Молодая элита (ЛП) - Мари Лу

— Идем со мной, — зовет меня Энцо.

Оставив дверь приоткрытой, он показывает мне рукой следовать за ним.

Я медлю, вдруг испугавшись, что настал момент, когда Энцо раз и навсегда избавится от меня. Но он терпеливо ждет меня, и, в конце концов, я встаю и выхожу из спальни. Один взгляд на Энцо — и по моему телу проходит волна тепла, от которой вспыхивают щеки. Принц одет в льняную свободную рубашку, сквозь развязанную шнуровку которой видна обнаженная кожа. Распущенные волосы закрывают плечи темно-красной вуалью. В одной руке меч. Это его я слышала ранее. Вероятно, Энцо готовился к предстоящей дуэли.

Тихо ступая, я иду за принцем по коридору до его спальни.

Мы молча заходим в нее, и я останавливаюсь у двери. Здесь Энцо едва освещен мягким светом свечи. Мое сердцебиение учащается. Принц подходит к столику рядом с кроватью, и под влиянием его энергии свеча разгорается. Между нами стоит плотная тишина.

Энцо показывает на кресло за столом.

— Сядь, пожалуйста. — И сам садится на край постели.

Я опускаюсь в кресло. Опять повисает долгое молчание. Сейчас, когда мы одни, я вижу во взгляде Энцо нежность — не привычную уже, неумолимую жесткость, а теплоту, что видела в его глазах, когда мы с ним целовались. Он неторопливо разглядывает меня. Его обволакивает облако страха, легкое, но заметное. Он боится меня?

— Скажи мне, почему ты на самом деле убежала? — спрашивает он. — Не только ведь из-за своей сестры. Была же и другая причина?

Он знает. Меня затопляет внезапный ужас. Но он ведь не может знать о Данте? Он говорит о чем-то другом. Я мысленно возвращаюсь к ночи, когда покрыла пол своей спальни иллюзорной кровью, когда исписала стену полными ярости словами.

— Это правда? — задаю я ему встречный вопрос. — То, что сказал тебе той ночью Данте? О том… чтобы избавиться от меня?

Энцо не выглядит удивленным. Он и так подозревал, почему я сбежала.

— Ты была в коридоре, — говорит он.

Я молча киваю.

Принц прочищает горло.

— Этого хотел Данте. Не я. — И уже мягче добавляет: — Я не причиню тебе вреда.

«Хотел». Меня бросает в дрожь, как будто в комнате резко похолодало.

— Что-то случилось с Данте? — спрашиваю я.

Энцо не сразу отвечает, задумавшись. Потом смотрит на меня. Он рассказывает мне, как они прочесывали город, когда улицы наводнили Инквизиторы. Как они разделились. Как все из них вернулись, кроме одного. Как Лусента нашла тело Данте на аллее.

Рассказ пробуждает шепот в моей голове, и на какое-то мгновение он так заполняет все мои мысли, что я перестаю слышать Энцо. «Данте это заслужил», — шепчут голоса. Сквозь застилающий сознание туман я бормочу слова соболезнования, и Энцо бесстрастно их принимает.

Как долго я смогу лгать?

Мы опять надолго замолкаем. Секунды тянутся за секундами, и вдруг я ощущаю исходящую от Энцо энергию — слишком знакомую мне, но чуждую для него. Я некоторое время гляжу на него, пока не убеждаюсь в том, что не ошибаюсь в том, что чувствую. Он боится.

— Ты готов к завтрашнему дню? — тихо спрашиваю я.

Энцо колеблется. Мне так непривычно чувствовать вокруг него ауру страха, что мое сердце болезненно сжимается. Я встаю с кресла, чтобы подойти к нему. Данте был не прав. Наверное, я что-то значу для Энцо. Наверное, я ему небезразлична.

Энцо смотрит, как я подхожу, но не отодвигается. Когда я сажусь рядом с ним, его напряжение немного спадает и выражение лица смягчается.

— Меня учил сражаться отец Терена, — спокойно признается он. — Я хороший боец. Но Терен лучше меня.

Я вспоминаю их столкновения — сначала на месте моей предстоящей казни, затем — на празднике Весенних Лун. Их стычки длились всего лишь секунды. Что же случится завтра утром, когда они будут сражаться не на жизнь, а на смерть?

— Он всегда так сильно ненавидел нас?

Энцо криво улыбается.

— Нет. Не всегда.

Я жду, и через какое-то время Энцо начинает говорить. Он раскрывает мне их с Тереном историю, и я погружаюсь в нее, слушая так внимательно, что мир вокруг меня блекнет, и я словно оказываюсь во дворце, годы назад, рядом с юным принцем и сыном Главного Инквизитора, стоящими друг напротив друга в солнечный полдень. Они были почти детьми: Энцо — восемь лет, Терену — девять. Оба без меток. Кровавая лихорадка еще не прошлась по Эстенции. У Терена темно-синие глаза, но в них уже горит огонь. Мальчики сражаются, и их наставляет наблюдающий за дуэлью бывший Главный Инквизитор Кенетры. Он осторожен в выборе слов по отношению к принцу, но не сдерживается со своим собственным сыном, и на того потоком сыпятся жестокие слова. Энцо несколько раз возражает Инквизитору, вставая на защиту Терена. Терен же хвалит Энцо, кланяясь ему после каждого боя.

Слушая Энцо, я вижу разницу между ним и Тереном. Энцо сражался как юный мальчик, но Терен… у него было не детское отношение к дуэли, даже пугающее.

— Он сражался так, словно хотел убить, — говорит Энцо. — Мне нравилось тренироваться с ним, потому что он был намного лучше меня. Но он не был жестоким. Он был обычным мальчишкой.

Энцо умолкает, и образы перед моими глазами тают.

— Спустя годы, Эстенцию захлестнула лихорадка, — продолжает принц. — Мы оба выжили, но получили метки. Отец Терена умер. Я бродил по дворцу, но Терен, когда-то обожающий наши дневные дуэли, не приходил. Все дни напролет он проводил в храмах, молясь и оплакивая отца, всё больше и больше ненавидя себя самого и принимая инквизиторскую доктрину, по которой мальфетто объявлены демонами. Не думаю, что тогда он ненавидел нас, пока еще нет, потому что никто из нас не знал о наших способностях. Но я видел, как он меняется. И видел, как меняется моя сестра. — На его щеках начинают играть желваки. — Он охотится на Элиту и тех, кто ей помогает, с тех самых пор, как стал Главным Инквизитором.

Что-то в его словах тревожит мою память. Собравшись с духом, я спрашиваю:

— Дафна?

Энцо поднимает на меня взгляд. В его глазах отражается знакомое чувство — как бы мне хотелось, чтобы я его не знала! Испытываемая им боль, тьма и злость, вина и скорбь мерцают в воздухе бесчисленными энергетическими нитями.

— Ее звали Дафна Коуриана, — отвечает Энцо. — Тамуранская девушка, как ты сама понимаешь. Она была помощницей в местной аптеке.

Его слова взрезают мое сердце, отделяя от него кусочек за кусочком, напоминая мне, что то, что ему нравилось во мне, может быть вовсе не было мной. Должно быть, Энцо видел Дафну в моем лице, в моей оливковой коже. Должно быть, он видел ее каждый раз, когда смотрел на меня.