Эпитафия шпиону. Причина для тревоги - Эрик Эмблер

— Fortunatissimo, Commendatore.[65]

Мы пожали друг другу руки, поделились впечатлениями о балете. Синьора Бернабо тяжело дышала.

— Я пришла сюда, — наконец заявила она, — только для того, чтобы посмотреть на платья.

Коммендаторе искренне рассмеялся и подкрутил усы. К моему удивлению, Вагас тоже рассмеялся. Однако позже, когда мы вернулись в ложу, он все объяснил.

— Эта женщина, — зло произнес генерал, — полная идиотка. Но сам Бернабо занимает важный пост в отделе закупок департамента боеприпасов. Я бы не стал утомлять вас знакомством с ними, однако Бернабо может быть вам полезен. Насчет поддержания знакомства беспокоиться не стоит. Он вам не откажет. Хотя, возможно, придется немного потратиться, пока будете приручать его. Для начала достаточно скромного ужина. Остальное устроится естественным образом.

Не было нужды спрашивать, что подразумевается под «остальным». Поездка в Геную меня кое-чему научила.

— Вы очень любезны, генерал.

— Не стоит благодарности. — Он умолк на долю секунды и посмотрел на меня. — Всегда готов помочь, господин Марлоу.

Я еще раз поблагодарил его. Мы приблизились к ложе.

— Милан, — произнес генерал, входя внутрь, — относится к тем городам, в которых лучше иметь добрых друзей. Кстати, в следующем антракте я предлагаю уйти. Последней в программе стоит местная постановка, и, боюсь, она будет ужасна. К десяти нам накроют ужин.

В начале одиннадцатого мы покинули Ла Скала и направились на корсо ди Порта-Нуова.

Внутреннее убранство дома генерала поражало великолепием. Темно-красные бархатные занавеси с фестонами, мебель чинквеченто, расписные стены… Освещался дом канделябрами. В воздухе чувствовался слабый запах ладана. Общее впечатление было фантастическим — словно ты попал внутрь декораций к балету. Бледный тонконогий слуга в кроваво-красных бриджах прекрасно дополнял это впечатление.

Он вышел к нам, взял пальто и стал подниматься по полутемной лестнице, когда его окликнула мадам Вагас:

— Риккардо.

Слуга с явной неохотой остановился:

— Синьора?

— Ты опять жег ладан?

Он поджал губы.

— Совсем немного, синьора.

Внезапно она сорвалась на крик:

— Тебе запрещено его жечь, понимаешь? Запрещено!

Губы Риккардо задрожали. Совершенно очевидно, что он был готов расплакаться.

— Моя дорогая Эльза, — успокаивающе забормотал Вагас, — у нас же гость. — Он повысил голос: — Иди сюда, Риккардо.

Молодой человек спустился на несколько ступенек.

— Si, Eccellenza.[66]

— Ступай, нарумянь щеки, а потом подашь нам ужин. И помни, на столе не должно быть цветов.

— Si, Eccellenza. — Юноша отвесил низкий поклон и удалился.

Генерал повернулся ко мне.

— Я требую, чтобы слуги выглядели эффектно. — Он взмахнул рукой, указывая на стены. — Вам нравится, господин Марлоу? Любовь Меджнуна и Лейлы. Я приказал скопировать сюжет с гобеленов.

— Да, синьор Марлоу, — поддакнула мужу мадам Вагас со слабой улыбкой, — вам нравится?

— Очаровательно.

— Очаровательно! — Она повторила это слово с вежливым неодобрением. — Возможно, вы правы.

Я растерялся.

— Моя жена, — сказал Вагас, — ненавидит этот дом.

— Мой муж, синьор Марлоу, питает слабость к барокко.

Тон был самый что ни на есть любезный, и оба мне улыбались, однако в воздухе явно запахло ненавистью. Я еще больше пожалел, что пришел. В чете Вагас сквозило нечто неуловимо уродливое.

Генерал взял меня под руку:

— Пойдемте, друг мой. Ужин ждет.

Стол накрыли в алькове в дальнем конце большого зала. Хрусталь был высшего качества, фарфор великолепен, блюда подавались по всем правилам. Мужчины пили кларет, мадам Вагас ограничилась бокалом минеральной воды «Эвиан». К моему облегчению — я просто не знал, о чем говорить, — генерал монополизировал беседу, разразившись монологом о балете.

— По-моему, — по прошествии некоторого времени заметила мадам Вагас, — синьор Марлоу не увлекается балетом.

Генерал вскинул брови.

— Моя дорогая Эльза, я забываюсь. Простите, господин Марлоу.

Я невнятно запротестовал.

