперанс постучала:
— Братец?