Ронни. Автобиография - Ронни Вуд

Это были три величайших пианиста всех времен, и у меня было лучшее место во всем зале — прямо рядом с ними, я наблюдал за их игрой, и иногда они кричали мне, чтобы я вставил какое-нибудь соло. Великий игрок на губной гармонике Шуга Блю, Пол Шафер с шоу Дэвида Леттермана, Кенни Лавлейс и Рой Гейнс были с нами.

После концерта мы все поехали домой к Фэтсу, где креол Джамбо готовил в огромной кастрюле цыплячьи ножки, и оттуда торчали всякие кости. Джерри Ли взглянул на эти кости и сказал мне: «Это духовая секция Фэтса».

Когда приехал Рэй, Джерри Ли ткнул меня легонько локтём: «А ты знаешь, что Рэй может видеть?»

Я воскликнул: «Правда?»

Тот настаивал: «Он видит».

Я не мог в это поверить: «Но он же слепой!»

«Позволь мне рассказать тебе кое-что, — он завел меня в сторонку, — Как-то мы с ним вели церемонию вручения — Рок-н-ролльный Зал Славы, и вот выходят Дон и Фил Эверли, и Рэй им прямо и говорит: «Привет, Дон, привет, Фил». Никто не знал их имен, а он знает. Так что я сказал ему: «Какого *** ты знаешь, который из них кто, если ты ничего не видишь?» Я тебе отвечаю, этот мазафакер видит!» Позднее тем же вечером Фэтс показывал мне свой дом, и я заметил на столе в его спальне серо-бордовый проигрыватель «Дансетт». Он был таким старым, что на нем было полно паутины.

Я сказал ему: «Такой же точно маленький проигрыватель был у нас дома, когда я подростком слушал твою первую пластинку — «I’m Walking»». Ему это очень понравилось. Кстати, с этого проигрывателя я выучил все свои первые аккорды Чака Берри.

И вот тогда мне на моём пути встретились две прекрасные возможности. Первая была в том, чтобы поехать в турне с Бо Диддли, а другая — открыть клуб в Майами. Я ухватился за обе, но, наверное, лучше было бы, если бы я выбрал какую-то одну.

Бо Дидли был музыкальной легендой со времен моего детства. Он родился под именем Эллас Бейтс в Миссисипи в 1928-м. В возрасте 10 лет его выгнали из школы, он начал брать уроки игры на скрипке и сам выучился играть на гитаре. Он стал ведущим певцом в стирально-досочном трио перед тем, как уйти в самостоятельное плавание в 1951-м (забавно, но я тоже начинал со стиральной доски). Спустя 4 года он записал свой первый хит «I’m A Man» («Я — мужчина»), назвал себя Бо Диддли в честь однострунной африканской гитары, и с тех пор никогда не оглядывался назад.

Когда я впервые услышал о нем в начале 60-х, это было такое время, когда каждый, кто мог играть на гитаре, хотел играть так, как он, и все группы, гастролировавшие по Англии, обрабатывали его песни, в том числе и «Стоунз», с которыми он выступал в одной программе в 1963-м.

Бо пригласил меня поиграть с ним в 1985-м, когда он давал концерт «Отмечаем с Бо и Друзьями» в амфитеатре «Мидоуз» в Ирвине, Калифорния. Мы играли с Миком Флитвудом, «Beach Boys», Денисом и Карлом Уилсонами и Митчем Митчеллом, ранее выступавшим с Джимми Хендриксом. Это стало для меня значительным опытом — снова играть с Бо, одним из моих самых любимых героев, и где-то после того концерта мы с ним обсудили возможность совместного турне. Мы собрались назваться «the Gunslingers» («Парни с пушками»), и план был в том, чтобы провести 11 месяцев в 1987-м и 1988-м, играя в Штатах, Японии и Европе. Бо был всеми руками за него, также как и я.

