Прыжок за борт - Джозеф Конрад

Между тем совещание в доме Джима продолжалось в присутствии девушки. Массивный Дорамин сидел с суровым лицом, глядел по очереди на говоривших и дышал медленно и тяжело, словно бык. Он не говорил до последней минуты, когда Кассим заявил, что лодки раджи будут отозваны, ибо нужны люди, чтобы защищать укрепление его господина. Дэн Уорис в присутствии отца не говорил, хотя девушка от имени Джима умоляла его высказаться. Она предлагала ему людей Джима, — так сильно жаждала она немедленно прогнать пришельцев. Бросив взгляд на Дорамина, он только покачал головой.

Наконец, совещание закрылось. Было решено поместить в ближайшие к речонке дома воинов, чтобы обстреливать лодку неприятеля, но открыто ее не уводить; банда попробует-де ею воспользоваться, и тогда удастся ее перебить. Чтобы отрезать отступление тем, кому удастся бежать, и помешать прибытию подкреплений, Дорамин приказал Дэн Уорису взять отряд Буги, спуститься вниз по реке, в десяти милях от Патюзана раскинуть лагерь на берегу и блокировать реку при помощи каноэ.

Ни на момент я не допускаю мысли, что Дорамин боялся прибытия подкреплений к банде. Я считаю, что он руководствовался исключительно желанием не подвергать сына опасности. Чтобы не допустить вторжения в город, решено было на рассвете приняться за постройку укрепления в конце улицы на левом берегу. Старый накхода объявил о своем намерении лично распоряжаться. Под руководством девушки немедленно приступили к раздаче пороха, пуль и пистолетов. Несколько человек были посланы в нескольких направлениях за Джимом: точно не знали, где он находился. Они пустились в путь на рассвете, но еще раньше Кассим ухитрился начать переговоры с осажденным Брауном.

Этот прекрасный дипломат раджи, покинув форт, чтобы вернуться к своему господину, взял к себе в лодку Корнелиуса, который безмолвно вертелся в толпе, запрудившей двор. У Кассима был свой собственный план, и Корнелиус был ему нужен как переводчик. И вот под утро Браун, размышлявший о безвыходном своем положении, услышал голос, шедший из болотистого, поросшего кустарником оврага, — голос дружелюбный, дрожащий, просивший по-английски разрешения взобраться на холм, чтобы передать очень важное поручение, при условии гарантии полной безопасности.

Браун невероятно обрадовался: если с ним разговаривают, значит, он не загнанный зверь. Этот дружеский голос сразу развеял страшное напряжение и настороженность. Он сделал вид, будто не хочет вступать ни в какие переговоры. Голос сообщил, что с Брауном говорит «белый человек, бедный разорившийся старик, который живет здесь много лет». Туман, сырой и холодный, стлался по склонам холма. Немного спустя, Браун крикнул:

— Ну, так и быть! Лезьте сюда, но только один!

В конце концов, как сказал он мне, корчась от ярости при воспоминании о своей беспомощности, это никакого значения не имело. На расстоянии нескольких шагов они ничего не могли разглядеть, и предательство все равно не ухудшило бы их положения. Мало-помалу стала вырисовываться фигура Корнелиуса; он был в своем будничном костюме, — в порванной грязной рубахе и штанах, босой, в пробковом шлеме с поломанными полями. Поднимаясь к укрепленной позиции шайки, он нерешительно останавливался и прислушивался.

— Идите смелей! — крикнул Браун, а люди его таращили глаза. Все их надежды внезапно сосредоточились на этом оборванном, жалком человеке, который в глубоком молчании неуклюже перелез через ствол поваленного дерева и, дрожа, недоверчиво разглядывал кучку бородатых встревоженных головорезов.

Получасовая тайная беседа с Корнелиусом познакомила Брауна с положением дел в Патюзане. Он тотчас же насторожился. Открывались перспективы, великие перспективы, но раньше чем обсуждать предложения Корнелиуса, он потребовал, чтобы на холм была прислана в виде гарантии провизия. Корнелиус ушел, неуклюже спустившись по склону, обращенному ко дворцу раджи, и немного спустя несколько слуг Тунку Алланга явились со скудными порциями риса, стручкового перца и сушеной рыбы. Это было значительно лучше, чем ничего. Позже вернулся Корнелиус в сопровождении Кассима, от шеи до лодыжек закутанного в темно-синий плащ. Вид у Кассима был доверчивый. Он пожал Брауну руку, и все трое уселись и вступили в переговоры. Люди Брауна, ободрившись, похлопывали друг друга по спине и, многозначительно поглядывая на своего капитана, занялись приготовлениями к стряпне.

Кассим очень не любил Дорамина и его Буги, но еще сильнее ненавидел он новый порядок. Ему пришло в голову, что эти белые вместе со сторонниками раджи могут атаковать и разбить Буги до возвращения Джима. Тогда, — рассуждал он, — все жители поселка бросят Джима на произвол судьбы, и наступит конец господству белого человека, защищавшего бедный народ. Затем можно будет отделаться и от новых союзников. Друзья радже не нужны. Кассим в совершенстве улавливал разницу между людьми, видел немало белых людей и понимал, что эти пришельцы были изгнанниками, не имеющими своей страны. Браун сохранял вид непроницаемый. Когда он услышал голос Корнелиуса, просившего разрешения приблизиться, у него появилась лишь надежда на спасение. Меньше чем через полчаса другие мысли зародились в его голове. Только ввиду крайней необходимости он явился сюда, чтобы захватить провианта, — быть может, несколько тонн резины или камеди, горсточку долларов, — и попал в какую-то ловушку. Теперь, выслушав предложения Кассима, он стал помышлять о том, чтобы захватить всю страну. Какой-то проклятый парень, по-видимому, совершил нечто в этом роде — к тому же совсем один. Но вряд ли ему это вполне удалось. Быть может, они возьмутся за дело вдвоем — выжмут из страны все, что она может дать, а затем преспокойно уедут.