— Вы должны меня извинить, господин Марлоу, — продолжал Вагас. — Я большой поклонник балета. По моему убеждению, это квинтэссенция распадающегося общества. Понимаете, танец и подготовка к смерти были неотделимы друг от друга еще в те времена, когда первый человек пробирался по доисторическому лесу. Балет — просто новая рационализация инстинктивной тяги к саморазрушению. Танец смерти для Гергесинской свиньи.[67] Так было всегда. Как известно, балет изобрел Балтазарини, музыкант Екатерины Медичи. И балет остался провозвестником разрушения. В годы, предшествовавшие тысяча девятьсот четырнадцатому, он собирал больше публики, чем когда-либо прежде. В начале двадцатых, когда Дягилев создавал свои лучшие работы, балет превратился в экзотическое развлечение. Теперь он вновь популярен. Если бы я не читал газет, господин Марлоу, один вечер на балетном спектакле поведал бы мне, что общество опять готовится к смерти.

Мадам Вагас встала:

— Надеюсь, синьор Марлоу меня извинит. Я должна прилечь.

Генерал выглядел встревоженным.

— Дорогая Эльза, ты ведь не сможешь заснуть.

— Боюсь, — поспешно сказал я, — мне уже пора.

— Вовсе нет, синьор, еще совсем не поздно. Мой муж подтвердит, что я всегда рано ложусь.

— Благодарю вас, мадам. Спокойной ночи.

— Приятно было познакомиться, синьор. Спокойной ночи.

Она протянула руку.

Не зная, что делать с рукой, поцеловать или пожать, я просто прикоснулся к пальцам женщины и поклонился.

И тут же почувствовал на своей ладони маленький клочок бумаги. Мои пальцы сомкнулись вокруг записки. Мадам Вагас высвободила руку и ушла, не взглянув на меня.

Генерал вздохнул.

— Прошу прощения, господин Марлоу. Моя жена немного нездорова. Что-то с нервами. Разговоры о смерти ее огорчают.

Я положил клочок бумаги в карман жилета.

— Сочувствую.

Появился Риккардо.

— Можешь оставить кофе и бренди в соседней комнате, Риккардо. Потом иди спать.

— Si, Eccellenza.

Мы перешли в другую комнату. В камине пылали дрова, на темных занавесках плясали длинные тени. Воск на одной из свечей оплыл. Мне очень хотелось уйти. Я устал. Вагас и его дом действовали мне на нервы. Клочок бумаги буквально жег карман. Вполне возможно, генерал видел, как я его беру. В таком случае…

— Бренди, господин Марлоу?

— Спасибо.

Это явно записка. Какого черта…

— Сигару?

— Благодарю.

— В этом кресле вам будет удобно.

— Спасибо.

Он сел, повернувшись ко мне, но так, чтобы его лицо оставалось в тени, а мое освещал огонь.

— Вы намерены остаться в отеле «Париж», господин Марлоу?

— Вряд ли. Не люблю жить в отелях.

— А кто любит? Почему вы отказались от квартиры Фернинга? Она очаровательна.

— Боюсь, мне нужно найти что-нибудь подешевле.

Вагас кивнул:

— Понимаю. Менее дорогое, менее очаровательное, менее удобное и так далее. — Он вдруг вскочил, словно принял какое-то решение. — Позволите быть с вами откровенным, господин Марлоу?

Ну наконец-то! В груди гулко застучало сердце. Конечно, с моей стороны это глупость и, если угодно, малодушие, но я испугался. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос звучал ровно и в нем проступало легкое удивление.

— Разумеется, генерал.

— Причины, побудившие меня пригласить вас, связаны не только с общением.

— Ясно.

— Мне бы хотелось, — продолжил Вагас, — поговорить с вами о делах.

— Я всегда готов говорить о делах в интересах моей фирмы, генерал.

— Да, совершенно верно. — Он сделал паузу. — Но понимаете, это скорее личное. Хоть я не бизнесмен, — Вагас пренебрежительно взмахнул рукой, — у меня есть свои интересы. Вы упомянули о трудностях с квартирой. Насколько я помню, Фернинг был в таком же положении. Это всего лишь вопрос денег, ничего больше. Я сумел вовлечь его в частный бизнес, который решил проблему. Готов помочь и вам, господин Марлоу.

В ответ я пробормотал, что это очень любезно с его стороны.

— Вовсе нет, мой друг. Вопрос взаимной выгоды. — Похоже, ему понравилась эта фраза, и он ее повторил: — Взаимной выгоды. Более того, этот бизнес ни в коем случае не противоречит интересам ваших английских работодателей. Не сомневайтесь. Фернинг проявлял чрезвычайную щепетильность в подобных вопросах. Он был человеком чести и обладал твердыми убеждениями в том, что касалось патриотического долга.

Я не очень понимал, к чему клонит Вагас, но воздержался от комментариев.

— Впрочем, это так, к слову. Суть в том, что у меня есть связи с некими людьми, готовыми платить за техническую помощь, которую вы можете им оказать.