Мрак - Юрий Никитин

— Так что, — закончил Мрак неожиданно, — ты меня убедил. Я пришел уговаривать вернуться, но сейчас вижу, что это я дурак. И неправ. Я только буду просить Хозяйку, чтобы отпустила меня...

Царь повел дланью:

— Тебе здесь плохо? Оставайся. И ты будешь иметь тоже все это.

Мрак вздохнул, глаза с жадностью обшаривали красоту:

— Не ятри душу. Сам знаешь, хочется остаться. До свинячьего визга хочется.

— Так что же?

— Да надо сказать твоим, чтобы не тревожились. Думают, что тебя то ли разбойники укокошили, то ли дикие звери сожрали и не удавились. Плачут, дурни! Нашли из-за чего слезы лить.

Додон сказал невесело:

— Надо мной проклятие. То ли за мои проступки, то ли за проступки родителей... Сказано, что двое моих сыновей погибнут от моей же руки... Ты знаешь, это свершилось, как я не пытался избежать. Мой сын погиб на охоте, когда я выстрелил в куст, куда только что метнулся олень...

— Я слышал об этом, — сказал Мрак осторожно.

— С того дня я поклялся больше не ездить на охоту. не брать в руки меч. Но когда проклятие сбылось, я решил, что заплатил сполна, теперь свободен, и моему сыну ничего не угрожает... Но боги посмеялись и здесь! Сколько я не пытался, какие жертвы не приносил богам, у меня больше детей так и не было.

Мрак окинул его взором:

— Ты вроде бы еще не выжат досуха.

— Говорю, с тех пор детей у меня не было. Я начал менять жен, брал наложниц, но все напрасно... Я не сказал тебе, почему я вдруг оказался здесь?

— Еще нет.

— Когда я, освободившись от пут, направился к белеющим стенам Куявии, то забрел по дороге в избушку лесника. Там пряли две тихие милые женщины. В доме было чисто, опрятно. По комнате бегал мальчишка, от взгляда на которого у меня порадовалось сердце. Живой, смышленый, веселый, умненький... Женщины угостили меня жареным мясом, а я, желая посвятить мальчонку в будущие воины, нанизал на острие кинжала кусочек мяса и пригласил его взять от царя Куявии. Мальчонка с радостью бросился ко мне, но так спешил, что споткнулся...

Голос царя прервался. Из-под плотно стиснутых век выкатились слезы. Лицо кривилось, он несколько мгновений беззвучно боролся с рыданиями.

— Неужто насмерть? — ахнул Мрак.

— Да, — прошептал Додон. — С разбега упал на острие. Он умер мгновенно. Я зарыдал. Не знаю, почему такое отчаяние обуяло меня, но я хотел сам кинуться на тот же нож. А женщины, тоже плача, сказали, что таков мой рок. Это был мой второй сын, рождение которого семь лет назад утаили от меня.

Мрак кивнул. Царю не то, что царствовать — жить не хочется. А жив потому, что здесь вроде бы и не живет, а как бы существует в дурмане.

— Мне надо на свет, — сказал он тяжело. — Твоей родне сказать надобно. Пусть реветь перестанут. Да что реветь, радоваться должны!

Уже с симпатией Додон посмотрел на человека, который берет на себя хлопоты, заботы, беспокойства в том суматошном и неприятном мире.

— Я слышал от одного волхва, — сказал Мрак, — что любой человек — ценность. А твоя жизнь — это все. Никто ведь из них, кто говорит тебе: ты должен, ты обязан, не знает, как это тяжко тащить такую ношу! Заботиться сразу обо всех, никому не навредить... а так не бывает... все предусмотреть, никогда не ошибаться, ибо ошибки царя — это не ошибки стряпухи, что пересолит суп!

Додон не выдержал, воскликнул:

— Верно! Им делай так, чтобы волос с их головы не упал, а этого даже боги не могут... хоть и обещают. А как я могу все предусмотреть? И защитить всех?

— Никто не может, — сказал Мрак уверенно. — Это ты, брат, восхотел того, что не могут даже боги. Понятно, хочется везде успеть, все сделать, раз все в отдельности в твоей власти... но вот все вместе тебе не потянуть! Ты ж не разорвешься на сто царей! Да и сто, пожалуй, не сумели бы. Разве что тыща... а то и все полторы.

Додон смотрел жадно, в глазах заблестели слезы. Он всхлипнул, сказал жалко:

— Только ты один все понял!

— Потому и говорю, — сказал Мрак сочувствующе, — оставайся здесь. Ты пытаешься тащить все сам, а это не под силу... Вот и надорвался. Теперь ты ощутил, как ценна твоя жизнь. И все прочее: долг, честь, Отчизна, верность, любовь... да катись все коту под хвост!.. И пусть теперь треснут хребты у твоих родственников, как треснул у тебя. Ну, я говорю о твоей племяннице Светлане, ее отдадут в наложницы... и о Кузе, ее продадут куда-нибудь в прислугу. Может быть даже не помрет. Не обязательно же ее приставят хозяйских собак кормить? А ежели и приставят, то не всех же собаки загрызают? Ну, покусают, покалечат иной раз... Главное, себя сберечь. А они пусть сами выкарабкиваются. Ежели смогут.

Додон слушал, кивал, потом кивки замедлились. Он все еще не сводил глаз с лица варвара, а тот говорил размеренно, убеждающе, повторял те же доводы, которые приводил себе сам... разве что не оформив в слова, а оставив в личине чувств. Но теперь облеченные в слова, они выглядели совсем иначе.

Вдали за деревьями птицы запели громче. Ветви колыхнулись, на тропку вышла Хозяйка. Неспешно, в мире богов торопиться некуда, она приближалась к ним. На губах была понимающая усмешка.

А когда подошла ближе, увидела лицо Додона. Улыбка медленно покинула мраморно чистое лицо богини. Спросила негромко, так что воздух колыхнулся словно от беззвучного удара грома:

— Что-то стряслось?

Мрак промолчал, а Додон сказал тихо:

— Отпусти его.

— Зачем?

— Он скажет... передаст моим родным. Чтобы не горевали.

Ее глаза изучающе пробежали по его лицу:

— Для тебя это разве важно?

Плечи царя поднялись и опустились. Ответил, не поднимая глаз:

— Не знаю. Но прошу тебя, отпусти его. Пусть вернется. Он один меня понял.

Хозяйка повернулась к Мраку. Ее нечеловеческие глаза смотрели в упор, в них не было улыбки. Затем лицо чуть дрогнуло. Тихим голосом сказала:

— Ты герой...

— Да уж, — сказал Мрак с неловкостью, — еще какой. Только хвост чего-то трясется.

— Герой, — покачала она головой, — ты мог... сам остаться.

Мрак кивнул на Додона:

— У тебя есть он.

— Племянник, — ответила она.

— Да рази боги с родней считаются?

Она сказала все так же негромко, ее глаза обшаривали его лицо:

— Ты мог бы остаться... по-другому.

— Я?

— Моя сестра Дана, — напомнила она, — родила от твоего друга троих сыновей. Им суждено стать великими царями... и родоначальниками огромных племен и народов, невиданных государств... А ты не думаешь, что у тебя могли бы дети стать еще могущественнее?

Мрак вздрогнул. Она задела самую сокровенную струну мужчин: дать такое потомство, которое бы завоевало свет, перевернуло, увековечило имена в песнях и легендах, пронесло его имя в глубь веков и тысячелетий!