Директива – уничтожить - Михаил Нестеров

– Да вот. – Федор развернул газету и, как прежний хозяин иконы, прислонил ее к своей груди.

Староста вытер влажные ладони о живот и сощурился, приценяясь. Солнце уже проникло через оконце, в воздухе заискрились ровные сектора пыли.

– Сто, – наконец сказал староста.

Для Федора цена была подходящая, и все-таки он рискнул поторговаться.

– Креста на тебе нет.

Староста, не ответил, развернулся. Федор поспешил исправить положение дел:

– Ладно, согласен.

– Девяносто, – улыбнулся староста, снова поворачиваясь к сторожу.

Федор открыл было рот, но только махнул рукой.

– Годится.

Староста полез в карман и отсчитал девять купюр. Беря икону под мышку, он подмигнул Федору и проворно вышел в церковный двор.

Не прошло и часа, как карман старосты Алексея отяжелел ровно на сто тысяч. Словно находясь не в храме, а у ворот концлагеря, он довольно произнес:

– Каждому свое.

Было утро, верующие спешили на утреннюю литургию, а святой отец, который должен был нести в храме службу, нервно собирался на освящение какой-то конторы. Запутавшись в церковной одежде, он высвободил руку и достал мобильный телефон. Защелкав кнопками, подождал ответа. После того как в трубке прозвучал голос, он сообщил, что готов.

– Присылайте машину.

Когда абонент отключился, в трубке что-то хрустнуло. Это напомнило святому отцу хруст новеньких купюр, которые на жаргоне так и называются: хрусты. Пройдет не так много времени, и сильная, смелая рука сунет в его карман несколько хрустов. Святой отец мечтательно улыбнулся, показавшись сам себе романтиком. Он попытался покраснеть, даже напрягся…

И покраснел.

Священник подошел к зеркалу, осмотрел себя. Выглядел он безукоризненно. Шампунь против перхоти отлично помогал; новый крем фирмы «Макс Фактор», который он вот уже три месяца втирал в лицо, сделал кожу мягкой, свежей, ему даже показалось, что поубавилось ранних морщин. В общем, все было в порядке.

Поспешно выходя из храма, он даже не обернулся, чтобы перекреститься.

Среди трех сотен церквей Москвы, не считая десятки старообрядческих, иноверческих храмов и монастырей, эта и еще три церкви были, по определению самого Дробова, «вольными». Их священнослужители сами предлагали всевозможные церковные услуги, не гнушаясь обычной рекламой в дешевых бульварных листках. Именно из таких газет генерал почерпнул нужные ему сведения. Впрочем, насчет рекламы он не удивился: что говорить о ней, когда у православных храмов бойко шла торговля спиртным. Подобно коммерсантам, священнослужители отпускали и принимали товар.

29

Повар школы Роза Гафурова попробовала из большого половника шурпу и удовлетворенно покачала головой: бульон получился вкусным, прозрачным. Сегодня на обед будут щи, обыкновенные русские щи – наваристые, из ранней свежей капусты и молодой картошки. А какое мясо! У-у!.. Вчера ей пообещали отличную говядину и, надо сказать, слово сдержали: и гуляш получится, а две мозговые кости придадут блюду неповторимый вкус.

Сегодня Роза работала одна, ее помощница Айшат, беженка из Таджикистана, отпросилась до обеда, но к раздаче обязательно будет – женщина всегда держала слово.

Роза не торопилась, у нее почти все было готово: и лук почищен, и картошка. Вот только капусту нужно нашинковать.

Большой нож мелькал в руках Розы, росла горка мелкой капустной стружки. Осталось дорезать всего половину вилка, когда женщину перестала удовлетворять острота лезвия кухонного ножа. Роза вытерла нож о тряпку и потянулась рукой, пытаясь нащупать на настенном шкафу оселок. Пошарив руками, она не обнаружила на привычном месте точильного камня. Странно. Вот уже третий год его место оставалось неизменным. Роза сама определила его, ибо камень имел некое свойство ножниц, которые исчезали вдруг в нужный момент. С тех пор оселок, кто бы им ни пользовался, неизменно возвращался на свое место.

Подвинув табурет, Роза встала на него.

Вот он, слава Аллаху, задвинут только к оцинкованной вентиляционной трубе, лежит себе возле коробки из-под обуви. Повариха, взяв оселок, придвинула коробку к себе: новая, заклеенная крест-накрест липкой прозрачной лентой; сбоку яркая надпись большими буквами: «SPRANDI», чуть ниже буквы помельче и тоже фабричные: «Get what your want». Роза в свое время учила английский язык и эту простую стандартную фразу перевела довольно легко: «Получи то, в чем ты нуждаешься». Слева была расположена непонятная таблица, в которой жирно выделялась цифра 44 – очевидно, размер. Интересно, чья это – Айшат? Наверное. Кроме нее, летом никто не работал, только она и Роза. Даже не оставили на этот период посудомойку и уборщицу; Айшат сама прекрасно справлялась со всеми обязанностями. Правда, ключи есть еще у завхоза.

