Карантин - Виталий Зорин

Полынов защелкнул замок входной двери, в ручку вставил стоящую в углу швабру. Не ахти какой запор, но, если кто будет ломиться в дверь, он услышит.

Просто и надежно.

Вход в помещение лаборатории из тамбура был через две параллельные дезинфекционные камеры – для мужчин и для женщин. На дверях одной висел ржавый амбарный замок, и Полынов открыл вторую дверь. Дезинфекционная камера оказалась узкой, маленькой, рассчитанной на одного человека. Шкаф для чистой одежды, шкаф для лабораторной, совсем крошечная кабинка душа.

Полынов непроизвольно улыбнулся. Переодеваться он не собирался. Это штабист-офицер, если вдруг надумает в лабораторию сунуться, без защитного комбинезона, шлема и резиновых перчаток порог не переступит. Невдомек ему, что в лаборатории – стерильная чистота и все эксперименты ведутся в герметичных боксах. Только вопиющая халатность или прямая диверсия может привести к инфицированию персонала.

Аккуратно, миллиметр за миллиметром, Полынов приоткрыл дверь в лабораторию и заглянул в щель.

Лаборатория, она и в Африке лаборатория. Прозрачный бокс с никелированными манипуляторами у дальней стенки, два холодильника, где, несомненно, в герметичных кюветах хранились биологические образцы, стеллаж с закрепленными в штативах реактивами. Как Никита и надеялся, Петрищева находилась в лаборатории одна. Лидия Петровна сидела за столом спиной к двери и набирала на компьютере какой-то текст, то и дело заглядывая в раскрытый лабораторный журнал. Поверх белой спецодежды на ней был прозрачный бактерицидный комбинезон, шуршащий при малейшем движении. Она действительно настолько увлеклась работой, что, когда в очередной раз громыхнула молния, лишь недовольно покосилась на окно и продолжила щелкать клавишами.

Уже не таясь, Полынов распахнул дверь и вошел.

– Здравствуй, Лиля, – сказал он.

Его тихое приветствие произвело впечатление взорвавшейся бомбы. Куда там полыханию молнии и грохоту грома за окном! Петрищева подскочила на привинченном к полу табурете и испуганно обернулась.

– К-кто в-вы?! – вскрикнула она.

Никита прикрыл за собой дверь, увидел торчащий из замка ключ, повернул его, затем прошел к столу, сбросил с плеч сумку на пол, сел напротив Петрищевой.

– Не узнаешь старых знакомых… – пожурил он, заглядывая ей в глаза.

– Никита?! – казалось, удивлению Лилечки не было границ, и все же Полынов уловил в ее возгласе некоторую фальшь. Совсем чуть-чуть, на зыбком пределе достоверности. Трудно поверить в искренность человека, некогда тебя предавшего.

– Вот и узнала… – ласково проговорил Никита. – А то я уж было подумал, что память у тебя короткая.

Девичья.

Он вложил в слова как можно больше желчи, и ирония достигла Лилечки. Она опустила глаза, покраснела, пальцы ее забегали по столу, вроде бы невзначай подбираясь к клавиатуре.

– Руки! – зло прошипел Полынов и ударил ее по ладоням.

Лилечка отдернула от стола руки и со страхом посмотрела на Никиту. Однако в ее страхе было еще больше фальши, чем в удивлении минуту назад. Что-то здесь было явно не то, будто спектакль в лаборатории разыгрывался.

– Кит… – прошептала Лилечка. – Ты кто?

– Дед Пихто, – скривив губы, процедил Полынов. – Кит кончился десять лет назад, остался Никита Артемович Полынов.

Он цепким взглядом окинул лабораторию. Да нет, вроде бы все нормально. Дверь в одну дезинфекционную камеру он закрыл на ключ, а вход во вторую камеру со стороны тамбура был заперт на висячий замок. Разве что «жучок» в коммутаторе на столе «завелся», и их разговор прослушивается из штаба. Но искать «жучок» в лаборатории – только время терять.

Да и поздно. Если он есть, то вагончик уже окружили бравые спецназовцы.

– Ну-ка, подруга верная юности беспечной, – сказал он, – пересядь на мое место.

Он встал с табурета, взял ее за плечи и пересадил.

– Ты мне здесь всю стерильность нарушишь! – попыталась возмутиться Лилечка, поправляя на себе шуршащий комбинезон.

– Ти-хо! – раздельно сказал Никита, предостерегающе подняв вверх указательный палец.

Он сел к столу боком, облокотившись спиной о стену вагончика. Теперь вся лаборатория была перед ним как на ладони. И все же тревожное чувство не покидало его. Ощущение ненатуральности, нарочитости происходящего продолжалось.

За окном вновь полыхнула сухая молния, пророкотал гром, и тут же заверещал коммутатор. Петрищева дернулась было к трубке, но Полынов жестом остановил ее.

