Рене по прозвищу Резвый - Елена Кондаурова

— Молодой человек, вы совершаете большую ошибку, — попытался возразить священник. — Скажите, не могу ли я поговорить с вашим командиром, чтобы объяснить ему ситуацию?

Рене уже устал реагировать на такие вопросы.

— Нет, не можете, — спокойно ответил он. — Единственный командир, который здесь есть, — это я.

— Но как же… — растерялся священник, — вы так молоды, этого не может быть!

— Может, святой отец, — Рене растянул губы в ободряющей улыбке, — идите. Или вы предпочитаете, чтобы вас проводили?

— Нет, но…

— Тогда не вынуждайте меня, святой отец!

Поняв, что решение Рене окончательное, священник медленно повернулся и зашагал в заросли.

Проводив его взглядом, Рене повернулся к сидящей на земле индианке.

— И вам тоже пора, мадам, — сказал он, протягивая ей руку. Она удивленно посмотрела на него, но руку приняла. Тяжело поднялась. По тому, как она держала шею, Рене понял, что раны на ней причиняют ей боль. Мучительную боль. Но лицо ее при этом выглядело совершенно невозмутимым. Рене только сейчас как следует его разглядел. Оно совсем не было красивым, скорее даже было совсем некрасивым, но взгляд был умным, а достоинство, с которым она держалась, придавало ей определенный шарм. — Конечно, вы можете отдохнуть, прежде чем идти, если пожелаете. Однако я полагаю, общество мертвецов — это не самое лучшее общество на свете. — Он кивнул на валявшиеся вокруг трупы испанцев. Их уже вовсю обыскивали пираты, стаскивали кирасы, которые считались среди них хорошей добычей, и напяливали на себя. Рене чуть не выругался. Вот дурни, тяжело же идти будет. Но вслух ничего не сказал. Устанут — сами снимут и выбросят.

— Как твое имя? — хрипло спросила индианка.

— Рене, — ответил Рене, отцепляя от пояса флягу с водой. Не то чтобы он так уж желал быть галантным по отношению к женщине, годящейся ему в матери, да еще и индианке, но когда дама говорит таким хриплым голосом, это ни в какие ворота. — Прошу вас, мадам!

Она взяла протянутую флягу и сделала несколько глотков.

— Рена, — повторила она, поставив ударение на первом слоге. Вернула ему флягу. — Можешь называть меня Чактча.

— О, прямо как остров, — улыбнулся Рене, подвешивая флягу обратно к поясу.

— Может быть, — согласилась она. Голос у нее был уже не такой хриплый. — А может, остров как я.

Рене внимательно посмотрел на нее. Индейская мадам выглядела неважно. Он только сейчас заметил синяки у нее на лице и на руках. Возможно, испанцы были правы, и она действительно ведьма, но обращаться так с женщиной… Честное слово, стыдно за мужской род в целом и за европейцев в частности.

— Мадам Чактча, — неожиданно обратился он к ней, — не хотите ли посетить наш лагерь?

— Зачем? — спросила она.

— Вам ведь предстоит неблизкий путь, верно?

Она кивнула. Вернее, чуть наклонила голову.

— А вы сейчас не в том состоянии, чтобы искать еду. — Рене видел, что она не в том состоянии. Вряд ли она даже в состоянии идти. — Мы взяли с собой достаточно, чтобы накормить одну лишнюю женщину. — Он протянул ей руку. — Идемте!

Вернувшись в лагерь, Рене застал команду уже проснувшейся, собранной и готовой к любым передрягам. Капитан исчез слишком неожиданно и ничего не объяснив, поэтому, как водится, ожидали худшего. Когда же все вернулись быстро, да еще с добычей, не участвовавшие в передряге почувствовали себя немного разочарованными и даже как бы обойденными. Чтобы поправить настроение своей команде, Рене предложил перед выходом немного перекусить. Предложение было встречено с энтузиазмом, и пираты снова дружно расположились у того же самого поваленного дерева. Индианка, которую Рене взял под свою опеку, пристроилась с краю и принялась с аппетитом жевать жесткое вяленое мясо. Зубы у нее, как заметил Рене, несмотря на возраст, были прекрасные.

— Мадам Чактча, ваша деревня далеко отсюда? — спросил Рене просто для того, чтобы начать разговор и отвлечь ее от Хвоста, который взял на себя обязанности сказочника и сейчас расписывал драку с испанцами.

Его речь, как и следовало ожидать, изобиловала кровавыми подробностями, перемешанными с руганью и непристойностями. И все бы ничего, вряд ли индианка настолько хорошо знала французский (если вообще его знала), чтобы понять, о чем идет речь, но Хвост, не удовлетворившись простым рассказом, еще и взялся изображать все в лицах, а это было зрелище не для дамских глаз.

— Там. — Чактча неопределенно махнула куда-то влево. Потом подозрительно посмотрела на него. — Зачем спрашиваешь? Хочешь зайти в гости?

— Нет, что вы, — смутился Рене. Похоже, его заподозрили в желании пограбить мирных жителей. — Мне в другую сторону!

— Да, это верно, — вдруг улыбнулась она. — Тебе совсем в другую сторону!

Теперь настала очередь Рене удивиться и заподозрить неладное.

— Разве вы знаете, куда мы идем, мадам Чактча?

Она засмеялась.

— Вы идете туда, куда идут все белые на этом острове! В храм!

— Постой-ка, — обескураженно уставился на нее Рене. — Вы знаете, где находится храм?

Рене и сам не знал, чему так удивился. Она же живет на этом острове, конечно, она может знать, где и что тут находится. И все равно ему почему-то казалось, что это место должно быть тайной. Может, она имеет в виду какой-нибудь другой храм?

— Конечно, знаю, — величаво заявила индианка. — Только зря ты туда идешь. Я у тебя в долгу, Рена, и поэтому скажу. Не ходи туда. Ты не имеешь на это права. Ты оскорбишь богов, они этого не простят.

— Послушайте, мадам, — растерялся Рене. — Я не хочу никого оскорблять. Мне нужен совсем старый, заброшенный храм, а не тот, где молятся, понимаете? Мне нет никакого дела до богов! Вот, смотрите, у меня есть карта! — Рене и сам не знал, какого черта он хотел ей доказать, и тем не менее достал карту и развернул перед ней. — Видите, он прямо в лесу, рядом никаких деревень, это значит, он давно заброшен, понимаете?

Она посмотрела на карту и замерла.

— Мадам?

Она не отреагировала. Рене глядел на нее, и у него мороз пробежал по спине. Женщина как будто окаменела. Внезапно все вокруг будто потемнело, потеряло краски, и стало так тихо, что Рене услышал стук собственного сердца. Вдруг отчего-то смолкли разговоры и смех пиратов, крики птиц и шум деревьев. Даже стрекот и жужжание многочисленных насекомых перестало лезть в уши. Наверное, в склепе и то бывает больше звуков. Внезапно у Рене на мгновение возникло ощущение чужого взгляда, скользнувшего по нему сквозь макушки деревьев. Он поежился, и ощущение исчезло. Вместе с ним закончилась и тишина. Мадам Чактча подняла голову, лес зашумел, птицы закричали, насекомые зажужжали, а среди команды послышались разговоры.