Мрак - Юрий Никитин

Он сжал пальцы в кулак, подул на побелевшие костяшки. Хозяйка смотрела с грустной насмешкой. Тарха бы сюда, подумал Мрак тоскливо. Тот бы дудой откуда хошь выманил. Или — Олега. У того язык подвешен как надо, у мертвого выпросит, кого хошь уболтает.

— Ничем не могу помочь, — сказала Хозяйка. Ее голос похолодел. — Я дам тебе поговорить с царем. Сумеешь уговорить — выведу вас обоих наверх. Не сумеешь — сам останешься. Согласен?

Мрака осыпало морозом. Уговоры — это не топором махать. На этом поле его побьет любая базарная баба.

Он обвел тоскливым взором блистающий мир. Затылком чувствовал внимательный взгляд Хозяйки, в котором была смертельная угроза.

— Согласен, — ответил он. — Хотя чую, не только белого снега больше не узрю. Но и белого света.

Между камней блеснуло, искорка разгорелась в огонек. Тот превратился в пылающий факел, разросся, и Мрак изумленно рассмотрел в пламени девичью фигурку! Затем огонь вокруг нее исчез, а она, вся сотканная из движущегося пламени, озорно смотрела в его изумленное лицо:

— Исполать тебе, дядя!

— И ты будь здорова, — проговорил он с трудом, — малышка... Ишь какая горячая. Огняшка-козяшка?

— Огневушка-поскакушка, — поправила она с неудовольствием. Не выдержала, засмеялась. — Он еще и надсмехается!

Взор Хозяйки был задумчив:

— Он из крепкой породы. Мрак, она проведет тебя к Додону. Теперь все в твоих руках.

Глава 24

Перед ним открылся берег сказочного озера. Мрак ощутил как заныла душа, а пальцы задрожали от жадности ко всему прикоснуться, пощупать. Лазурные воды немыслимой чистоты набегают на белый радостно сверкающий песок. На той стороне высится лес невиданных деревьев. Над водой порхают бабочки размером с голубей, только словно бы сотканные из тончайшей паутины, проносятся, трепеща радужными крыльями, стремительные стрекозы — крупные, полупрозрачные, разбрасывающие солнечных зайчиков... Он видел сквозь воду дно, на глубине носились раскрашенные во все цвета рыбки.

Додон возлежал у самой воды. Взор его был рассеян, на мягкой траве перед ним блестело золотое блюдо. Диковинные ягоды, каждая с кулак, лежали на траве в беспорядке. Из воды высовывались потешные морды рыб, шлепали толстыми губами. Додон щелчком отправлял им ягодку, разбрызгивая прозрачный сок, рыбы мощно взметывались в воздух, хватали на лету, сталкивались мокрыми пузами, а когда шлепались в воду, взлетали сверкающие как мелкие алмазы брызги.

Мрак приблизился с опаской. Постоял, зашел сбоку, но царь заметить не изволил. Мрак зябко повел плечами. Царь, у горла которого он держал нож совсем недавно, лишь повел по нему мутным взором и снова рассеянно наблюдает за рыбками и стрекозами?

— Желаю здравствовать, — сказал он опасливо. Потоптался на месте, шагнул ближе. Не получив ответа, сел на траву в трех шагах так, чтобы можно было сразу вскочить. — Как рыбка?

Додон досадливо повел бровью. Похоже, даже это движение утомило. Поморщился, на бледном лике отразилось неудовольствие.

— Тебе нравятся? — буркнул он.

— Да, — поспешно согласился Мрак, — я ем все.

Опять царь почему-то покривил лик, отвернулся к озеру со сказочными рыбками. Мрак придвигаться не стал, только сказал громче:

— Я оттуда... сверху. Ты хоть помнишь меня?

— Нет, — буркнул Додон, — да и зачем? Здесь другой мир. Только как ты сюда попал? Впрочем, все равно... Здесь забываешь ту грязь, ту мерзость, которой живешь всю жизнь. Здесь вечный покой, вечная безмятежность, вечное лето...

— И ни комаров, ни пыли, — согласился Мрак. — Эт не то, когда мы тебя волочили из города.

Додон взглянул на него искоса, в глазах промелькнула слабая искорка узнавания, но на лице ничего не отразилось. Лишь сказал вяло:

— А... Ты тот вор, поединщик... Вы двое меня вырвали из города... Нет худа без добра. Так бы я сюда не попал.

Сильно ободренный, царь не ярится, нечаянно даже в благодетели попал, Мрак заговорил понимающе:

— Самые счастливые, понимаю, не цари... а птахи небесные, что по дорогам ходят и кизяки клюют. А также бродяги им подобные, юродивые, нищие. У меня не царство, всего двое растяп и неумех было, так и то, знаешь, как натрясся? Это перед ними казался дубом несокрушимым, скалой замшелой, всегда уверенным, всегда прущим напролом! А на самом деле душа тряслась как овечий хвост!.. Ни сна, ни покоя не знал. И только потом, когда вывел их в люди, одного — в маги, другого в... гм... только тогда и смог вздохнуть свободно. Как зайчик скакал!

Царь смотрел исподлобья, но на лице проступал интерес. Не глядя, ухватил с блюда сочный плод, надкусил, брызнув соком, отбросил, скривив рожу.

— Это ты-то как зайчик?

— Еще веселее, — подтвердил Мрак. — Так я двоих ссадил с плечей, а на твоем горбу вон целое царство! И все сидят, ножки свесив. Мол, у нас есть царь, пущай за все и ответствует. У нас же никто никогда ни в чем не виноват, все друг на друга пальцами тычут. А все вместе — на царя. Он виноват, что они на своих же соплях скользаются.

Царь хмыкнул, взял другую ягоду, начал есть. Тут же на ее месте возникла другая, незримые слуги Хозяйки работали на совесть.

— Даже землепашец, — рассуждал Мрак, — хоть в тыщи раз свободнее и счастливее царя, но и он помнит, что надо кормить семью, одеть и обуть детей, помочь престарелым родителям, вовремя вспахать, засеять и собрать, а потом еще и распределить зерно на всю зиму, чтоб до нового урожая хватило... А ежели бросить все к такой матери, да уйти куда глаза глядят без забот и тревог! Навстречу утренней заре... Еще и хвастать можно свободолюбием. Мол, не терплю житейских пут, не хочу обыденности, хочу каждое утро встречать в другом месте, жажду повидать мир... И, побираясь, кормясь милостыней, можно в самом деле без забот и тревог обойти весь мир, людей и страны посмотреть, и втихую презирать тех, кто идет за плугом, не отрывая глаз от земли, кто подает ему кусок хлеба, дает кров на ночь. Да, можно ходить в лохмотьях, питаться коркой черствого хлеба, но быть счастливее тех, кого носят рабы на носилках. И потихоньку смеяться над ними...

Додон перестал есть, слушал.

— Так что, — закончил Мрак неожиданно, — ты меня убедил. Я пришел уговаривать вернуться, но сейчас вижу, что это я дурак. И неправ. Я только буду просить Хозяйку, чтобы отпустила меня...

Царь повел дланью:

— Тебе здесь плохо? Оставайся. И ты будешь иметь тоже все это.

Мрак вздохнул, глаза с жадностью обшаривали красоту:

— Не ятри душу. Сам знаешь, хочется остаться. До свинячьего визга хочется.

— Так что же?

— Да надо сказать твоим, чтобы не тревожились. Думают, что тебя то ли разбойники укокошили, то ли дикие звери сожрали и не удавились. Плачут, дурни! Нашли из-за чего слезы лить.