Русский романс - Антология

АЛЕКСЕЙ РАЗОРЕНОВ

(1819–1891)

470. Песня («Не брани меня, родная…»)[473]

Не брани меня, родная,Что я так люблю его.Скучно, скучно, дорогая,Жить одной мне без него.

Я не знаю, что такоеВдруг случилося со мной,Что так бьется ретиво́еИ терзается тоской.

Всё оно во мне изныло,Вся горю я как огнем,Всё немило мне, постыло.Всё страдаю я по нем.

Мне не надобны нарядыИ богатства всей земли…Кудри молодца и взглядыСердце бедное зажгли…

Сжалься, сжалься же, родная,Перестань меня бранить.Знать, судьба моя такая —Я должна его любить!

1840-е — 1850-е годы

И. МАКАРОВ

471. «Однозвучно гремит колокольчик…»[474]

Однозвучно гремит колокольчик,И дорога пылится слегка,И уныло по ровному полюРазливается песнь ямщика.Столько грусти в той песне унылой,Столько грусти в напеве родном,Что в душе моей хладной, остылойРазгорелося сердце огнем.И припомнил я ночи иныеИ родные поля и леса,И на очи, давно уж сухие.Набежала, как искра, слеза.Однозвучно гремит колокольчик,И дорога пылится слегка.И замолк мой ямщик, а дорогаПредо мной далека, далека…

Конец 1840-х или начало 1850-х годов

Н. СОКОЛОВ

472. Он («Кипел, горел пожар московский…»)[475]

Кипел, горел пожар московский,Дым расстилался по реке,На высоте стены кремленскойСтоял Он в сером сюртуке.

Он видел огненное море?Впервые полный мрачных дум,Он в первый раз постигнул горе,И содрогнулся гордый ум!

Ему мечтался остров дикий.Он видел гибель впереди,И призадумался великий,Скрестивши руки на груди, —

И погрузился Он в мечтанья,Свой взор на пламя устремил,И тихим голосом страданьяОн сам себе проговорил:

«Судьба играет человеком;Она, лукавая, всегдаТо вознесет тебя над веком,То бросит в пропасти стыда,

И я, водивший за собоюЕвропу целую в цепях,Теперь поникнул головоюНа этих горестных стенах!

И вы, мной созванные гости,И вы погибли средь снегов —В полях истлеют ваши костиБез погребенья и гробов!

Зачем я шел к тебе, Россия,В твои глубокие снега?Здесь о ступени роковыеСпоткнулась дерзкая нога!

Твоя обширная столица —Последний шаг мечты моей,Она — надежд моих гробница,Погибшей славы — мавзолей».

<1850>

ФЕОДОСИЙ САВИНОВ

(1865–1915)

473. Родное («Слышу песни жаворо́нка…»)[476]

Слышу песни жаворо́нка,Слышу трели соловья…Это — русская сторонка,Это — родина моя!

Вижу чудное приволье,Вижу нивы и поля…Это — русское раздолье,Это — русская земля!

Слышу песни хоровода,Звучный топот трепака…Это — радости народа,Это — пляска мужика!

Коль гулять, так без оглядки,Чтоб ходил весь белый свет…Это — русские порядки,Это — дедовский завет!

Вижу горы — исполины,Вижу реки и леса…Это — русские картины,Это — русская краса!

Всюду чую трепет жизни,Где ни брошу только взор…Это — матушки отчизныНескончаемый простор!

Внемлю всюду чутким ухом,Как прославлен русский бог…Это значит — русский духомС головы я и до ног!

<1885>

МАТВЕЙ ОЖЕГОВ

(1860–1931)

474. Меж крутых берегов[477]

Меж крутых береговВолга-речка текла,А на ней, по волнам,Легка лодка плыла.

В ней сидел молодец,Шапка с кистью на нем,Он, с веревкой в руках,Волны резал веслом.

Он ко бережку плыл,Лодку вмиг привязал,Сам на берег взошел,Соловьем просвистал.

Как на том берегуКрасный терем стоял,Там красотка жила,Он ее вызывал.

Муж красавицы былВоевода лихой,Да понравился ейМолодец удалой.

Дожидала красаМолодца у окна,Принимала егоПо веревке она.

Погостил молодец —Утром ранней зарейИ отправился в путьОн с красоткой своей.

Долго, долго искалВоевода жену,Отыскал он ееУ злодея в плену.

Долго бились ониНа крутом берегу,Не хотел уступитьВоевода врагу.

И последний ударИх судьбу порешил,Он конец их враждеНавсегда положил;

Волга в волны своиМолодца приняла,По реке, по волнам,Шапка с кистью плыла.

<1893>

475. Колечко[478]

Сокрушилося сердечко,Взволновалась в сердце кровь,Потеряла я колечко,Потеряла я любовь.

Я по этом по колечкеБуду плакать-горевать,По любезном по дружочкеПоневоле тосковать.

Я по бережку гуляла,По долинушке прошла;Там цветочек я искала,Но цветочек не нашла.

Много цветиков пригожих,Да цветочки всё не те —Всё цветочки непохожиПо заветной красоте.

Непохожи на те очи,Что любовью говорят,Что как звезды полуночиЯсно блещут и горят.

Где девался тот цветочек,Что долину украшал,Где мой миленький дружочек,Что словами обольщал?

Обольщал милый словами,Уговаривал всегда:Не плачь, девица, слезами,Не покину никогда.

Мил уехал и оставилМне малютку на руках,Обесчестил, обесславил, —Жить заставил в сиротах.

Как взгляну я на сыночка,Вся слезами обольюсь,Пойду с горя к быстрой речкеЯ, сиротка, утоплюсь.

Нет, уж бог один свидетель,Полагаюсь на него,Мне не жаль тебя, мучитель,Жаль малютку твоего.

<1896>

Неизвестные авторы

476. Байкал

Грозно и пенясь, катаются волны.Сердится, гневом объятый, широкий Байкал.Зги не видать. От сверкающей молньиБедный бродяга запрятался в страхе меж скал.

Чайки в смятеньи и с криком несутся,А ели как в страхе дрожат.Грозно и пенясь, катаются волны.Сердится гневом объятый, широкий Байкал.

Чудится в буре мне голос знакомый,Будто мне что-то давнишнее хочет сказать.Тень надвигается, бурей несомая,Сколько уж лет он пощады не хочет мне дать!

Буря, несися! Бушуй, непогода!Не в. ас я так крепко страшусь.Тень надвигается, бурей несомая,Гонится всюду за мной, лишь я не боюсь!

Вторая половина XIX века

477. «Глухой неведомой тайгою…»[479]

Глухой неведомой тайгою,Сибирской дальней стороной,Бежал бродяга с СахалинаЗвериной узкою тропой.

Шумит, бушует непогода,Далек, далек бродяге путь.Укрой, тайга его глухая, —Бродяга хочет отдохнуть.

Там далеко за темным боромОставил родину свою,Оставил мать свою родную,Детей, любимую жену.

«Умру, в чужой земле зароют,Заплачет маменька моя,Жена найдет себе другого,А мать сыночка никогда».

Вторая половина XIX века

478. «Вот мчится тройка почтовая…»