Исповедь - Юра Мариненков

Он молчал, видимо, никак не желая отвечать на такие издевательские вопросы. Когда же всё та же знакомая, резкая рука вот вот снова вылетала из под стола, он каким-то чудом сумел её остановить.

– Как?

– Что как?

– Как я пойму, куда вы меня привезли?

– Ну не знаю. Например, вот в твоей безымянной карточке стоит, что ты со всем согласен. Как это понимать, а? – он протянул к его лицу какой-то дряхлый листок бумаги, на котором в графе «Имя, Фамилия» стояло – безымянный, а под словами «пол», несколько раз перечеркнутыми линиями, была еле влезающая буква «М». Но самое интересное, что внизу действительно была графа «со всеми предъявленными требованиями ознакомлен и направиться в *** никак не желает», под которой стояла какая-то закорючка, теперь, видимо, имеющая своего хозяина.

– Вот так вот, да? Расписался значит, а узнать, куда поедет, так и не узнал. Во ты даешь. Теперь ясно, чего у тебя тут всё триста раз исправлено. Да, с такими кренделями не просто, – сказал он с глубоким вздохом и немного жалким видом стал осматривать его худое туловище.

– Ты на двести восьмидесятой базе, дружок. Здесь, в ближайшее время, ты будешь помогать нашей стране. Сильно не переживай, всё окей буде… ой, хорошо всё будет. Не ссы. Ты главное работай. И тебе так сказать хорошо и родине, да, так? – снова спросил его он, на этот раз даже похлопав по плечу.

– Ты вообще за кого был то? На фашиста, вроде как, не похож, на хипстеров этих поганых тоже. Откуда ты нахрен такой появился, пфф – усмехаясь снова подбил его этот мужичок.

– Одиночка, – грустно, почти не задумываясь ответил он.

– Да? Серьезно что-ли? Ну я так и понял. Волосы смотрю длинные, борода. Одним словом – бармалей комнатный, да? Хаха – сказал он, начав немного смеяться. – Я даже, знаешь, что подумал сперва, когда тебя завели, – он поднес своё лицо прямо к его уху и осторожно, лишь через несколько секунд, сказал. – Что ты поп.

После этого он аккуратно сел обратно на свой стул, как-то робко начиная вертеться по сторонам и оглядываться, а после продолжил.

– Ну что умеешь то? Чем раньше занимался? Кирку держать в руках можешь?

Рома поднял свою ещё никак не отошедшую от непонятного удивления голову, смотря ему прямо в глаза и пытаясь показать, что он даже не знает такого инструмента, но для этого капитана такие вещи оказались довольно сложными.

– Ну, вижу, что умеешь. Значит, отправлю тебя к горнякам, да? Там им сейчас как раз люди нужны. У них вроде какие-то небольшие проблемы с техникой, ну поэтому… короче тебе там всё расскажут и покажут. Понял, да? Пожелания есть? – бегло сказал он, всё же на пару секунд замолчав в небольшом ожидании, – ну вот и славно!

По команде этого капитана внутрь быстро забежали чьи-то небольшого размера сапоги и в суете, словно для норматива, стали пытаться натянуть на его лицо всё ту же мокрую, грязную, с кусками его волос повязку. Он, кажется, уже сам не верил, что почти смирился с этой болью, поэтому свои равнодушием и сдерживанием эмоций на каком-то очень высоком уровне, очевидно, смог удивить их обоих.

Дальше вели по всё тем же пустынным коридорам. Протирать свои разбитые ботинки о тяжелый пол пришлось сначала наверх, наружу, а после снова в какой-то подвал. Там же его стали душить немного другие ощущения. Чувствовались куда более противные запахи, а ноги иногда наступали на какую-то слизь. Естественно, он уже примерно воображал, что будет дальше. Хотя бы на один ход. Это, кажется, должна была быть та самая бригада, увидеть которую, кажется сейчас было единственной целью, хоть даже довольно непонятной и возможно опасной.

На этот раз следующая камера оказалась не так далеко и буквально через минуту он уже стоял, медленно слушая, как возле ржавой двери с окошком по середине проворачивается ключ и она потихоньку отрывается, сразу же вместе с душным запахом набрасывая на него ощущение чего-то нового и немного страшного.

Нет, даже не немного. Когда ключ в двери крутился уже где-то за спиной, то это чувство проявило себя только с большей стороны. Рома стоял на пороге большой, даже очень, камеры, в которой точно кто-то был. Он слышал, как иногда раздавался какой-то скрип, а порой даже глубокие выдохи чьих-то заложенных носов. Много чего в этот момент крутилось в голове, но самое главное понималось точно – уже всё равно. Первым, что отчетливо пришлось услышать ему, были чьи-то шаги, подползающие к его голове всё ближе. Одновременно внутри него страх начинал бороться с равнодушием. От такого ощущения порой было противно даже ему самому.

Когда чьи-то грубые, потресканные руки спокойно коснулись лба, он немного содрогнулся, но потом всё же сумел расслабиться. Они остановились на его лице секунд так на десять, лишь передавая его коже свою теплоту и грубость, всё больше заставляя сомневаться в том, кто стоит перед ним? Всё это окончательно начинало настораживать лишь только тогда, когда подушечки их пальцев дошли до той самой повязки. Как он ни пытался, приготовиться к очередной боли у него так и не получилось. Что-то далеко не подвластное ему, уже расслабило всё тело так, как никогда раньше. Повязка с каждым еле ощутимым движением снижала свою тугость, а он в это время уже лишь старался сдержать себя на ногах от дикой усталости.

В ту самую первую минуту непонятной свободы, он как обычно лишь ухватился за свои глаза обеими руками, всё же через небольшие зазоры в пальцах уже сразу пытаясь разглядеть этого умельца. По небольшим бликам за первые пять, десять секунд удалось увидеть длинную, густую бороду, свисавшую с лысого лица, почти до уровня живота. Правда, это было всё, что он смог разобрать тогда.

– Тихо, тихо, ты так быстро голову не поднимай, – говорил грубый, басовый голос, стоящий как раз напротив. – Давай аккуратно, не спеша. Тебе ведь глаза твои ещё понадобятся, хотя, на самом деле не особо, – как-то по-доброму засмеялся он и сразу же сзади послышался целый гул примерно таких же резких и коротких бормотаний.

Роме всё больше не терпелось уже наконец взглянуть на того самого бородатого, лысого мужичка, излучавшего по-настоящему добрую энергию. Он через силу распахнул свои глаза и убрал руки, больно, но приятно смотря на этого человека и на всех тех, кого в этот момент смог увидеть за ним. Там, впереди, молча и пристально наблюдая за его движениями глаз, было