От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в. - Юрий Акимов

В Бостоне все приготовления были закончены к середине июля. Четыре больших корабля и тридцать транспортных судов приняли на борт более 2300 человек. Однако отплытие задержалось почти на месяц из-за того, что администрация все надеялась дождаться помощи из метрополии. Лишь 9/19 августа, когда дальнейшее ожидание становилось небезопасным из-за приближения сезона осенних штормов, армада Фипса подняла якоря. Накануне была выпущена специальная прокламация, призывающая жителей Новой Англии должным образом настроиться на предстоящее богоугодное дело. Был объявлен день поста и покаяния. В колонии, по свидетельству Коттона Мэзера, «череда молитв творилась не переставая».[711]

К тому моменту, когда массачусетсские корабли отошли от острова Нантаскет и взяли курс на север, операция на сухопутном театре боевых действий уже закончилась, фактически так и не начавшись. Отряд Ф.-Дж. Уинтропа собирался с еще большим трудом, чем экспедиционный корпус Фипса. В конечном счете, своих бойцов (всего 600-650 человек) прислали только Нью-Йорк и Коннектикут. Среди ирокезов, на которых возлагалось столько надежд, свирепствовала эпидемия оспы. Три из пяти племен вообще отказались присылать своих людей, остальные были представлены несколькими десятками мрачных и угрюмых воинов.

В конце июля Уинтроп выступил из Олбани к границам Канады с тем, чтобы в соответствии с общим планом заставить французов разделить свои силы между Монреалем и Квебеком. Он дошел до места впадения Вуд-Крик в озеро Шамплен, но там был вынужден остановиться, так как его положение было очень сложным. Среди английских ополченцев также началась эпидемия оспы. В отряде не хватало продовольствия. Между бойцами из разных колоний происходили конфликты (правда, еще более серьезные конфликты происходили между бойцами из Нью-Йорка: часть из них была за Лейслера, часть — против). Кроме того, англичане оказались не в состоянии справиться с теми трудностями, которые возникли во время перехода по дикой местности. Например, они очень слабо представляли себе, как строить каноэ, которых у них не было и без которых их дальнейшее продвижение было просто невозможно.

В такой ситуации Уинтроп решил отказаться от дальнейшего наступления и отдал приказал возвращаться в Олбани. Правда, перед этим помощник Уинтропа капитан Джон Скайлер, 13/23 августа собрав остававшихся в строю ополченцев и индейцев (всего около 150 человек), совершил бросок к окрестностям Монреаля. Там он напал на поселение Ля-Прери, расположенное на левом берегу реки Св. Лаврентия, разорил его и ушел, захватив несколько десятков пленных. Как видим, англичане, которые до этого неоднократно обвиняли французов в том, что те ведут войну «диким» и «трусливым» способом, сами воспользовались точно такой же тактикой.

Взбешенный провалом операции Лейслер приказал арестовать Уинтропа, однако под давлением бойцов его отряда, угрожавших бунтом, был вынужден освободить его.[712] Надо сказать, что поведение самого Лейслера во всей истории, связанной с походом против Канады, было достаточно странным. Он громче многих других заявлял о необходимости этой операции, но его вклад в ее подготовку и осуществление оказался весьма скромным. В июне 1690 г. «революционное правительство Нью-Йорка» официально заявило, что оно пришлет в Бостон три военных корабля для участия в морской операции;[713] но это обещание не было выполнено. Впоследствии именно Лейслера обвиняли в провале атаки на Монреаль. Никольсон писал Лордам торговли в ноябре 1690 г.: «…наступление на Канаду по суше провалилось, поскольку Лейслер не обеспечил полковника Уинтропа каноэ и продовольствием, как он это обещал».[714]

Известие об отступлении отряда Уинтропа было получено в Бостоне 18/28 августа, когда массачусетская эскадра уже была в пути. И в то время как Фипс надеялся на то, что его противнику придется разделить свои силы, Фронтенак, наоборот, получил возможность стянуть все имеющиеся у него войска к Квебеку, что он и сделал, как только узнал (сначала от индейцев из Акадии, а затем и от французских моряков) о приближении англичан.