Когда я встретился с Бо и его группой для репетиций в Нью-Йорке в 1986-м, я пришел в репетиционную комнату с длинным списком песен Бо, которые я хотел сыграть: «Diddley Daddy» («Папуля Диддли»), «Road Runner» («Бегун»), «You Can’t Jugde A Book by Its Cover» («Нельзя судить о книге по обложке»), «I’m A Man», «Mona», «Crackin’Up» и «Hey Bo Diddley».

Но Бо не хотел играть ни одну из них, пока я не протрезвею полностью. Я положил свою гитару и сказал ему: «Мне теперь кажется, я ошибся местом».

Он сказал: «Ты уверен, что ты не пьешь?»

Я ответил: «Конечно, да».

«Тогда что это за бутылка водки под твоим стулом?» — спросил он.

«А что это за бутылка «Бэйлиз» под твоим?!» — засмеялся я.

Мы ударили по рукам и стали парнями с пушками. Мы перебрасывались шутками, но менеджер Бо заволновалась. Её звали Марго Льюис, она была моей давней подругой начиная с 60-х, и я не видел ее много лет. Я познакомился с Марго перед тем, как познакомился с Бо, когда она была клавишницей «Goldie & the Gingerbreads» — первой чисто девчачьей американской рок-группой. Тогда было много девчачьих групп — вроде Дайаны Росс и «the Supremes», «Martha and the Wandellas», «the Ronettes», но «the Gingerbreads» были особенными. Это были четыре белые девочки, которые звучали как черные, и они не просто пели, но и играли свою музыку. И они реально роковали. В 1964-м, когда Брайан, Мик. Кит Чарли и Билл поехали в Нью-Йорк на свое первое американское турне, кто-то организовал для них большую пригласительную вечеринку, и «the Gingerbreads» играли на ней. Мне кажется, «the Gingerbreads» были открыты «the Animals», но самое главное, что я запомнил о них, это то, что они были первой группой, которую я когда-либо видел, которая использовала «B-3» — орган «Хэммонд» «под мебель». (Это для вас, Букер, Мак и Чак).

Марго объяснила Бо все выгоды от гастролей со мной. Благослови её Бог. Она действительно хорошо знала расклад дел. Мы проводили шоу так: Бо начинал с 4–5-ю номерами в сопровождении своей группы из 4-х человек, которую возглавляла басистка Дебби Хастингс, а гитарист группы назывался «Князем Тьмы». Потом выходил я и играл несколько песен в своей манере с Дебби и группой, а потом снова выходил Бо, и мы с ним делали 4 или 5 номеров вместе.

Конечно, у Бо, было свое эго, но я понимаю его, так как он — тот человек, который изобрел рок-н-ролл. Он есть даже в «Книге рекордов Гиннесса» в качестве композитора, который большую часть песен написал о себе (уверен, что Джерри Ли должны были указать вместе с ним). На тех гастролях он даже написал одну песню для меня — медленный 12-тактный блюз под названием «Money To Ronnie» («Деньги для Ронни»), которая меня тогда реально удивила, появившись ни с того ни с сего, — он подарил мне её на виду у всей публики.

И так как он понял, что я — достаточно клевый для него как для Бо, мы записали на сцене в Нью-Йорке наш альбом «Live at the Ritz» («Живьем в «Ритце»»), и когда я слушаю его теперь, мне ясно, почему я всегда любил играть с ним. Он — мужик что надо, в своём уникальном бо-диддлевском стиле, он делает все, что хочет, и он определенно кладет с прибором на все остальное. Разница между Бо и мной — это то, что я считаю себя гитаристом на совесть, но Бо просто желает запрыгнуть на эту «лошадку» и гарцевать на ней, и ему все равно, в седле он или нет.

С одной гитарой и практически без аккомпанемента — если кто-нибудь лажал, то это могло по нему ***нуть. Он также был большим спецом в области рванья струн. Дебби рассказывала мне, когда настраивала для него его «топор», что он любил рвать их в середине шоу специально, когда ему хотелось передохнуть и пошутковать. У него был огромный старый кошелёк, полный струн, и он был его поддержкой. Он весело и размеренно менял струны во время выступления.