Нелегалы 1. Операция «Enormous» - Владимир Чиков

Когда Берия получил от Меркулова наградное представление, то он немедленно вызвал к себе Фитина.

— Не о том ты человеке заботишься, Павел Михайлович, — сердито обронил он. — Я думаю, не спустить ли Квасникова в подвал, а ты поднимаешь его…

Фитин, почувствовав, как по спине пробежала дрожь, промолчал.

— Да-да, Павел Михайлович, в подвал, — изменив тон, почти ласково добавил Берия. — Ты знаешь, я слов на ветер не бросаю… — И на глазах Фитина он порвал наградное представление на Квасникова. — Впредь советую тебе ориентироваться на других людей.

Такой была благодарность человека, который стоял за дирижерским пультом всех атомных дел, благодарность за самоотверженный, полный риска труд разведчика, добывающего в сложных условиях заграницы бесценную информацию для советских ученых. И в дальнейшем едва ли не при каждой встрече Берия обещал Квасникову «спустить его в подвал». Конечно, это образное выражение можно было бы расценить как плоскую шутку, но Квасников, Фитин[123] и многие другие сотрудники НКГБ хорошо знали истинную цену подобным шуткам Берии.

После предательства шифровальщика в Оттаве Игоря Гузенко и многочисленных его допросов в Феврале 1946 года были арестованы агенты советской разведки ученые-атомщики Аллан Нан Мэй, Израэль Гальперин и еще двадцать ранее подозревавшихся канадских граждан. При аресте Гальперина в руки полиции попала его записная книжка, в ней среди других значилось несколько фамилий агентов, в том числе находившихся и в США. Фамилия Чарльза — доктора Клауса Фукса была записана рядом с фамилией его сестры Кристель. Эти данные были доведены до ФБР, что и послужило поводом для начала расследования шпионской деятельности Советского Союза в США.

Клаус Фукс, планировавший возвратиться в Англию как раз в феврале 1946 года, вынужден был остаться в Лос-Аламосе: по просьбе американских физиков его отъезд был перенесен на середину лета. Но агенты ФБР не стали тревожить английского ученого, потому что его сестра Кристель на допросе пояснила, что это она сообщила Израэлю Гальперину о своем брате и попросила помочь освободить его, когда тот был в Канаде как интернированный.

Вот так волею судьбы Клаус Фукс избежал тогда ареста, но предательство Гузенко поставило его в опасное положение. Эта опасность усугублялась еще и тем, что его связник Раймонд, оставшись без работы, самовольно, без согласования с Яцковым, устроился на инженерную должность в химическую лабораторию знакомого ему Крона,[124] который давно уже находился под контролем ФБР. Чтобы предостеречь и Чарльза, и Раймонда от возможного провала, Яцков связался с Центром и убедил его в необходимости проведения срочной встречи с Гарри Голдом, после чего направил Раймонду Открытку с условностями, обозначавшими место и время проведения очередной явки, но тот в назначенный день на связь не вышел. После еще одного согласования с Центром было принято решение: выехать А. А. Яцкову к месту жительства Раймонда в Филадельфию и связаться с ним по домашнему телефону. Анатолий Антонович так и сделал, назначив ему основную встречу в Бруклине в 18 часов, а запасную — часом позже в Бронксе. Зная о том, что Раймонд стал в последнее время рассеянным и иногда путает места явок, Яцков поехал сам в Бруклин, а в Бронкс послал своего помощника Андреева.[125] Именно к нему по закону подлости Раймонд и пришел на встречу, а тот, как было заранее обусловлено, отправил его на 42-ю улицу Бруклина, где его ожидал Яцков.

Раймонд заметил, что Яцков недоволен им. Он действительно был рассержен и готов был отчитать его как мальчишку за несанкционированные поступки, которые могли повлечь за собой нежелательные последствия. Но, будучи по жизни человеком выдержанным и интеллигентным, Яцков постарался сохранить самообладание и с едва заметным волнением начал с Раймондом разговор:

— Зря ты, Гарри, без моего совета устроился в эту химлабораторию. Лучше бы ты остался временно безработным, в таком случае мы помогали бы тебе материально до тех пор, пока не подобрали бы более хлебное и надежное место.

Раймонд насторожился:

— А разве химлаборатория — это не надежное место?

— Нет! Она находится под контролем ФБР. Дело в том, что некоторые ее сотрудники подозреваются в разработке и выпуске запрещенных химических препаратов, — слукавил Яцков, намекая ему самому сделать соответствующие выводы. — Если же останешься там, то, исходя из моей информации, ты должен быть, как никогда ранее, предельно осторожным. Ну а если Чарльз или Калибр дадут как-то знать о себе или где-то случайно встретятся с тобой — все ведь может быть, — то ты должен всеми способами уклоняться от контакта с ними, сделать вид, что не знаешь или, скажем, не заметил их. То есть надо дать им понять, что встреча с тобой нежелательна. Это, пойми меня правильно, в интересах безопасности каждого из вас троих…

— А чем вызваны такие предосторожности? Уж не газетной ли шумихой, поднятой сначала в Канаде, а теперь вот и у нас, в Америке? Я имею в виду — вокруг так называемых «атомных шпионов».

— Да, и ею тоже. Гувер недавно дал указание своим ребятам разъехаться по всем объектам «Манхэттенского проекта» и перешерстить личные дела всех ученых и специалистов. Если будут основания за кого-то зацепиться, то и допросить их. А о Лос-Аламосской лаборатории он прямо заявил: на суперсекретном объекте есть русский шпион. Переверните, говорит, все вверх дном, но найдите его.

— Вы думаете, найдут? — перебил Яцкова Раймонд.

— Не найдут, так сделают кого-нибудь козлом отпущения. Если даже этот кто-то и не потянет на атомный шпионаж, все равно зацепятся и назовут его потенциальным врагом Америки.

— На мой вопрос, чем вызваны ваши опасения, вы дали понять, что не одной газетной шумихой об «атомных шпионах», а и еще чем-то. Что вы имели в виду? — полюбопытствовал Раймонд.

Яцков задумался.

— A-а, это я имел в виду выступление Черчилля в Фултоне! — вспомнил он после небольшой паузы. — Должен сказать, что его идеологическая речь воспринята в Москве как политический вызов Советскому Союзу. А коли так, то вполне естественно, будет теперь возрастать и роль разведок. Соответственно начнет усиливаться и противодействие контрразведок. Между прочим, я ощущаю это уже на себе. Слежка ведется по шесть-семь дней подряд. Поэтому я хотел бы предупредить тебя, Гарри, о необходимости временного прекращения связи со всеми помощниками, которые входят в твою группу. Это указание Москвы, и мы обязаны его выполнять…

После встречи с Раймондом через два дня на связь с Яцковым вышла Лесли и сообщила о том, что из Лос-Аламоса приехал в Нью-Йорк Персей и просит срочной связи с представителем советской разведки. Времени на согласование этого вопроса с Центром у Яцкова уже не было, и потому он сам решил выйти на встречу с ним в таком месте, откуда можно было бы вести контрнаблюдение. В назначенный день Анатолий Антонович явился на обусловленное место загодя, чтобы подстраховать Персея, установить, не привел ли он за собой «хвоста». За Персеем в этот раз действительно велась слежка. Яцков заметил ее и потому отбросил возможность проведения встречи с агентом. А несколько позже встретившаяся с ним Лесли сообщила резиденту следующее: