К. Р. - Элла Матонина. Эдуард Говорушко

И все же Константину Константиновичу, несмотря на все его старания, не удалось организовать избрание в академики великого русского химика Дмитрия Ивановича Менделеева. В дневнике Великого князя есть запись от 28 февраля 1890 года: «… В заседании Физико-математического отделения академик Овсянников прочел записку об ученых трудах профессора Алекс. Онуфриевича Ковалевского[33] … Удалось-таки провести Ковалевского, это победа. Одним русским будет больше, а там при счастии проведу и Менделеева…»

Дмитрий Иванович Менделеев, автор знаменитой периодической системы химических элементов, с 1876 года являлся членом-корреспондентом Петербургской академии наук по физико-математическому отделению, однако при выдвижении его в академики в 1880 году был забаллотирован.[34] В знак протеста ряд известнейших российских университетов избрал его своим почетным членом. За время президентства Константина Константиновича вопрос об избрании Менделеева поднимался несколько раз, но безрезультатно. Более того, в конце 1899 года, когда Академия уже значительно обрусела, министр финансов Сергей Юльевич Витте снова наступил на больную мозоль К. Р. В письме, целиком посвященном Менделееву, министр обращал внимание президента на тот факт, что человек, представляющий «собою тип удивительного русского ученого», — не академик. «Будь он француз, немец, англичанин — он уже давно был бы членом высшего ученого национального учреждения. Его имя известно всему миру… Нет человека без греха. Но я знаю также, что всегда наступает момент, когда высшие чувства, высшие помыслы отодвигают низшие и воздается дань справедливости каждому по его заслугам. Но наступит ли уже этот момент для старика Дмитрия Ивановича Менделеева?…» В 1893 году Витте назначил Менделеева управляющим Главной палатой мер и весов Министерства финансов, учрежденной по инициативе ученого. Однако, несмотря на все старания президента Академии наук, великий ученый так и скончался в 1907 году в звании члена-корреспондента, что нередко сравнивают с камер-юнкерством Пушкина.

Вникнув в суть дел, Великий князь обнаружил, что Академия живет в соответствии со штатным расписанием, системой финансирования и уставом, утвержденными еще Императором Николаем I в 1836 году. Попытка Александра II пересмотреть устав и штаты Академии в 1863 году, с «целью усиления ученой ее деятельности», не удалась.

Константин Константинович помнил удачный опыт отца по изменению Морского устава, когда во все флоты, всем офицерам были посланы депеши с просьбой прислать свои предложения. Президент также направил во все отделения академии подобные просьбы. Ответы пришли довольно быстро, но, изучив их, Великий князь пришел к выводу, что предлагаемые изменения в уставе так или иначе упираются в расширение штатов и увеличение финансирования. Образовался как бы замкнутый круг: без увеличения финансирования нельзя изменить устав, а без изменения устава нельзя добиваться дополнительных бюджетных ассигнований.

Павел Егорович Кеппен, давно ставший добрым другом и неоценимым советчиком Великого князя, предостерег:

— Как бы хорошо ни относился к вам Государь, и он не сможет вам помочь, Константин Константинович. Запаситесь терпением, вам так или иначе придется пройти все круги этого бюрократического ада. А чтобы не колесить подчас по одному и тому же кругу, нужно знать, у кого и под каким предлогом испрашивать. К примеру, конек нового министра финансов Сергея Юльевича Витте — практическая польза. Обоснуйте проект ею да еще заручитесь поддержкой Дмитрия Ивановича Менделеева — и получите значительный шанс на успех.

Павел Егорович был прав: следовало искать более короткий путь к улучшению финансирования и увеличению штатов Академии. Тогда у президента и созрела мысль составить записку об общих нуждах Академии, а пока суд да дело, подавать прошения по конкретным проектам, главным образом министру финансов. Однако Академия наук находилась в ведении Министерства просвещения, и надо было заручиться согласием министра графа Ивана Давыдовича Делянова.

Иван Давыдович слыл милейшим человеком, к которому с покаянием и просьбой о прощении мог обратиться любой студент, отчисленный из университета. И если был искренен с министром, то получал возможность продолжать учебу. Отличался граф Делянов и острым, насмешливым умом, его меткие характеристики надолго прилипали к человеку. При его скромном, в одно окно, кабинете не было даже приемной: посетители принимались в гостиной, а о их появлении докладывал лакей. Любой студент или курсистка со двора попадали прямо в кабинет министра.

Таким же путем оказался там и Великий князь. Постучав в дверь, князь услышал гостеприимное: «Да!»

— Я к вам, как студент, за добрым советом!

— Ну и придумали — студент! Вы — президент! А что касается советов, то они не деньги, с удовольствием могу дать сколько угодно, не зря же я — действительный тайный советник!

Изложив в двух словах идею, с которой пришел, Константин Константинович спросил:

— Как думаете, Иван Давидович, стоит попробовать? Хуже ведь не будет, правда?

— А будет ли лучше, Ваше Императорское Высочество? — ответил Делянов, но, немного подумав, добавил: — А действительно, хуже не будет! Куда уж хуже! Составляйте записку, но учтите, что Государь при обсуждении со мной необходимости увеличения ассигнований Академии хотя и дал согласие, предупредил, однако, иметь надлежащую умеренность в предложениях на этот счет.

Проект записки на имя графа Делянова подготовил академик В. В. Радлов. Ознакомившись, Константин Константинович нашел ее слишком пространной и не очень убедительной. С ним согласились непременный секретарь и оба вице-президента академии.

Великий князь, как флигель-адъютант свиты Его Императорского Величества, заступал на свое очередное дежурство при Государе в Аничковом дворце, где находилась царская квартира. Иногда Александр III, узнав, что дежурит двоюродный брат, заходил переброситься с ним одной-двумя фразами.

На этот раз, отправляясь в Аничков, Константин Константинович взял с собой проект записки о самых насущных финансовых нуждах Академии, чтобы над ним поработать. Послушавшись совета генерал-майора Кеппена, он, не поправляя сути документа, сократил его и начал с изложения «практической пользы» Академии для России. И слова эти конечно же были обращены не к графу Делянову, а к министру финансов Витте и членам Государственного совета.

«Чтобы с полным знанием дела и совершенным беспристрастием судить о размерах сумм, необходимых на содержание Академии наук, необходимо иметь в виду степень пользы, принесенной этим учреждением… Отечественная история, статистика, география, этнография, изучение России в отношении всех царств природы было постоянным предметом занятий академиков в продолжение всего существования Академии. Высоко поставленное в государстве ученое сословие указывает на связь, существующую между умственным состоянием страны и политическим ее значением в ряду других просвещенных государств… Степень процветания Академии должна служить нормой того умственного уровня, на котором стоит государство…»