Волчья хватка - Сергей Алексеев

Обескураженный неудачной охотой, он лёг возле ямы и стал ждать, но зверёк больше не появлялся. Лежать на ледяном бетоне было неуютно, да и ждать томительно, и волчонок спустился вниз, обнюхал крысиный ход: он шёл под стену, но в него и морда не пролезала. Тогда он попробовал расшевелить камни, и те вдруг с лёгкостью раздвинулись — земля под ними оказалась изъеденной норами, из которых тянуло свежим воздухом.

Его гнала не страсть к свободе, которой ещё и вкусить не успел, а скорее обыкновенное звериное любопытство и стремление к действию. Рыл он терпеливо, самозабвенно и, когда углубился под стену целиком и для выбрасываемой земли не хватало места, стал набивать её под себя и затем выталкивать, выползая назад. Сразу за стеной крысиные норы повернули резко вверх, и скоро волчонок пробился на волю, оказавшись под грудой старых досок.

На улице было уже сумеречно, прохладно — самое время для охоты и переходов. Он отряхнулся, отфыркался и, выслушав все звуки, осторожно двинулся к воротам, где стояли машины. Эти тёмные, громоздкие существа излучали агрессию, хотя выглядели вполне мирно и были неживыми; приблизившись к ним, он заворчал, поджимая хвост, однако никакой реакции не последовало. Тогда он обнюхал автомобиль со всех сторон — все запахи оказались мёртвыми, но при этом источаемая злобность высилась над ним высокими, красноватыми столбами и туманом растекалась по земле. Он не хотел раздразнивать и как-то пробуждать их к жизни, а тем более драться, и лишь из желания поиграть трепанул машину за брызговик.

Тотчас она ожила и панически заверещала, как недавно крыса, замигала гневными вспышками глаз. Волчонок в удивлении отскочил: голос машины и её страх были несообразными с агрессией, от неё исходившей, однако замешательство было мгновенным. В следующую секунду он снова вцепился в брызговик, уже влекомый собственной яростью и страстью — додавить противника. И было ему странно, что это огромное существо никак не сопротивляется и лишь продолжает испуганно верещать, но то же обстоятельство вселяло ещё большую дерзость и злобу. Он намертво закусил упругую, гибкую плоть и рвал её, мотая головой и упираясь лапами, и, одержимый борьбой, вовремя не заметил опасности. Машина вдруг замолчала, в последний раз мигнув глазами, волчонок разжал челюсти и только сейчас увидел тёмную фигуру пришедшего на помощь человека.

— Кто здесь? — спросил он.

Зверёныш услышал явную угрозу, мягко отскочил в траву, лёг и, спрятав голову в заросли кипрея, затаился. А человек прошёл вдоль машин, осмотрелся и скоро вернулся к костру, пылающему на берегу. Волчонок же осмелел, снова выскочил на стоянку и, пугая рыком, начал рвать автомобили — все подряд, испытывая удовлетворение от их многоголосого немощного визга и мигания. Только один — огромный, с блестящими чёрными стёклами, остался молчаливым, сколько бы он ни дёргал брызговики и ни хватал зубами за все, что умещалось в пасть. Он стоял как неприступная гора и испускал мощное зеленовато-сиреневое свечение, некую немую угрозу и более всего возбуждал зверёныша. Покидавшись на безмолвного противника, он принюхался и почувствовал, что внутри чёрной машины находятся возбуждённые автомобильным сигнальным визгом люди: из вентиляционных отверстий несло табаком и человеческим потом. Это насторожило волчонка, и он на всякий случай отскочил подальше.

И сейчас шум поднялся невообразимый, люди от костра побежали к машинам, заговорили густо, возмущённо, каким-то образом прерывая верещание машин. Они искали того, кто сотворил такой разбой, метались по сторонам и никого не находили. Наконец, автомобили утихомирились, кроме одного, который продолжал скулить жалобно и безутешно. И сами люди слегка успокоились, помочились возле машин, помечая свою территорию, и удалились.

Тем временем волчонок отсиживался в трех саженях от стоянки и с интересом наблюдал за переполохом. На расстоянии он их боялся и презирал одновременно; ничтожные и жалкие, они обладали силой, способной подавить его волю, и каждый из них мог стать вожаком. С точки зрения зверёныша, в этом и крылось человеческое превосходство, хотя на самом деле при всей своей излучаемой агрессивности, они так же, как машины, начинали испуганно верещать, если кого-нибудь из них внезапно трепануть за брызговик. Когда же люди ушли к реке, оставив его одного на стоянке, он уже с охотничьей страстью и знанием дела пополз к машинам, наблюдая за человеком. В серых сумерках человек видел не дальше трех метров и потому ходил на некотором расстоянии со стороны леса и ничего не слышал из-за пугливого стона сигнализации, а для волчонка наступило самое благодатное время: не слепило солнце, повысилась острота зрения, и слуху не мешали никакие громкие звуки. От человека исходило лохматое, жёлто-зеленоватое свечение, что выдавало его внутреннее состояние — агрессии и одновременной трусости. Он ожидал нападения из лесу, и потому зверёныш зашёл от охотничьей гостиницы и юркнул под крайнюю машину. В тот же миг она заголосила, и человек завертелся, заметался, ко всему прочему ещё и ослеплённый вспышками сигнальных фонарей; волчонок нырял под машины, рвал брызговики, испытывая искристое чувство победы и восторга.

И только чёрная громоздкая машина по-прежнему не отозвалась никаким звуком, зато дверца чуть приоткрылась, и оттуда высунулся характерно воняющий ружейный ствол. Сверкнуло совсем рядом, и вслед за тихим хлопком мягко чмокнула земля, принимая пулю. Зверёныш на мгновение вжался в траву, и тут от.костра, стреляя на ходу, побежали люди, и этот, бывший на стоянке, тоже палил куда-то в лес. Однако ствол.из-под носа волчонка убрался и дверца чёрной машины захлопнулась.

Вообще-то от треска выстрелов ничего опасного не было, поскольку людьми владел страх и желтовато-сиреневое излучение — признак сильнейшего волнения, нёсся над ними, как туча. И все-таки он уполз со стоянки в траву и там побежал неторопкой рысцой к «шайбе», а люди запустили моторы и погнали машины через цветочные клумбы к кромке берега, чтобы все время были рядом. На стоянке остались лишь одна небольшая, скулящая и несчастная, и та, огромная, молчаливая, тихо стреляющая, где прятались люди непривычного, странного поведения.

Ночь ещё только начиналась, а забава уже закончилась, и волчонок заскучал и тем же путём вернулся в «шайбу». Побродив по «шайбе», насыщенной запахами порченого мяса и духом чужой добычи, он почувствовал голод и беспокойство от яркого света. Слепые люди освещали пространство в тёмное время и от этого слепли ещё больше, поскольку в глазах происходили необратимые процессы, а зрение, как и чутьё, следовало постоянно развивать и совершенствовать только трудом. Он определил источник света — лампочку, покружился, задрав морду вверх, угрожающе порычал и сразу понял, что это никак не действует. Потом попробовал достать сияющий шарик в прыжке с места, и хотя взлетел чуть ли не на метр, однако зубы чакнули по воздуху. И с разбега получалось то же самое — не хватало совсем немного, двух-трех пядей, уже и свет был так близко, что слепил и обжигал морду.