Ричард Длинные Руки – эрцфюрст - Гай Орловский

Лирк воскликнул:

– Но… как это…

Я сказал нетерпеливо:

– Не теряйте времени. Оно не только деньги…

Я как бы умыл руки, что, конечно, не совсем, ибо вырвавшиеся на свободу узники в ярости и жажде мщения убили всех, пощадив только одного, найденного туго связанным и с кляпом во рту на верхнем этаже. Его то ли сочли таким же обиженным, то ли утолили гнев, убив прислугу и троих последних стражей, что спали мертвецки пьяные внизу с дворовыми девками, но я увидел его среди крестьян, когда вывел из сарая коня и взобрался в седло.

– Этот замок отныне принадлежит племени раменсов, – сказал я. – Хозяйка его – Ассита. Или тот, кому она его поручит.

Они окружили меня, галдели:

– Спасибо, ваша милость!

– Не покидайте!

– Благодарим за спасение!

– Еще надо решить…

– Вы нас от смерти избавили…

– Нам тут непонятно…

Я оглядел всех, голодные, измученные, но уже с горящими энтузиазмом глазами.

– Ребята, – сказал я, – никто не даст вам избавленья, ни царь, ни Бог и не герой. Добьетесь вы освобожденья своею собственной рукой!.. Только в следующий раз не давайте никому сесть на выю. Выя – это такая шея, только немытая, как у вас. Пресекайте такое на корню. В зародыше!.. Будьте бдительны.

Зайчик ржал нетерпеливо и бил в землю копытом. За его спиной видна разваленная конюшня. Я успокаивающе кивнул, дескать, все правильно, здесь ломать можно, и поднялся в седло.

Крестьяне остались разбираться в замке, а я пронесся обратно и влетел галопом на околицу, промчался вихрем по улице между домами, соскочил почти на ходу и бросился в дом.

Ассита толкла длинным пестиком в ступе едкие травы. Я вошел быстрыми шагами, она обернулась, бледное лицо совсем страдальческое, глаза трагически расширены, в них блестят слезы.

Увидев меня, выронила пестик, охнула. Я раскинул руки, глупо улыбаясь, она бросилась мне на шею, прижалась всем телом, поцеловала страстно и жадно, а слезы как будто только и ждали этого момента, брызнули щедро и побежали по щекам, оставляя блестящие дорожки.

– Как ты мог? – вскрикнула она. – Когда ты не вернулся… у меня сердце начало останавливаться!

– Пришлось задержаться, – объяснил я. – Но барон погиб, как и все его люди. Крестьяне освобождены, сейчас еще хозяйничают в замке…

– Что-о?

– Скоро будут здесь, – сообщил я. – И расскажут подробно. Теперь это твой замок, хочешь или не хочешь. Объясни народу, что если они не займут его и не объявят себя хозяевами, то это сделает кто-то другой. Возможно, похуже того дурака…

Она ничего не слушала, слезы продолжали струиться по ее лицу.

– Ты что сделал?.. Ты мог погибнуть!

– И не увидеть тебя больше? – изумился я. – Я не такой дурак. Отныне и навеки я с тобой.

– Это я с тобой, – прошептала она.

– Отныне и навеки?

– Да…

– Объяви, – сказал я, – кто будет править.

Она прошептала в недоумении:

– Разве не ты?

Я улыбнулся.

– Нет. Я уезжаю и забираю тебя с собой. У меня свое королевство, богатое и красивое. Тебе будут рады.

Она прошептала недоверчиво:

– Правда?.. Здесь вся моя родня… С другой стороны, тут было столько горя…

На улице послышались громкие голоса, ликующие вопли. Я подошел к окну. По улице галопом пронеслось трое всадников, я узнал узников на взятых в конюшне разбойников конях.

К ним сбегается народ, слышится смех, плач, довольные крики.

Она сказала быстро:

– Пойдем, я должна быть с ними!

– Да, – сказал я с нежностью, – конечно, моя королева.

Она озорно сверкнула глазами в ответ на иронию, как решила, хотя я говорил совершенно серьезно.

На улице всадники уже покинули седла, их окружили, обнимают, передают из рук в руки, а те что-то рассказывают, захлебываясь словами.

Ассита бегом сбежала с крыльца, вся радостная и вдвойне счастливая. К ней повернулись все, это я заметил с удовольствием и гордостью, а прибывшие тут же начали все пересказывать снова, на мой взгляд это больше походило на отчет перед строгим отцом-командиром.

Подошел хозяин дома, в котором я остановился, вздохнул.

– Сколько же свалилось на ее хрупкие плечи… Но она духом сильнее всех мужчин здесь, вместе взятых.

– Доверяют? – спросил я.

Он покачал головой.

