В начале было кофе. Лингвомифы, речевые «ошибки» и другие поводы поломать копья в спорах о русском языке - Светлана Гурьянова

последних река называлась Rahā[351]), которые в то время как раз обитали в низовье Волги[352]. Одна и та же река могла по-разному называться у разных народов, это совершенно нормально.

Древнее иранское название, разумеется, обозначало вовсе не «свет» и вообще не было связано с египетским богом. Возможно, оно родственно санскритскому слову sravā – «течение», «поток»[353] и значило что-то похожее. А славянское название «Волга», по самой распространенной версии, соотносится со словом «влага»[354].

Почему Птолемей, а потом и Марцеллин использовали иранское слово? Возможно, просто потому, что с культурами, которые говорили на иранских языках (персидская, парфянская, скифская культура и др.), древние греки и римляне активно контактировали, вот и употребили местное иранское название.

А теперь сравните научные аргументы с тем, что пишет Задорнов:

«Странно, что большая часть ученых-филологов считают такие рассуждения дилетантским вымыслом. Мол, почему солнце должно было называться “РА”? Но это же просто! <…> Попробуйте раскатисто и протяжно потянуть “Р-Р-Р”, после чего, представив себя предком человечества, раскрывайте рот, дабы продлить приветствие солнцу. У вас получится… “РА”! Вот и весь секрет»[355].

Действительно. И почему ученые считают такие рассуждения дилетантским вымыслом? СтРАнно.

Резюме

Как быть, если вы встретились с лингвофриком и он пытается вам что-то доказывать? Самое простое и очевидное, что вы можете сделать, – просто проигнорировать его теории. Спорить же с лингвофриком (не с тем, кто по незнанию и легкомыслию пересказал какую-то небылицу, а с идейным, настоящим лингвофриком) обычно бывает очень сложно.

Человек, мыслящий и спорящий рационально, ограничен критериями научного знания, рамками научной дискуссии, необходимостью доказательной аргументации. Доводы же лингвофриков не основаны ни на чем, кроме их фантазии – а она, как показывает опыт общения с ними, поистине безгранична.

На любое одно разумное утверждение они приведут десять взятых с потолка контраргументов, поэтому спорить с ними практически бесполезно. Но я все же делаю это – хотя прежде всего моя книга рассчитана на уже сомневающихся или на тех, кто пока не умеет отличать научную теорию от лингвофричества.

Хочется снова процитировать Андрея Анатольевича Зализняка, и цитата будет длинной, потому что эти слова, сказанные настоящим ученым, тоже боровшимся с ложью лингвофриков, кажутся мне невероятно важными и во многом определившими мое решение написать вторую часть этой книги:

«Мне хотелось бы высказаться в защиту двух простейших идей, которые прежде считались очевидными и даже просто банальными, а теперь звучат очень немодно:

1) Истина существует, и целью науки является ее поиск.

2) В любом обсуждаемом вопросе профессионал (если он действительно профессионал, а не просто носитель казенных титулов) в нормальном случае более прав, чем дилетант.

Им противостоят положения, ныне гораздо более модные:

1) Истины не существует, существует лишь множество мнений (или, говоря языком постмодернизма, множество текстов).

2) По любому вопросу ничье мнение не весит больше, чем мнение кого-то иного. Девочка-пятиклассница имеет мнение, что Дарвин неправ, и хороший тон состоит в том, чтобы подавать этот факт как серьезный вызов биологической науке.

<…> И огромной силы стимулом к их принятию и уверованию в них служит их психологическая выгодность. Если все мнения равноправны, то я могу сесть и немедленно отправить и мое мнение в интернет, не затрудняя себя многолетним учением и трудоемким знакомством с тем, что уже знают по данному поводу те, кто посвятил этому долгие годы исследования.

Психологическая выгодность здесь не только для пишущего, но в не меньшей степени для значительной части читающих: сенсационное опровержение того, что еще вчера считалось общепринятой истиной, освобождает их от ощущения собственной недостаточной образованности, в один ход ставит их выше тех, кто корпел над изучением соответствующей традиционной премудрости, которая, как они теперь узнали, ничего не стоит.

Я не испытываю особого оптимизма относительно того, что вектор этого движения каким-то образом переменится и положение само собой исправится. По-видимому, те, кто осознаёт ценность истины и разлагающую силу дилетантства и шарлатанства и пытается этой силе сопротивляться, будут и дальше оказываться в трудном положении плывущих против течения. Но надежда на то, что всегда будут находиться и те, кто все-таки будет это делать»[356].

И я из тех, кто будет это делать.

Послесловие

Споры о языке были всегда – и всегда будут. Но я очень надеюсь, что после выхода этой книги их станет хоть чуточку меньше.

Можно писать и «Вы», и «вы»; можно и «садиться», и «присаживаться»; даже кофе бывает и «вкусный», и «вкусное». Главное – соблюдать принцип уместности и осознавать, где, когда и с кем вы общаетесь. И уж точно не поправлять других без запроса.

А вот блин может быть только «комом», и русский язык – не самый древний. Здесь нет места вариантам, потому что речь идет уже не о словах – средстве передачи информации – а о самой информации, которая может быть или правдива, или искажена. Мы ведь не говорим «истина где-то посередине», когда слышим два утверждения: «Земля плоская» и «Земля шарообразная»? Нет, мы выбираем одно из них (надеюсь, второе).

Хочется верить, что я смогла донести важную для меня мысль: нужно быть терпимыми к чужим «ошибкам» (потому что, может статься, это и не ошибки вовсе), но беспощадными к лженауке.

Если мне удалось убедить в этом хотя бы одного человека, значит, моя работа была проделана не зря.

Благодарности

В заключение мне хочется поблагодарить тех, без кого этой книги не было бы.

В первую очередь спасибо моей семье – прежде всего моему мужу Николаю Гурьянову, который всегда меня поддерживал, больше трех лет терпел испорченные из-за моей работы выходные и брал на себя заботу о сыне. Он первым читал главы книги и помогал сделать их лучше – а еще его перу принадлежит много классных подзаголовков.

Спасибо и моему сыну Ване. Сейчас ему только шесть лет и книгу он вряд ли осилит – но благодарность уже сможет прочесть. Ваня, знай: ты – главная моя опора, и если бы не твое рождение, у меня вообще не появилась бы возможность поставить жизнь на паузу и осознать, чем я на самом деле хочу заниматься – популяризацией лингвистики.

Спасибо моим учителям – особенно любимой школьной учительнице литературы, Татьяне Николаевне Поляковой: она научила меня дотошности формулировок и любви к текстам, определила мой выбор профессии.

Спасибо всем преподавателям филологического факультета Московского государственного университета за то, что научили мыслить системно, опираться