Мераб Мамардашвили: топология мысли - Сергей Алевтинович Смирнов

(см. выше о Выготском). М. К. скептически относится к её достижениям. Она, как и все люди, разделяет общий предрассудок: мы для неё являемся механизмами, некими машинами желаний и переживаний. Согласно этому представлению якобы есть мы, отдельно взятые люди, некие гомункулюсы, испытывающие какие-то переживания. Они и есть то самое, психическое, в человеке, то есть некие реакции на внешние стимулы. Конечно на этом языке вполне можно описать всякие состояния и переживания[126]. У М. Пруста иная психология. Это психология испытания, проверки на вшивость. М. Пруст проверяет на самом себе, действительно ли он есть, кто он, где он, вводя иное измерение реальности, измерение радикальным опытом, сильно рискуя, поскольку может статься, что, если кто-то начинает отвечать на эти вопросы, то он может прийти к выводу, что его нет, и места ему в мире нет.

И вот, о, боги, наконец-то М. К. приходит, на, чёрт знает, каком часе разговора, на 21-й лекции, к базовой проблеме: М. Пруст ищет третье измерение реальности себя и произведения через проблему «авторства поступков, или авторства состояний» [ПТП 2014: 538].

Как я понял эту проблему у М. К. относительно того, что он говорит об авторстве у М. Пруста? Фактически он на неё уже ответил всем предшествующим разговором, на который уже ушло более 500 страниц лекций.

В первом измерении мы такие же, как и все, вещи среди вещей, мы ходим, спим, едим, существуем в предметном мире, совершаем какие-то действия, как-то живём. В общем, то самое: Встал, походил, лёг, встал, походил, лёг, с Новым годом. Снова встал, походил, лёг, снова встал, опять с Новым Годом…

Во втором измерении мы как-то оцениваем эти свои действия, мы здесь в мире сознания, отношения к самим себе. Но это всё иллюзии и психологизмы.

Есть и третье измерение, по которому человек, будучи человеком пути, как-то идёт, то есть совершает шаги, совершает такие действия и события, которые не просто есть действия и оценка их, а действия рискованные, связанные с испытанием себя, в результате которых у него наращиваются духовные «мускулы» – чувства, мысли, действия. Чтобы поднять стул, надо иметь силу и мускулы. Чтобы поднять мысль, надо иметь мускулы. Вот в этой сверхреальности (в третьем измерении) существуют только онтологически обоснованные события, в них мы реальны. В первых двух мирах мы иллюзорны и реактивны.

А в этом мире третьего измерения и можно говорить об авторстве. Автором реакций или оценок быть невозможно. Здесь авторства нет, здесь тобою двигают слепые реакции и силы. Пруст очень хотел быть в бытии, а автором только в бытии и можно быть [ПТП 2014: 539].

Так вот, чтобы понять вот это третье измерение (оно только в пути возможно, при совершении реальных шагов, связанных с собственными изменениями, в новом шаге, в онтологическом измерении) и нужно произведение, нужен текст романа, становящийся меркой в третьем измерении.

Кстати сказать, даже в достаточно простых, привычных нам вещах, в какой-то предметной деятельности мы всегда изобретаем разные мерки. Например, если под рукой нет метра, чтобы измерить размер помещения, я беру палку или шарф, или просто руками измеряю пространство. Или, например, в известном мультике в удаве уместилось 38 попугаев. Можно мерить чем угодно, можно и попугаями. Или в практике развивающего обучения вводят мерку длины или объёма. Чтобы ввести понятие объёма, ученика, например, просят измерить (замерить), сколько воды в бочке, с помощью ложки или кружки, или стакана.

Мы всегда прибегаем к разным меркам, будучи и сами мерой мира, правда, безмерной («мы безмерны в мире мер»). Мы не понимаем мир голым рассудком, в лоб, напрямую. Нам надо построить структуру понимания, его орган. Вот в этой построенной структуре, в произведении, наша душа и будет реальной.

«Ибо кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу; потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом…».

(1 Кор. 14:2)

Хотя реальность души есть неделимая и не анализируемая тайна, М. К. пытается дать ясное представление о ней, не объяснить, не раскрыть (вскрыть), а «создать ясное сознание тайны», «принять ее в себя с ясным ее сознанием» [ПТП 2014: 541].

Так вот, когда человек совершает добро, то оно совершается всегда в настоящем, оно происходит сейчас, и оно не объяснимо, не имеет причин. Это тоже любимая тема М. К. Добро совершается не почему-то и зачем-то. Оно просто совершается или нет. Время его совершения – всегда настоящее. Оно всегда сейчас. А вот зло совершается по вполне определённым причинам. Добрый поступок «не требует каузальной терминологии, он полон, абсолютен и весь целиком в вечном настоящем» [ПТП 2014: 541]. В этом совершении знание добра и сам поступок выступают как одно и то же. И в нём я есть, в нем моё бытие. Знание, что такое добро – и есть этот самый поступок. Совершая поступок, я знаю, что такое добро. Оно всегда свершается в поступке. В таком понимании добра люди согласны без условий. Все люди разные, но все знают, что значит добро. Все знают, что есть добро, но каждый человек в уникальной ситуации совершает добро. Это М. К. и называет тайной, потому что никакой логической и эмпирической, или внешней причиной это не объяснить [ПТП 2014: 541]. Потому что от доброго поступка человек ничего не получает взамен, а только всегда рискует.

Возвращаемся к теме автора. Автор живёт не там, где речь идёт о каких-то его психологизмах, его эмпирической жизни с её хлопотами, конкретном индивиде с именем и фамилией. Автор тогда автор, когда он находит вот это созвучие себя и мира. Он с одной стороны находит своё место в мире, с другой, перекликается со всеобщим правилом мира. Только когитальным актом человек находит своё место и тем самым может сказать – я могу, только я могу. Этот Автор рождается вместе со своим произведением.

М. К. вспоминает апостола Павла: каждый, ищущий своё место и общающийся с духом, говорит на своём языке, на какой-то тарабарщине. Потому что у каждого – свой путь к Богу.

Начинается этот путь с «первичного удара», с первого чистого впечатления, существующего в чистом времени, во всегда настоящем. Оно освобождено от наших переживаний. Это чистое впечатление «есть некий первичный удар реальности как она есть, произошедший в детстве или позже, но чаще всего в детстве» [ПТП 2014: 544][127].

Этим ударом может стать то самое, знаменитое пирожное «мадлен», или первый полет на самолете, или первое признание в