Пустыня смерти - Лэрри Макмуртри

— Проклятие, стреляйте же! Стреляйте в них! — завопил Чадраш. У него не было под рукой патронов — они хранились в сумке на седле Матильдиной лошади.

Рейнджеры произвели несколько выстрелов, но команчи успели доскакать до небольшой рощицы и спрятаться там за деревьями, так что пули лишь посшибали листья.

— Такого на моей памяти еще не случалось! — ругался Калеб. — Двое краснокожих проскочили лагерь насквозь, преследуя подуставшего бизона, и никто даже не пальнул по ним.

— А с нами получилось еще хуже, — доложил Калл. — Мы скакали рядом с ними целых две мили и ни разу не стрельнули.

— Они гнались за бизоном, — добавил Гас. — А нас даже не заметили.

— Думаю, они были очень голодными, — вмешался Длинноногий.

Он наблюдал за развертывающейся сценой с каким-то торжественным изумлением. Ему показалось, что индейцы находились под воздействием наркотика, поэтому и не заметили, что проскакали по всему лагерю рейнджеров.

— Да, я тоже так думаю, — согласился Калеб. — Им очень нужен был тот бизон.

— Может, нам следует догнать их, сэр? — спросил Верзила Билл. — Лошади у них совсем выбились из сил.

— Нет, пусть уходят, может, они умирают с голода, — решил Kaлe6. — Если послать за ними группу рейнджеров, они просто-напросто перебьют половину и разживутся свежими конями.

Из-за того, что никто не выстрелил по команчам. Чадраш сильно расстроился и проходил весь день сам не свой.

— Бес-Дас должен был стрелять, он ведь первым увидел их, — с укором говорил он. — Длинноногий, тот небось, опять надрался, иначе бы непременно стрелял

Чадраш начал заговариваться, чем немало встревожил Матильду Робертс.

— Ты талдычишь одно и то же, Чад, — предупредила она, но тот продолжал говорить сам с собой.

Без передышки он повторял ей, как однажды спасся во время песчаной бури около реки Платт: для этого убил крупную бизониху, разделал ей брюхо и влез в нутро; ее туша долго оставалась теплой, что и спасло ему жизнь.

Матильда хотела забыть его рассказ о спасении внутри бизоньей туши. Сэм тем временем разделал тушу того бизона, которого загнали в лагерь двое команчей, и из его крови наделал кровяных сосисок, но Матильда не могла их есть — ей все мерещилось, как Чад прятался во внутренностях бизонихи.

Вечером, лежа рядом со старым Чадрашом, Матильда, пока он курил свою длинную трубку, поглаживала его задубелую ладонь. Прерии пугали ее, и ей хотелось потеснее прижаться к Чадрашу. После переправы через Бразос она стала понимать, что ей надоело быть проституткой. Ей осточертело шастать в кусты с лоскутным одеялом в руках, чтобы удовлетворять мимолетную похоть того или иного рейнджера. К тому же теперь вокруг не было ни одного кустика. Чтобы заниматься ее работой в прериях, надо было забираться на холмы или за перевалы, а там все время сидели в засаде команчи.

Кроме того, она настолько сильно любила Чадраша, что ей стало противно заниматься любовью с каким-то другим мужчиной.

От того, что Чаду пришлось в свое время пережить у Платты немало песчаных бурь и дождливых ночей, он стал побаливать. Во сне он теперь постанывал и тяжко вздыхал. Матильда знала: чтобы облегчить боль, требовались ее ласка и тепло.

Чадраш теперь так задеревенел, что не мог нагнуться и натянуть сапоги. Их услужливо надевала Матильда, Ему никогда прежде не доводилось встречать таких добрых и преданных женщин и поэтому ее отношение глубоко трогало его. Он сердился и хмурился, когда какой-нибудь рейнджер по старинке домогался у Матильды любви за плату.

— Ты когда-нибудь женишься, Чад? — спросила Матильда в тот вечер, когда в лагерь забежал бизон.

— Смотря какая попадется девушка, — ответил Чадраш.

— А что если я и есть та самая девушка? — не отставала Матильда.

Вопрос был, что называется, довольно дерзким, но ей настоятельно требовался ответ.

Чадраш улыбнулся. Он знал, что Матильда любит его, и это ему льстило. В конце концов он уже далеко не молод, а в лагере полным-полно юных проныр, у некоторых даже едва волосы между ног отросли

— Ты? Что ты со мной будешь делать? — спросил он, чтобы поддразнить ее. — Я уже перезрелая ягода А стручок у меня вот-вот совсем засохнет.

— А мне плевать, я бы все равно пошла за тебя замуж. Чад, — решилась Матильда.

Чадраш уже был раз женат. Его супругу, красавицу-индеанку с Ред-Ривер убили лет сорок назад во время набега индейцев. Единственное, что он помнил о ней — это как она замечательно пекла пирожки с мясом, самые вкусные на всех северных равнинах.

— Как же так, Матти, а я думал, что ты мечтаешь уехать в Калифорнию, — сказал Чадраш. — Я так далеко еще не ездил и не думаю, что смогу. Как-то я доезжал до реки Хилы на западе и то это для меня теперь слишком далеко.

— Теперь в Калифорнию ходит поезд, — разъяснила ему Матильда. — Я узнаю когда, и мы поедем. Пока же мне известно, что поезда идут откуда-то из Нью-Мексико, если нет песчаной бури.

— Ну что ж, тогда я не прочь взять тебя замуж, — твердо сказал Чадраш. — Может, по пути мы повстречаем какого-нибудь священника.

— А если не встретим, тогда попросим полковника обвенчать нас, — предложила Матильда.

Чуть позже, когда старик уснул, Матильда взяла из фургона два толстых шерстяных одеяла. Ночь была промозглой, и она боялась, что ее будущий муж простудится, лежа на мокрой земле.

Черный Сэм видел, как она брала одеяла. Он лежал у костра, подложив под голову полено, и, когда пламя угасало, подбрасывал свою подушку в огонь.

— Мне нужны эти одеяла, Сэм, — сказала Матильда. — Даже и не проси.

Она любила и Сэма, но совсем по-другому, не так, как Чадраша.

— И не буду просить, мисс Матти, — ответил Сэм.

15

Через две недели мясо кончилось, и отряд перешел на кашу. Экспедиция взяла курс на северо-запад и подошла к полосе неровной местности, лишенной всякой растительности. Далее, милях в пятидесяти, виднелась длинная гряда отвесных гор.

— Что там в горах? — спросил Гас Длинноногого.

— Там команчи и племя кайова, — ответил тот.

Джимми Твид, высокорослый малый, повадился спать рядом с Каллом и Гасом. Вскоре Джимми и Гас подружились и начали подшучивать друг над другом, вести треп и перекидываться в картишки, немилосердно плутуя при этом. Несмотря на приятельские отношения, они бы, конечно, немилосердно лупцевали друг друга из-за проституток, да все они, кроме Матильды, повернули назад, так и не переплыв Бразос, а Матильда покончила с этим делом. Ситуация сложилась столь отчаянная, что одного малого из Навасоты по имени Джон Бейк даже застукали, когда он трахал свою кобылу. Весь отряд несколько дней покатывался со смеху, а Джон краснел от стыда, когда кто-нибудь пристально смотрел на него. Но многие парни задавались мыслью: сознательно или инстинктивно пошел Джонни Бейк на такой шаг. Интендант Брогноли, например, с пеной у рта доказывал, что осуждать Джонни за его поступок не следует.