Волчья хватка - Сергей Алексеев

В эти минуты он осознавал себя человеком, который, как всякий смертный, ходил под Богом. Но ещё дважды, словно проснувшись, тянул руку к телефону, но вместо трубки брал бутылку грузинского вина, наливал в бокал и пил крупными глотками.

Хмель его не брал вообще, однако чуть просветлялось сознание, где предупредительной надписью выступал некий высший приказ — не спешить, не опережать события и, как сказал суеверный товарищ Жуков, не спугнуть приданные небом ударные части.

…Вечером майор Хитров позвонил по спецсвязи и сообщил, что готов показать кино. Верховному не требовалось комментариев, он приказал адъютанту немедленно доставить в резиденцию начальника штаба триста двенадцатой дивизии.

Часовой фильм, снятый оператором из группы «инквизитора», мог потрясти всякого, кто стал бы смотреть его без определённой подготовки и знаний. Это была та самая танковая группа генерала Гота, прорвавшая эшелонированную оборону на Подольском направлении — возле Боровска. Хитров ничего снять не смог, ибо там уже хозяйничали фашисты.

На унылой осенней дороге и вдоль неё, в самом деле лежало сырьё для мартеновских печей, лишь отдалённо напоминая первоначальную форму того, чем был прежде этот металлолом. Кое-как узнавались практически вывернутые наизнанку и оплавленные танковые башни, сами корпуса, раскатанные, сплющенные в серые блины вместе с гусеницами, — и все это размётано, раскидано широкой лентой километра на три в длину и уже припорошено первым снегом. Было полное впечатление, что танковая группа Гота, численностью в девяносто машин, обойдя все засады, в глубине материка нарвалась на лобовой огонь главного калибра корабельной артиллерии. Или под точные попадания авиабомб, весом не менее тонны: иначе все увиденное объяснить было невозможно.

Последние кадры были сняты с самолёта и напоминали заключительные аккорды драматической и вдохновляющей симфонии.

Верховный смотрел этот фильм среди ночи и радовался, что в маленьком зальчике темно и его лица не видит даже майор Хитров — второй зритель, делающий по ходу показа краткие комментарии. Когда же закончился показ, вождь встал, протирая глаза, и проговорил спокойным, уважительным тоном:

— Товарищ Хитров, вы хорошо справились с заданием. Но у меня есть ещё одна просьба… Возьмите с собой того лейтенанта-разведчика из тридцать третьей…; И отправляйтесь в НКВД. Скажите, пусть передадут вам… почтённого старца, которого девятого числа задержала моя охрана. Принесите мои извинения… за то, что я не вышел из машины и не принял икону собственноручно. Побеседуйте с ним, у вас это получится, попытайтесь установить… дипломатические отношения и договориться о нашей встрече. Если не удастся найти контакта — ни на чем не настаивайте. А как поступить с этим старцем — полагаюсь на ваше решение. И приходите ко мне в любое время дня и ночи.

Потом вызвал адъютанта и вручил ему коробку с плёнкой.

— Сделайте две копии этого фильма, — распорядился он. — Одну без всякого промедления доставьте в разведку товарищу N с моей просьбой, чтобы его могли посмотреть в ставке фюрера. Товарищ N знает как это сделать. Второй экземпляр передайте в наркомат иностранных дел. Пусть они дипломатической почтой отправят американцам.

Верховный ждал посланника к старцу более суток. Прежде царственно нетерпимый и грозный к своим подчинённым, сейчас он проявлял невиданную выдержку и чувствовал необходимость этого, всякий раз останавливая себя, когда ощущал порыв немедля вызвать начальника штаба триста двенадцатой дивизии. Пока ждал, около десяти раз просмотрел плёнку, отснятую на месте катастрофы прорвавшей фронт танковой группы немецкого генерала Гота. И с каждым разом, вглядываясь в кадры не совсем качественной кинохроники, ещё глубже проникался мыслью, что он видит результат применения некоего нового, новейшего, сверхнового оружия и что, если он пока не владеет им, то может овладеть. В то время, как его противник ведёт секретные разработки по производству сложнейшего ядерного, у него в руках уже скоро может быть куда более безопасное, беззатратное и эффективное оружие, называющее себя Сергиево воинство.

Он не вдумывался в технологию этого оружия, не старался понять его природу и принцип действия, поскольку тогда следовало бы признать такое явление, как Божья кара или Огонь Небесный, коими в библейских преданиях поражался супостат. Он также не хотел сейчас вдаваться в идейно-теоретические и мировоззренческие подробности существа вопроса. Он видел, что ЭТО есть, имеет место быть и находится не в умозрительных научных изысканиях и предположениях, а уже воплощено в «металл», отлажено и действует не одну сотню или тысячу лет. И ЭТО выступает на его стороне без всяких союзнических договорённостей, по собственной воле, признавая его правое дело.

Он был правителем жёстким, даже жестоким. Однако сейчас, столкнувшись с явлением, которое как бы ни называлось, он сразу же и навсегда отказался от всяческих резких и категоричных ходов. То есть стал сам собой, а не тем, что изваяла из него рабская свита. ЭТО вообще не следовало брать в руки, порабощать, подчинять своей власти; с ЭТИМ полагалось обращаться так, как обращается с ядовитой гюрзой восточный факир, выманивая её из кувшина с помощью нехитрых звуков флейты. А ему тем временем зрители бросают монеты. Но если даже перестанут бросать и придётся страдать от голода, все равно ему и в голову не придёт выманить змею, отрубить ей голову, сварить и съесть. Потому что она живёт триста лет и может ещё послужить сыну и внуку — тем временам, когда вновь появятся зеваки и бросят свои деньги.

Майор пришёл в кремлёвский кабинет, откуда Верховный не уходил вот уже двое суток.

— Как зовут этого человека, товарищ Хитров? — был его первый вопрос.

— Он называет себя Ослабом, — устало проговорил майор и потёр глаза.

— Редкое и странное имя… Какой он национальности? По звучанию напоминает скандинавское…

— Нет, он русский… Правильно звучит — Ослаб, ослабленный человек.

— Вам не чинили препятствий работники НКВД?

— Не особенно… Вышла заминка, на кого записать старика. Он числился за СМЕРШем… Бумажная волокита… Обошлось, переписали, — майор откровенно и длинно зевнул, пристроил голову на мягкой спинке кресла.

А Верховный вдруг напрягся: этот не посвящённый в тонкости отношений двора и специально не предупреждённый майор мог допустить стратегическую ошибку. Действуя от его имени по особым полномочиям, мог потребовать выдачи задержанного лично для Сталина, записать на него и тем самым приковать внимание Берии и всей его своры.

— На кого же переписали, товарищ Хитров? — тихо спросил он.