– Не шали, девочка! – Он вынул из-под мышки пистолет и выразительно погрозил им. – Включишь звук на динамик и не вздумай что-нибудь не то ляпнуть. Я не шучу.

Колючими глазами Никита впился в лицо Лилечки. Она побледнела и кивнула.

– Хорошо… – прошептала она и нажала на клавишу коммутатора.

– Лидия Петровна, – пророкотал из динамика мужской голос, – это Воронихин. Вам не страшно?

– А почему мне должно быть страшно? – недовольно переспросила она, косясь на пистолет в руке Полынова.

– Ну как… – в голосе говорившего прорезались задушевные, вкрадчивые нотки. – Ночь, гроза, а вы там одна…

– Нет, не страшно, – сказала Лиля.

– А у нас здесь с Димой бутылка шампанского есть, – продолжал ворковать некто Воронихин.

– Где это – здесь?

– В караулке. Заходите, Лилечка, а то мы шампанское не пьем, – уверенно «бил клинья» Воронихин.

Петрищева с сожалением вздохнула. Получилось почти натурально.

– Спасибо, Володя, – отказалась она. – Но у меня работы много. Давайте завтра.

– Лилечка, так до завтра шампанское прокиснет!

– А вы новую бутылку купите. Спокойной ночи, – отрезала она и отключила связь.

Пока Петрищева разговаривала, Полынов откровенно разглядывал ее. Лилечка изменилась. Вроде бы та же, его Лилечка, но и не она. Все те же белокурые волосы, та же короткая прическа, но лицо потеряло девичью припухлость, обозначились скулы, в глазах появилась твердость, губы словно стали тоньше, и от этого Лилечка выглядела холодной, неприступной женщиной. Впрочем, может, все это было и раньше, а Никита просто не замечал? Юношеская влюбленность страшная штука – начинаешь приписывать своей девушке то, чего в ней вовсе и нет. И долго потом не можешь поверить, что она тебя просто использовала, как самца, а затем, вытерев о тебя ноги, как о половую тряпку, развернулась и ушла к другому.

Закончив разговор по коммутатору, Лилечка некоторое время молчала, покусывая губы и не глядя на Полынова. Он с интересом наблюдал за ней. Было любопытно, какие же мысли роятся сейчас в голове некогда дорогого ему человека. И что она скажет.

– Кит… – наконец тихо произнесла она, глядя в пол. – Ты прости меня за то, что было…

Тяжело дались ей эти слова – на верхней, вздернутой губке выступила испарина. И Никита не поверил.

Ни на йоту. Слишком он хорошо знал Лилечку, а теперь еще и видел не задурманенным любовью взглядом, чтобы поверить. Весь интерес к этой женщине сразу пропал. Остались пустота и равнодушие.

Никита тяжко вздохнул.

– Только не надо меня убеждать, будто ты думаешь, что я сюда заявился выяснять наши отношения десятилетней давности, – сказал он. – Молодой и глупый Кит, по уши влюбленный в лаборантку Лилечку, исчез, так что не будем ломать комедию. Ты знаешь, зачем я здесь и что мне нужно.

– Да, знаю, – неожиданно спокойно сказала Лиля и впервые подняла на Никиту глаза. Взгляд у нее был умный и холодный. Она мгновенно поняла, что игры не будет. Попыталась прощупать Никиту, играя на его чувствах, но убедилась, что их нет и в помине.

Полынов невольно покачал головой. Такого самообладания от Петрищевой он не ожидал. Что значит наводить ретушь воспоминаний на действительность, и как она может исказить восприятие. Гораздо проще вести беседу с незнакомым человеком – его легче разгадать, – чем со старой знакомой, к которой к тому же был неравнодушен. Довлеет сложившийся стереотип…

– Вот это – деловой разговор, – кивнул он. – Вижу, из лаборантки ты превратилась в настоящего научного сотрудника.

– Слава богу, – едко заметила Лилечка, – что здесь хоть один мужик видит во мне не только бабу.

Итак, что ты хочешь?

– В первую очередь меня интересует, что именно удалось создать Лаврику на точке «Минус»?

– Не знаю, – пожала она плечами.

Никита поморщился:

– Ну вот, а я тебя похвалил… Плохо предмет вызубрила. Двойка. Неужто муженек-академик не научил тебя, как нужно сдавать экзамены? Давай мы с тобой не будем играть в партизанов и гестапо.

Лилечка удивленно вскинула брови и заглянула в глаза Никите. И увидела в них полное равнодушие к своей особе. Ее передернуло, и она поверила в «гестапо».

– Я действительно этого не знаю, – тихо сказала она. – Думаю, что и Лаврик этого не знал.

– Не понял, – бесстрастно обронил Полынов.

– Ты вообще в курсе, чем он занимался? – осторожно спросила Лилечка.