Во всём виноваты «Битлз» - Максим Капитановский

Конечно, вместе с джинсами в страну проникли и другие модные предметы одежды (клоуза) и аксессуары: рубашки «батн-даун» и «снапдап», майки «тишорт», шузы типа «плейбой» или «инспектор с разговорами», брюки «трузера» с косыми «хулиганскими» карманами, ремни — белты. Цвета назывались также с английским уклоном: рэдовый, блэковый, вайтовый, а нечто полосатое — страйповым. В большом ходу тогда же были недорогие броские бусы, которые носили и ребята, и девушки, а также значки величиной с десертную тарелку с антивоенными или забавными надписями типа «I am an alcoholic — in a case of emergency, buy me a beer!» (Я алкоголик — в крайнем случае, купите мне пива!).

Кстати, рубашку «батн-даун» (воротничок на пуговках) не надо путать с батником. У последнего воротник был намного длиннее и образовывал так называемые сопли, которые в свою очередь делились на острые и круглые. На груди и на спине присутствовала кокетка, а штуки четыре вытачки по бокам придавали фигуре бешеную приталенность. В Штатах батники носили театральные ковбои, к нам в оригинальном виде они практически не попадали и воспроизводились самопально на бабушкиных «зингерах», пока постепенно не стали чисто дамской прерогативой.

Кстати, о пуговках: пуговицы на иностранной одежде почти всегда были с четырьмя дырочками, а наши — с двумя. Особенные модники и модницы ездили со всех концов Москвы в Сокольники в мастерскую к «пуговичнику» Селиванову. Этот Селиванов не делал пуговицы, нет. Просто он соорудил некое приспособление, позволяющее аккуратно зажимать пуговицы любого размера в тиски и через опять же сконструированные им шаблоны досверливать на отечественной пуговице недостающие два отверстия. Что моментально превращало её в закордонную. Далее, какую бы кривую дрянь вы ни сшили, четырёхдырочные пуговицы просто-таки кричали о заграничном происхождении вещи. По тем же самым причинам фирменные пуговицы и лэйблы никогда не выбрасывались. Их аккуратно спарывали с превратившейся в ветошь иностранной рубашки и перешивали на отечественную, мгновенно повышая её стоимость раз в пять.

В солнечное время, да и ночами молодёжь носила тёмные очки. Достать этот аксессуар было ОЧЕНЬ трудно. Признавались ведь только две модели: круглые очки типа «Джон Леннон» и каплевидные более солидного разлива — «Макнамара».

Короче говоря, существовало множество тонкостей в прикиде, по которым «системного психодромного» гая — парня (не пугать с геем) или герлу отличали от лоховидной урлы.

Любопытно было понаблюдать и послушать, как в каком-нибудь подъезде двое центровых понимающих людей лениво обсуждали продающиеся джинсы.

Продавец говорил: «Лукни, какой катон уматной, стоячий! А зипер — родной зиповый! За сотку — просто даром!»

Покупатель: «А чего строчка на шлёнках кривая? Я тебе таких самопалов за тэнок пять штук настрокаю!»

Продавец: «Да какой самострок, у стейтса вчера брал! Вон, каскад лэйболов!»

Покупатель: «Чувачок! Лэйбола не греют!»

И расходились довольные друг другом.

Власти с фарцовкой боролись довольно вяло. Экономического вреда она не приносила, но в идеологическом смысле постоянно доказывала, что нафарцованные товары заграничного потребления намного лучше и качественнее не только наших отечественных, но и редкого официального импорта, поступавшего, как правило, из стран народной демократии. Хотя об этом и так все знали, и никакие «знаки качества» и лозунги типа «Советское — значит отличное!» потребителя переубедить не могли.

В народе говорили так: «Загнивает сильно Запад, но какой приятный запах!»

Кроме всего прочего, с точки зрения закона обмен матрёшек, например, на джинсы ничего криминального не содержал. Конечно, придумана была какая-то мутная, ничего общего со статьёй не имевшая тема — «Приставание к иностранцам». По идее, за это могли упечь на 15 суток. И упекали. Но очень редко. Когда наверху кто-то спохватывался, то проводилась блицкампания по отлавливанию — как они сами себя называли — фарц-мажоров. В результате таких мероприятий в милицию обычно доставлялись несколько пьяниц. Настоящих, случайно задержанных фарцовщиков теряли где-то по дороге к отделению, после чего сами оперативники и их жёны щеголяли перед знакомыми в самых шикарных западных шмотках. «А чего?! Муж с работы принёс! Так все делают!»

Столь нынче популярный в политическом смысле Петербург, будучи тогда ещё Ленинградом, сильно обскакал по фарцовой теме и Москву, и многие другие города. Сказывалось преимущество географического положения: у питерцев под боком были финны.

О финнах особо: называли их у нас турмолаями (в переводе с финского — лесорубы). Если и существует в мире какая-нибудь нация, способная хотя бы приблизиться к русским по здоровому хлебанию водки, то это те самые лесорубы. А в тогдашние годы у них был вообще сухой закон, ещё покруче, чем позже у нас в горбачёвские времена. Ленинградские власти не могли спокойно смотреть на мучения в общем-то довольно безобидных финнов, вот и открыли границы области. Но в одностороннем, конечно, порядке.

В выходные город заполоняли сотни автобусов с мучимыми понятно!! жаждой лесорубами. Причем ввозить на обратном пути алкоголь в Лесорубию им родные таможенники не позволяли, приходилось отпиваться на месте и про запас. Короче, если в воскресенье вечером вам было совершенно нечего делать, вы могли подойти к какой-нибудь интуристовской гостинице поприсутствовать при обратной погрузке турмолаев в автобусы. Было, ох было на что посмотреть!

Оборотистые ленинградские ребята останавливали автобусы с финнами прямо на шоссе между Выборгом и Питером. Устраивали на обочине летучий пикничок минут на тридцать с водкой и шашлыками и потрошили иностранцев но самое покорнейше благодарю. Те охотно меняли привезённый товар (плащи-болоньи, мохеровые свитера и кримпленовые брюки) на традиционную жидкую валюту. Принимались турмолаями и деревянные — ведь на них тоже можно было купить водку.

Так что, пока московская фарца ещё ходила в коротких штанишках и выпрашивала у заграничных дяденек жвачку в обмен на значок с Лениным, питерцы уже полностью владели вопросом и бомбили лесорубов по-взрослому. С дальним прицелом закладывая фундамент нынешней популярности бывшей колыбели революции.

Безусловно, в семидесятых существовал ещё один источник отоварки, к которому при сильном желании мог припасть советский человек. Но желание должно было быть достаточно сильным, потому что речь идёт опять-таки о махинациях.

Валюта на территории Союза, конечно, не ходила. Даже за её хранение можно было надолго загреметь куда положено. Тем счастливцам, кому удавалось поработать за границей, государство обменивало их валюту на специальные чеки (сертификаты). А отоварить эти чеки было возможно опять-таки только в специальных магазинах с фирменным названием «Берёзка» — народ говорил: «Берёза». «Берёзки» делились на промтоварные, продуктовые и аппаратурные. Существовали ещё и запредельные валютные, но к ним не иностранец даже близко подойти не мог.