К счастью для французов, еще весной 1690 г. по приказу Фронтенака столица Новой Франции была обнесена дополнительной полосой частокола с каменными редутами. При первом же известии о приближении неприятеля по приказу городского старшины сьёра Прово началось строительство траншей и баррикад, которые должны были закрыть подступы к Квебеку.

На рассвете 6/16 октября с борта своего флагмана Фипс увидел квебекскую цитадель, высящуюся на неприступной скале. В «нижнем» городе были установлены батареи, которые могли простреливать все подходы со стороны реки. Правда, соотношение сил было в пользу англичан. В распоряжении Фронтенака имелось около тысячи солдат из отдельных рот морского министерства и колониальная милиция, всего около 2 тыс. бойцов, тогда как у Фипса было как минимум на 300 человек больше. Вместе с тем абитаны Новой Франции отнюдь не собирались оставаться пассивными зрителями происходящего. Английская агрессия вызвала первый за всю историю Французской Канады патриотический подъем среди ее жителей.

В своем пастырском послании квебекский епископ Сон-Налье призвал жителей колонии бороться с англичанами, которые» являются «врагами не только нас, французов, но врагами нашей меры и нашей святой религии».[715] О настроениях канадцев (>то слово тогда уже было достаточно широко распространено) наглядно свидетельствует следующий эпизод. Поднимаясь по реке Св. Лаврентия, англичане попытались организовать высадку в районе Ривьер-Уэль, но были отбиты местными жителями, которых возглавил их кюре Пьер де Франшвиль.[716] Впрочем, в некоторых других мечтах бостонцам удалось ограбить несколько ферм и захватить полтора десятка пленных (главным образом женщин и детой).

Перед началом боевых действий Фипс отправил Фронтенаку письмо, где предлагал ему сдаться и избежать кровопролития. Свое появление под стенами Квебека Фипс объяснял гак: «…не столько война между коронами Англии и Франции, но разрушения, произведенные французами и дикарями, находящимися под вашим командованием и поощряемыми вами, над подданными Их Величеств в Новой Англии и их имуществом без всякого повода с их стороны, обязали их предпринять эту экспедицию для их собственной безопасности и удовлетворения».[717] В этом письме Фипс называл себя «верховным главнокомандующим всеми войсками Их Величеств в Новой Англии на море и на суше», хотя никаких официальных полномочий от Вильгельма и Марии он не имел.

Английскому парламентеру, доставившему это письмо к пристани, завязали глаза и повели к губернатору, выбрав для этого самый замысловатый маршрут, который только смогли придумать. Всю дорогу вокруг него вертелось несколько человек, изображавших якобы сильную толчею на улицах, по которым он проходил. Квебекские дамы, вышедшие посмотреть на такое забавное зрелище, со смехом кричали англичанину, что он, наверное, игрок в жмурки — Колен Майар.[718]

Когда парламентера, наконец, привели в цитадель и сняли с его глаз повязку он с изумлением увидел, что находится в большой ярко освещенной зале, а напротив него стоят все высшие офицеры и руководители Новой Франции во главе с губернатором. Присутствовавшие на этой встрече французы специально оделись так хорошо и богато, как только смогли: «золотые и серебряные галуны, ленты, плюмажи, пудра и шитье — ничего не было забыто». Однако, по свидетельству современников, более всего англичанина поразило то, что окружавшие его лица выражали не страх, а радость, и «их воинственный вид его совсем озадачил».[719]

Фронтенак заявил английскому парламентеру, что он не признает короля Вильгельма и считает принца Оранского узурпатором. Он также заметил, что жителям Массачусетса не следует удивляться тому, что французы предпринимают против них враждебные действия, так как король Франции взял под защиту законного короля Англии, которого он готов вернуть на трон силой оружия, а ему, королевскому губернатору, приказано «вести войну в этих краях против людей, которые подняли мятеж против своего законного государя».[720]

Губернатор Новой Франции язвительно заметил: «Даже если бы наш генерал предложил мне более снисходительные условия и если бы у меня появилась мысль принять их, неужели он думает, что эти храбрые господа, — с этими словами он показал на окружавших его людей, — дадут свое согласие и посоветуют мне довериться человеку, который нарушил свое соглашение с губернатором Пор-Руайяля, с мятежником, который пренебрег обязанностями по отношению к своему королю и забыл обо всех милостях, которые он от него получил… ».