Из переговоров с Кассимом он узнал, что ходят слухи, будто он оставил у устья реки большой корабль с многочисленной командой. Кассим серьезно просил его, не откладывая, провести корабль со всеми пушками и людьми к верховьям реки и предоставить к услугам раджи. Браун сделал вид, будто соглашается: обе стороны не очень доверяли друг другу. Трижды в течение утра вежливый и энергичный Кассим спускался вниз посоветоваться с раджой и снова поднимался на холм. Браун во время переговоров со злобной радостью думал о своей жалкой шхуне, фигурировавшей как вооруженное судно, и представлял себе китайца и хромого поселенца из Левуки, олицетворявших многочисленную команду.

После полудня он получил новый запас провизии и обещание внести деньги; его людей снабдили циновками, чтобы они могли устроить шалаши. Они улеглись на землю и захрапели, защищенные от палящего солнца, но Браун, сидя на одном из срубленных деревьев, упивался видом города и реки. Много здесь было добычи. Корнелиус, расположившийся в лагере, как у себя дома, шептал у него под ухом, давая советы, изображая по-своему характер Джима и комментируя события последних трех лет. Браун как будто равнодушно смотрел по сторонам, но внимательно прислушивался к каждому слову и никак не мог понять, что за человек этот Джим.

— Как его зовуг? Джим? Этого мало.

— Здесь его называют туан Джим, — презрительно сказал Корнелиус, — Все равно, что лорд Джим.

— Откуда он взялся? — осведомился Браун, — Кто он такой? Он — англичанин?

— Да, да, он — англичанин. Я тоже англичанин. Из Малакки. Он — идиот. Вам нужно только его убить, и тогда вы будете здесь правителем. Ему принадлежит все, — объявил Корнелиус.

— Похоже на то, что скоро ему придется кое с кем поделиться, — вполголоса произнес Браун.

— Нет, нет, его нужно убить при первом же удобном случае, а тогда вы можете делать все, что вам угодно! — с жаром настаивал Корнелиус. — Я прожил здесь много лет и сейчас даю вам дружеский совет.

В такой беседе и в созерцании Патюзана, который он наметил своей добычей, Браун провел большую часть дня, пока отдыхала его банда. В тот же день каноэ Дэна Уориса проскользнули вдоль противоположного берега и направились вниз по течению, чтобы отрезать ему путь к морю. Об этом Браун не знал, а Кассим, поднявшийся на холм за час до захода солнца, принял меры, чтобы он оставался в неведении. Кассиму было нужно, чтобы судно белого человека поднялось вверх по реке, а такая новость не могла ободрить. Он настойчиво уговаривал Брауна отдать «распоряжение» и предлагал для этой цели верного гонца, который сухим путем доберется до устья реки и доставит «распоряжение» на борт судна. Подумав, Браун счел правильным вырвать листик из своей записной книжки и написать на нем: «Нам везет. Дело крупное. Задержите подателя».

Недалекий юноша, выбранный для этой цели Кассимом, исполнил поручение и в награду был брошен вниз головой в пустой трюм шхуны; бывший поселенец из Левуки и китаец поспешили закрыть люк. Что было с ним потом — Браун мне не сказал.

ГЛАВА XL

Браун намеревался выиграть время, водя за нос дипломата Кассима. Он невольно думал, что хорошенькое дельце можно обделать, работая совместно с тем белым. Он не мог себе представить, чтобы тот парень (конечно, дьявольски сообразительный, раз ему удалось подчинить всех туземцев) не принял поддержки, которая помогла бы отказаться от осторожного и рискованного шантажа — единственно возможного выхода для человека, действующего без помощников. Он, Браун, предложит ему свою помощь. Ни один человек не станет колебаться. Все дело в том, чтобы друг друга понять. Конечно, они поделят добычу. Мысль о том, что у него под рукой был форт — настоящий форт с артиллерией (это он узнал от Корнелиуса), приводила его в возбуждение. Только бы туда добраться, а тогда… Он предложит самое умеренное требование. Но и не слишком скромное. Парень был, как видно, не дурак. Будут они работать, как братья, пока… пока не пробьет час для ссоры и выстрела, который подытожит все счеты. С нетерпением ожидая поживы, он хотел переговорить с этим человеком немедленно. Страна, казалось, была уже в его руках — он мог растерзать ее, выжать все соки и отшвырнуть. А тем временем следовало водить за нос Кассима, во-первых, для того, чтобы получать провизию, а во — вторых, обеспечить себе на худой конец поддержку. Но главное — получать каждый день провизию. Кроме того, он не прочь был начать бойню, поддерживая раджу, и проучить народ, встретивший его выстрелами. Жажда бойни овладела им.