В коробке было что-то тяжелое, явно не обувь, однако Роза не решилась заглянуть внутрь: не ее вещь, не она положила ее сюда.

Поколебавшись две-три секунды, повариха отодвинула коробку – пусть лежит. А когда придет Айшат, обязательно спросит ее.

Она слезла со стула, поправила лезвие и положила оселок на место. Слегка тряхнула головой: вверху слышался шум. В вентиляционную трубу, возможно, что-то попало или просто отошел где-то кусок тонкого металла и стал издавать неприятный дребезжащий звук. Что бы там ни было, придется завхозу вызвать мастера.

Сегодня повариху особенно раздражал этот звук, он помешает ей услышать, о чем говорит имам. А Розе, хоть и не положено было, хотелось это сделать. Раздаточное окно выходило как раз в зал, заполненный детьми до отказа, но створка, конечно, была закрыта. Специально подслушивать, прислонившись ухом к раме, казалось непристойным и грешным, а подслушивать невольно не давала дребезжащая вентиляционная труба.

Прошло всего несколько минут после того, как Роза слезла со стула и поправила лезвие ножа, а она уже закончила шинковать капусту. Недавно в одном журнале она прочитала рецепт, как правильно варить настоящие русские щи. В рецепте говорилось, что капусту – независимо от того, соленая она, свежая или квашеная – нужно класть за десять минут до конца варки. Роза очень удивилась и попробовала сварить щи по «правильному» рецепту, составленному, очевидно, русским, если судить по фамилии автора. Сомневаясь, засекла время да еще прибавила пару минут. Как она и предполагала, капуста оказалась, мягко говоря, недоваренной. Татарка, крепко выругавшись, продолжила варку.

Сейчас она просто-напросто свалила в котел все приготовленные продукты и накрыла крышкой. Нечего думать: если хочешь, чтобы щи получились вкусными, кидай в готовый бульон все сразу.

Включив газовую колонку, Роза вымыла нож, разделочные доски и рассеянно взяла с полки чистую чашку. Вымыла и ее. Когда потянулась за второй, поняла, что делает все словно через силу.

Что-то беспокоило Розу.

Речь имама отдаленно напоминала рифмованную прозу, мягкий голос заставлял воспринимать его слова как божественную истину и ничего более. Можно было проследить в ней и определенную ритмику, что вместе с мелодичностью голоса усиливало эмоциональное воздействие.

– Когда был сотворен первочеловек, Аллах велел ангелам поклониться ему. Все ангелы повиновались, только один из них, Иблис, не захотел преклониться перед сотворенным из праха. Видя непокорность Иблиса, Аллах проклял его и пообещал низвергнуть его на страшном суде вместе со всеми демонами… Такова воля Аллаха, и до страшного суда Иблис-шайтан будет продолжать управлять демонами и джиннами.

Перед глазами священнослужителя снова были детские лица. Ему казалось, что они сегодня какие-то застывшие, беспристрастные, словно маски, венчающие неподвижные тела. В зале стояла тишина, только с кухни доносилось мерное дребезжание мотора – так определил имам.

Солнца сегодня не было, пропал и блик на линолеуме, который преследовал имама во время его первого визита в школу, вернее, после кратковременной, почти неуловимой потери сознания. Имам так и не понял, отчего и как это произошло с ним, почему столь реально он видел обгоревшие тела детей и директора. И линолеум, пузырившийся от жара, от которого исходил удушливый смрад. А потом, когда видение закончилось, – желтоватое пятно на месте сильного очага пламени. Это пятно преследовало священника даже ночами.

Может, дело в самой школе? В помещении, где он сейчас находится? Нет ли тут каких-то темных сил, которых он пока не может распознать?

Если в прошлый раз взгляд имама был в основном сосредоточен на первом ряду, то сейчас он все больше смотрел за задние ряды стульев, на крашенную белой краской дверку раздаточного окна.

Там было что-то не так.

Взгляд Розы снова устремился к шкафу. Коробка из-под обуви. Чья она? Кто ее оставил? Последний вопрос почему-то больше всего волновал повариху. Оставил. Кто-то оставил. Толчками запульсировала в голове фраза: «Сообщайте об оставленных кем-либо в вагоне вещах». Это обращение, скорее всего к пассажирам поездов или метро. Где она слышала его? А может, читала?