Никакой магии - Андрей Уланов

— Удивлены, мисс Грин?

— Скорее, потрясена до глубины души, — честно созналась я.

— Раньше, конечно же, все обстояло иначе, — Хауст с отчетливым треском преломил шампур и бросил половинки в костер. — Полагаю, вы знаете, как поступали егеря с попавшими к ним эльфами. Нашим предшественникам так же было что сказать… только не думайте, вэнда, — поспешно добавил он, — что я собираюсь пересказывать сплетни, но…

— Не думаю, — тихо произнесла я. — Война калечит не только тела, но и души.

Иногда разница между эльфами и людьми была лишь в том, что эльфы стыдились того, что совершили. А иногда не имелось даже и такой — достаточно вспомнить Элоара-с-Проклятьем и других…

— Все изменилось, когда в Полк пришел капитан Винкль, — голос лейтенанта ощутимо дрогнул. — Он поначалу тоже считал вас врагами… но чем больше узнавал, тем больше вражда перерастала в восхищение. Конечно, старики смотрят весьма неодобрительно, но капитан, — Хауст потер скулу, — бывает очень убедителен. И потом, — не без гордости добавил он, — наш эскадрон в самом деле лучший.

Я ждала продолжения — по моему опыту, рассказ о таком незаурядном человеке должен занять от четверти до получаса. Но лейтенант просто встал и принялся затаптывать костер.

— Нам пора лететь, — пояснил он в ответ на мой невысказанный вопрос. — К тому же, когда вы увидите нас в деле, многое объяснится без слов.

Вопреки названию, «Ночная моль» не была похожа на моль какой угодно разновидности. Скорее уж ее родичей стоило поискать среди химер — с туловищем рыбы, хищно распахнутой пастью, из которой вываливался дощатый язык трапа, и огромными фасетчатыми глазами. Рыбозверь со свистом втягивал воздух сквозь решетчатые жаберные щели по бокам и выдыхал горячим дымом через овальную трубу на спине. Из пасти, как и подобает хищнику, воняло — углем, смазкой, перегретым железом и какой-то противной электрохимией.

Мы с лейтенантом подошли к трапу последними в короткой цепочке.

— Лесенка справа от входа, мисс Грин, — голос лейтенанта странно дрожал. Вряд ли он настолько взволнован, скорее, проявилось побочное действие «совиных глаз», — и вверх. Полетим первым классом.

— А парадной лестницы нет? — пошутила я, карабкаясь вверх. Ряд грубых железных скоб с неприятно-острыми краями заканчивался люком, и его я постаралась проскочить как можно быстрее: массивная рубчатая и ничем не закрепленная в откинутом положении крышка слишком уж напоминала готовую захлопнуться мышеловку. Ой-ай-ой-о-ой… больно! Гнилые корни! Здесь же вообще развернуться нельзя, не приложившись сразу дюжиной мест о всякую торчащую машинерию. Кто только эту пыточную для эльфов строил… хотя вопрос глуп, а ответ очевиден.

На самом деле мы попали в рубку — за небольшим штурвалом застыл гном в матросской бескозырке и черном кожаном бушлате. Позади рулевого, на небольшом возвышении, угнездился в стальном креслице второй бородач, словно сошедший с полотна Маре: «Гном, отдыхающий после работы в шахте». Та же вальяжно-задумчивая поза, похожий бело-черный свитер грубой ручной вязки, такие же штаны и унты с оторочкой из собачьего меха. Единственное серьезное расхождение с картиной заключалось в том, что на подлокотнике справа вместо громадной кружки с элем лежала столь же несуразно большая фуражка.

Как эта пара коротышек собиралась управляться с обступавшими со всех сторон — да и с потолка — полчищами рычагов, маховиков, краников, циферблатов и прочих шкал со стрелками, оставалось для меня тайной тайн. Эльфу потребовалось бы полжизни лишь на то, чтобы запомнить назначение каждого из устройств, человеку бы не хватило и трех жизней — ну а гномы, наверное, обретают эти знания еще в утробе матери.

— Отряд на борту, капитан Гримиц, — поднявшийся следом за мной лейтенант захлопнул крышку люка и лязгнул защелками. — Можем лететь.

— Хорошо. — Выпрямившись, гном торжественно возложил, иначе не сказать, фуражку на голову и, наклонившись к пучку труб слева от кресла, скомандовал: — Трап убрать, створки закрыть! Решетки — на взлет!

Внизу прогрохотало, крайняя слева трубка плюнула в капитана совершенно неразборчивым даже для эльфийского уха шипением. Затем корабль покачнулся, земля за остеклением резко провалилась вниз, а впереди показались огни — вначале полевого лагеря, затем, судя по болезненно-ярким потокам электрического света и по суете и мельтешению в этих лучах, то самое сооружаемое у ворот укрепление, где требовалось «организовать особо бурную деятельность».

— Решетки на тридцать, курс север-север-запад, средний фперед, — приказал Гримиц и, оглянувшись на лейтенанта, уточнил: — Идем по прежней схеме?

— Да, — кивнул Хауст, — все то же, только вместо наблюдателей спускаем в гондоле стрелков.

— Яфно, — Гримиц, мрачный, как тучи над нами, постучал по циферблату перед собой. Стрелка неуверенно дрогнула — и, очнувшись от спячки, резво скакнула на добрую треть фосфорно мерцающей шкалы. Кажется, это был высотомер — и он совершенно нагло врал, показывая целых шесть сотен футов, когда огоньки под нами светили не дальше чем в четырехстах.

— Прикажите своим людям подготовиться.

— Они готовы! — уверенно сказал Хауст.

Гримиц нахмурился еще сильнее и перевел взгляд на другой индикатор.

— Машинное, что с батареями?

— Зрдхрбынсятпрц, — бодро тявкнула переговорная труба.

— Машине… — капитан пригладил бороду, — стоп! Топки перекрыть! Гондолу к спуску! Малый тихий фперед!

Он говорил еще что-то, но я уже не слушала его. Жесточайший приступ воздушной болезни напрыгнул на меня, словно рысь из засады. В глазах потемнело, желудок скрутили морским узлом, и длилось это целую вечность — пока я вдруг не поняла, что корабль больше не качается.

— С вами все в порядке, мисс Грин? — лейтенант осторожно тронул меня за плечо.

— Да… — соврала я, — в полном.

Кажется, Хауст не поверил мне — но возможности цацкаться с полуживой обузой у него сейчас не было.

— Держитесь позади, — велел он, пролезая в люк.

На крыше пахло дождем, окалиной, мокрым железом и кровью. Первый труп лежал в нескольких ярдах от корабля, неловко раскинув руки — арбалетный болт вошел ему в спину, точно между лопаток, бедняга даже не успел понять, что умирает. Второй, чуть поодаль, прожил чуть подольше, хоть и заполучил сразу три болта — два в грудь и в горло. И тишина, нарушаемая только ветром и шорохом капель — «Ночная моль», отхаркавшись десантным отрядом, сразу же ушла вверх, в облака.

— Капрал Малреннон?

— Все чисто, сэр, — доложила лейтенанту сгустившаяся впереди тень, — на крыше больше никого.