Жребий брошен - Мария Быкова

У кого-то, может быть, вопросы и были — у меня же имелось сплошное непонимание. Какое право, какие преподаватели? Я оглянулась и увидела, как Белая Дама, Рихтер и бестиолог привычно встают по углам зала, а Буковец, торопливо спустившись со сцены, занимает место четвертого магистра. Диспозиция была знакомая; я вспомнила давешнюю телепортацию в лесные дебри и затосковала. Надеюсь, нас хотя бы не сразу по камерам раскидают?

— Ну раз вопросов нет, значит, можно начинать! — Ковенец взмахнул рукой, подавая знак магистрам, с пальцев его сорвалась коротенькая молния. Я машинально проследила за ней взглядом и увидела, как с потолка сорвалась жирная черная точка. Надоедливое жужжание стихло, и я поняла, что маг сбил муху на лету.

А спустя мгновение мир исчез, сменившись знакомой темнотой телепорта, чтобы секунду спустя возникнуть вновь, возникнуть солнцем над головой, булыжниками под ногами и высоким обшарпанным зданием, выросшим на площади перед толпой адептов.

Над узкой дверью я разглядела выцветший фиолетовый щит, с которого подслеповато смотрела ковенская сова.

Что же — это, получается, и есть та самая тюрьма?

«Похоже на то», — флегматично подумала я.

Смысла во всем окружающем я по-прежнему не наблюдала, но жить становилось все интереснее. Места кругом оказались более-менее хоженые: повертев головой, я поняла, что нахожусь на Треугольной площади, расположенной в получасе ходьбы от Академии. Чуть дальше располагался Летний дворец, малая резиденция царя-батюшки, а еще дальше — Царская площадь вкупе с бронзовым всадником и попираемой змеей.

Тут толпа зашевелилась, и через несколько секунд до меня дошло, что именно она сейчас делает. В дверь разом входило не больше трех человек, и нас пытались выстроить в некоторое подобие колонны. Строились мы плохо, чай, не Корпус, а Академия Магических Искусств.

Передо мной встал какой-то на редкость рослый адепт; обзор разом сделался гораздо хуже, но я все-таки вывернулась и посмотрела вперед.

Вовремя — дверь неспешно отворилась. Именно отворилась, не открылась и не, избави боги, распахнулась: медленно, с чувством собственного достоинства, вполне приличествующего такой достопочтенной двери.

Солнце мягко грело сверху, на площади было очень тепло… здание казалось старым и неухоженным, но в нем не было ровным счетом ничего страшного. Подумаешь, дом. Мало я их, что ли, видела? Может быть, он даже внесен в какой-нибудь туристический список и по воскресеньям сюда наведываются толпы туристов, листающих проспекты и щелкающих мнемо-амулетами.

Я подумала еще немножко и не нашла в себе ничего, кроме уважения к немалому возрасту тюрьмы. Ни страха, ни дрожи в конечностях, ни нервного тика — ничего, что полагалось бы испытывать любому приличному чародею. Ничего. Просто… старый, очень старый дом, сложенный из серого камня. Историческая достопримечательность, вот и все… какая уж тут крепость, вон даже окна не зарешечены… Было даже немножко обидно, но никаких восторгов из меня не выжималось.

Как-то все глупо получается…

Адепт впереди сделал крошечный шажок вперед, и я запрыгала вновь, пытаясь понять, что происходит. Может быть, нас наконец начали пускать вовнутрь?

Да, я не ошиблась. Длиннющая очередь постепенно таяла, как кусок сахара в чашке с остывшим чаем — лениво, конечно, но все-таки. Мы подходили к крыльцу, и вскоре я уже стояла на стершихся от времени ступенях. Кажется, там даже можно было различить выбоины, оставленные бесчисленным множеством ступавших сюда ног.

Дверь вдруг очутилась совсем рядом. Я посмотрела внутрь, еще раз убедившись, что бояться здесь нечего. Просторный вестибюль, пожелтевшие стены — от потолка по ним тянулись желтоватые подтеки. Кое-где обои — дешевенькие, бумажные, КОВЕН мог бы позволить себе купить чего-нибудь подороже — отошли от стен, вздуваясь некрасивыми пузырями. Краска на полу была почти что сбита… странно, неужели эта тюрьма так плохо спонсируется? Или в цели многоуважаемого КОВЕНа входит и психическая атака — понятное дело, любой испугается, поняв, что ремонт здесь делали, кажется, еще до становления династии…

Я перешагнула порог. Перед моими глазами мелькнуло окно, нелепо притулившееся на ближней стене. По мутному стеклу разбегались трещины; и мне вдруг показалось, что тюрьма смотрит на меня, смотрит так, как хозяйка на рынке разглядывает приглянувшийся ей товар — хорош-то он хорош, да вот только стоит дороговато…

Я мотнула головой, изгоняя непрошеное сравнение. Послушные мысли мигом потекли по другому руслу; но где-то на самом донышке души зашевелилось смутное ожидание. Ожидание — и да, наверное, все-таки страх. Легкий, как лебяжий пух, страх, в чем-то подобный детской боязни темноты. Но случается и так, что сумрак скрывает в себе чудовище; а я была магом и знала, как быстро пух умеет становиться бронзой. И что-то еще, тайное и смутное, поднимавшееся из глубины, зашептало мне на ухо, тревожа мне волосы спешным прерывистым дыханием:

Бойтесь старых домов, бойтесь тайных их чар,Дом тем более жаден, чем он более стар,И чем старше душа, тем в ней больше…[6]

Кто-то из адептов подтолкнул меня в спину, — видно, я задержалась на пороге, мешая следующим войти. Я вздрогнула, пытаясь избавиться от наваждения, и поняла, что стою уже внутри.

Я оглянулась. Изменилось немногое — просто солнце, падавшее через грязные окна, дробилось на отдельные лучи. Просто пыль, легкая пыль танцевала в полосах света; и так здесь было вчера, позавчера, год назад…

Так здесь было всю вечность и будет столько же.

Я вдруг вспомнила ту захудалую тюрьму, в которую мне как-то случилось попасть. В тот раз, помнится, стражники проводили нечто вроде облавы, наверное, хотели забрать все Дно — но, как это всегда случается, невод лишь скребнул по этому самому Дну, а из воды вытащил только ил да мусор. Меня загребли вместе еще с полусотней бродяг, попрошаек и девиц, чья нравственность не внушала ни малейших сомнений. Тогда нас всех забили в одну камеру, и более опытные рассказывали, какие казематы бывают в тюрьмах; говорили про тесные чуланчики, в которых нельзя даже выпрямиться в полный рост, говорили про комнаты с полами, залитыми водой, — там не выйдет ни сесть, ни лечь… и тогда я боялась всего этого. Но то, что чувствовалось здесь, в солнечном вестибюле, в непрекращающемся танце пылинок…

Вечность.

И забвение.

Моей магии здесь не было. Просто не было; что-то наваливалось сверху, подобно низкому потолку, что-то давило на мои чары, не давая им выплеснуться в заклятие. Спертый воздух с чуть приметным запахом гнили оставался спокоен; но я знала, что чарами здесь наполнен каждый квадратный, да что там квадратный — кубический сантиметр. Чарами, встроенными в стены, заложенными в фундамент; почему-то сейчас я поверила всем тем россказням о том, что прежде, дабы обеспечить крепости защиту, в ее основание вмуровывали человека. Мрыс дерр гаст, да я бы не удивилась, услышав стоны таласыма…