Дети Эдгара По - Питер Страуб

Я любила проводить время в кафе «Бремен». Кофе там восхитительно горький, а синие, как чирки, бархатные сиденья уютны, как старые друзья. А широкие окна радушны к утреннему свету, как герр Риттер, здешний официант, радушен ко всякому входящему.

Здесь не нужно заказывать много: достаточно чашки чаю или бокала вина. Круассаны из пекарни по соседству доставляют два раза в день. Поздно вечером прямо в кафе пекут фирменные блюда для посетителей-сов — «тяжеловесы», особый сорт сладких пончиков размером с карманные часы. Непередаваемое удовольствие — зайти туда поздним зимним вечером и взять целую теплую тарелку таких «тяжеловесов».

«Бремен» открыт девятнадцать часов в сутки. Двадцать четвертое декабря — единственный день в году, когда кафе закрыто, но на Рождество оно открывается снова, нарядившись в красно-зеленые скатерти, там полно народу в ярких новых свитерах и холостяков, выглядящих не так одиноко в день, когда людям полагается быть дома.

В жизни есть маленькие истинные удовольствия — последний выпуск вашего любимого журнала, новая пачка сигарет, запах выпечки. Все их можно получить в этом кафе, но там можно ощутить счастье и без них.

Я часто заходила туда посидеть, посмотреть в окно, мурлыча себе под нос. Мой тайный порок. Мой муж потихоньку таскает леденцы, моя мать читает журналы про кинофильмы, а я мурлычу под нос. Дайте мне час свободного времени, когда нечем заняться, хорошее окно, чтобы поглазеть, и я с радостью промурлычу вам всю Пятую симфонию Малера или любую вещь из «Белого альбома» Битлз. Я сама первой же признаю, что не очень хорошо их исполняю, но мурлыканье предназначено для одного слушателя — меня самой, и всякий подслушивающий делает это на свой страх и риск, под свою полную ответственность.

Это случилось однажды в конце ноября, когда весь город казался единой жидкой пеленой отраженного света и дождя. Это был день поздней осени, когда дождь холоднее снега, и все ощущается противнее и абстрактнее. День, когда лучше сидеть дома, читать книжку и прихлебывать из толстой белой чашки горячий суп.

Я решила угостить себя «Бременом», потому что люблю отлынивать. Споры с детьми, поход к зубному, потом бесконечная толкотня в магазинах, чтобы купить что-то невидимое — туалетную бумагу, клей, соль. Вещи, которых никто не замечает, пока они не кончаются, и тогда становятся отчаянно нужными. Невидимый день, когда доводишь себя до изнеможения, бегая по кругу, и выполняя неблагодарные поручения, необходимые, но бессмысленные (оксюморон домохозяек).

Зайдя в кафе, вся мокрая и увешанная мешками, я, наверное, застонала от радости, увидев, что мой любимый столик свободен. Я порхнула к нему, как усталая малиновка к своему гнездышку.

Тут же подошел герр Риттер, весь элегантный, как из девятнадцатого века, в черном костюме и галстуке-бабочке и, как всегда, с аккуратным белым полотенцем на руке.

— У вас очень усталый вид. Тяжелый день?

— Пропащий день, герр Риттер.

Он предложил мне кусок кремового торта, черт бы побрал калории, но я вместо этого заказала бокал красного вина. Оставался еще час, прежде чем дети придут домой. Час, чтобы потихоньку распустить внутренние узлы, глядя в окно и созерцая дождь, ставший вдруг романтичным.

Сколько это могло продолжаться, две минуты? Три? Почти не сознавая этого, я начала мурлыкать, но потом из кабинки где-то сзади раздалось громкое долгое «Ш-ш-ш!».

Смущенная, я обернулась и увидела старика с очень розовым лицом, который уставился на меня.

— Знаете, не все любят Нейла Даймонда!

Прекрасное завершение прекрасного дня: теперь меня осуждают за мурлыканье «Holly Holy»[46].

Я состроила извиняющееся лицо и хотела было снова отвернуться, когда краем глаза заметила множество фотографий, которые он разложил перед собой на мраморном столике. На большинстве из них была я и моя семья.

— Откуда вы их взяли?

Не глядя, он выбрал одну, протянул мне и, по-прежнему не смотря на нее, сказал:

— Это ваш сын через девять лет. У него повязка, потому что он потерял глаз в автомобильной катастрофе. Как вам известно, он хотел стать летчиком, но для этого нужно иметь хорошее зрение, и поэтому он работает маляром и сильно пьет. Девочка на фото выросла, и он живет с ней. У нее пристрастие к героину.

Моему сыну Адаму сейчас девять лет, и для него на свете ничего не существует кроме самолетов. Мы прозвали его комнату ангаром, потому что все стены там заклеены изображениями пилотажных команд — «Синих Ангелов», британских «Красных Стрел» и итальянских «Tricolore». В его комнате полно моделей и журналов, и так много всего авиационного, что это просто ошарашивает. Недавно он потратил неделю на то, чтобы переписать всех крупнейших авиаперевозчиков (включая «Эйр Марок» и «Таром», румынскую государственную компанию) и спрашивал, что нужно сделать, чтобы стать пилотом в такой компании. И мне, и моему мужу всегда нравилось это увлечение Адама, мы гордились им и всегда воспринимали не иначе как будущего летчика.

Однако на фотографии наш мальчик со стрижкой ежиком и смышлеными зелеными глазами напоминал изможденного восемнадцатилетнего попрошайку.

На его лице смешались скука, горечь и безнадежность. Очевидно это был Адам через несколько лет, но это был конченный молодой человек, которому вы либо усмехнетесь в лицо, либо уклонитесь от встречи, увидев на улице, что он приближается к вам.

И повязка на глазу! Представить увечье своего ребенка всегда тяжело и даже непостижимо, как и подумать о его смерти. Это… недопустимо. Этого не может быть. И если, к несчастью, такое случается, то это всегда наша вина, каков бы ни был их возраст и обстоятельства случившегося. Наши родительские крылья всегда должны быть достаточно широки, чтобы накрыть и защитить детей от ран и боли. Этим мы отличаемся от Бога, когда берем на себя ответственность за жизнь своих детей. Я четко помню персонажа из «Макбета», который, узнав о смерти всех своих детей, начинает называть их «цыплятами». «Где все мои цыплятки? Где они?» От вида моего сына с повязкой на глазу я ощутила во рту вкус крови.

— Кто вы?

— А вот здесь ваш муж после развода. Он думает, что отросшие усы ему очень к лицу. А по-моему, он выглядит туповатым.

Мой муж Уилли годами так и сяк старался отрастить усы. И всегда выглядел хуже, чем в прошлый раз. Однажды в разгаре отвратительной ссоры я сказала ему, что он всегда начинает эти свои попытки, заводя новый роман. После этого попытки прекратились.

На фотографии, не считая усов, он еще напялил одну из этих идиотских футболок в стиле «heavy metal» (с пламенем и молниями) группы «BrainDead». Я с ужасом вспомнила, что недавно он принес домой альбом «BrainDead» и говорил, что они «жуткие».