– Не просто доверяют. Они смотрят на нее в ожидании, Ассита скажет, что им делать, Ассита скажет, как жить… Понимаете, ваша милость, она в самом деле… рождена быть такой. Этих хороших и честных добрых людей нужно вести и оберегать, она это делать умеет…

– Ну да, – согласился я, – разбойники почти окрестные деревни уже нагнули и покорили, но ваша не сдается.

– Это все она, – сказал он гордо. – Даже ее муж, доблестный Тимуз, во всем полагался на ее советы и решения.

На улице толпа все росла, наконец медленно двинулась по улице, а сзади мальчишки гордо вели в поводу трофейных коней. Ассита лишь на мгновение обернулась ко мне и послала радостно-виноватую улыбку.

Я успокаивающе помахал рукой. Видимо, обратно придется нести ее в когтях. Надеюсь, она поймет и доверится мне. Возможно, удастся обучить ее ходить через зеркала, а то мне приходится часто прыгать по королевствам…

Задние начали оборачиваться, с той стороны села на улицу въехала и печально тянет телегу унылая лошаденка, в ней на сене лежит мужчина, грудь перевязана чистыми тряпками, видны засохшие пятна крови. Когда приблизились к собравшимся, он сделал попытку встать, но со стоном повалился обратно.

К нему бросились все, кто заметил, остальные поворачивались на шум и тоже с радостно удивлявшими криками окружали телегу.

Ассита медленно и страшно бледнела. Кожа на лице натянулась, щеки запали, а скулы резко натянули кожу.

– Этого не может быть, – прошептала она.

– Что стряслось? – спросил я, чуя недоброе.

Не отвечая, она сошла с крыльца, двигаясь словно во сне. Мужчину общими усилиями вынули из телеги, раненый стоит на своих ногах, но его придерживают заботливо, готовые тут же подхватить на руки.

Ассита приблизилась к нему, я слышал ее сдавленный вскрик:

– Как?.. В тебя всадили три стрелы, а проклятый барон почти пронзил тебя копьем и сбросил с обрыва в реку!

Он ответил хрипловатым голосом:

– Меня вынесло там внизу на берег, где увидел охотник и тут же оттащил к отшельнику, что живет там в лесу. И хотя тот никого не желает видеть, но надо мной сжалился, только сказал нечто странное насчет флота где-то очень далеко, ради которого он и примет меня… В общем, я все эти дни был между жизнью и смертью. Раны воспалились, я не выходил из бреда, но вчера открылась последняя рана и вытолкнула застрявший глубоко наконечник стрелы…

– Но почему не послал сказать, – вскрикнула она, – что жив?

Он покачал головой.

– Чтобы горевала дважды, если я бы все-таки потом умер от ран? Я велел охотнику все держать в тайне. Но теперь… теперь точно пошел на поправку.

Я ухватился за столб покрепче, в глазах потемнело, в ушах тонкий и противный звон. Горечь поднялась из сердца и захлестнула мозг. Я чувствовал такую тоску, что даже не знаю, как все это можно выносить, неужто у Господа тоже такое бывало, если вложил и в человека такую зверскую боль?

Раненому что-то быстро и часто говорили, указывая на меня. Он кивнул, отстранился от поддерживающих его рук и сделал несколько шагов ко мне. От движений на повязках с засохшей кровью выступили свежие алые пятна.

Я хмуро смотрел в его лицо, стараясь отыскать неприятные черты, но видел только молодого мужчину с открытым честным лицом и такими же чистыми глазами, что бывают только у людей, все еще верящих в честь и справедливость.

– Спасибо тебе, герой! – сказал он пылко, голос его дрожал. – Ты спас наш народ!

Я покачал головой и ответил, стараясь не выказывать горечь:

– Вы все равно не сдались бы и… победили бы.

– Кто знает…

– Победили бы, – заверил я. – Я лишь чуть сократил дорогу к победе.

Ассита смотрит на меня отчаянными глазами, лицо бледное и разом исхудавшее. Подошла и стала рядом с ним, но мне и без того ясно, что для настоящих людей дело выживания своего народа важнее личных чувств, что, конечно, не убавляет горечи и страданий. Сильные страдают всегда больше слабых, ибо заставляют себя делать то, что надо, а не то, чего хочется.

Потом она пошла проводить меня, остальных задержал хозяин моего пристанища, знаками дав понять, что Ассита привела этого странствующего рыцаря, она должна и проводить.

Она шла, опустив голову, а когда подняла на меня взгляд, из покрасневших глаз хлынули слезы.

– Как же я буду… без тебя?

– Ты сильная, – сказал я невесело, – а твой муж хороший военачальник… наверное. Разбойников нет, вам всего лишь нужно не терять бдительность. И не отдавать никому тот важный замок.

Она покачала головой.

– Я… умру без тебя.

– Я тоже, – ответил я. – И много раз. И долго еще будет сердце рваться, а я умирать.

Ее глаза стали умоляющими, она всхлипнула.