Новые записки следователя - Лев Романович Шейнин

– Если вы так любезны, – начала она наконец, – то я хотела бы узнать… Я разыскиваю одного человека… Знакомого… Как в таких случаях надо действовать?

– А что случилось с вашим знакомым, если это не секрет?

– Он куда-то пропал… Вот уже несколько дней…

– А вам известен его адрес или место работы?

– Я знала… То есть он говорил… Он говорил, где работает… Но там его нет…

– А вы сами справлялись?

– Да. Сказали, что такого нет.

– А дома у него справлялись?

– Я не знаю его адреса… Он говорил, что живет где-то на Кирочной… Но где – не знаю…

– Ну, этому легко помочь. Я могу навести справку в адресном бюро. Тут же, при вас. Кстати, давно он исчез?

– Последний раз я видела его днем во вторник. Во время обеденного перерыва.

– Ну, это не так уж давно, – произнес я, мысленно отметив, что именно в ночь со вторника на среду была ограблена база. Судьба Люсиного знакомого стала уже и для меня небезразличной.

Выяснив, что фамилия Люсиного знакомого Тышкевич, а имя Феликс, я в присутствии девушки навел по телефону справку в адресном бюро. В Ленинграде оказалось семнадцать Тышкевичей, из них два Феликса. Но одному из этих двоих было шестьдесят два года, а другому – пятьдесят три. Люся решительно отказалась от обоих. И тут же, поняв, что была обманута, заплакала.

Я налил ей воды и начал, как мог, успокаивать. Всхлипывая, бедная девушка стала рассказывать историю своего знакомства с Феликсом. Рассказала она и о том, как он старательно выпытывал у нее все подробности о базе и о том, как во вторник он даже пришел к ней на работу во время обеденного перерыва и принес цветы и конфеты. Видимо, это была последняя «примерка».

Теперь уже не было сомнений, что следствие на верном пути. Оставалось «немногое» – установить личность этого человека и разыскать его, а тем самым и похищенную пушнину, представлявшую собой огромную ценность.

К счастью, Люся, помимо всего прочего, вспомнила, что однажды вечером, когда она была с Феликсом в саду отдыха, его сзади окликнул какой-то человек, назвав его именно Феликсом. Отойдя в сторону, они оба о чем-то поговорили, а затем Феликс вернулся к Люсе.

Из этого можно было заключить, что Люсин знакомый, по крайней мере, правильно назвал ей свое имя.

В угрозыске по моей просьбе навели справки. Среди зарегистрированных рецидивистов оказались три Феликса: Феликс Горлинский, известный под кличкой Веселый, Феликс Грабовский по кличке Войтек и, наконец, Феликс Стасевич, он же Валевский, он же Волынский, известный под кличкой Король Пик. В угрозыске, естественно, имелись фотографии этих рецидивистов, и они были предъявлены Люсе и ее матери. Обе сразу опознали фотографию Феликса Стасевича – Валевского – Волынского.

Все мы с облегчением вздохнули. Теперь, по крайней мере, было известно, кого надо искать.

Помогла опять-таки Люся, припомнившая, что однажды Феликс ей сказал, что ему надо съездить в Парголово навестить заболевшего друга. Она тогда провожала его на вокзал, и он при ней взял билет до Парголова.

На всякий случай было решено помимо всех других мест проверить Парголово. Туда был командировал агент угрозыска Параничев, очень талантливый и опытный работник.

Через два дня Параничев позвонил по телефону и сообщил, что он обнаружил Стасевича, который находится там и живет в доме своей любовницы.

Не прошло и десяти минут, как я и два оперативных работника мчались на машине в Парголово. Там в заранее условленном месте нас встретил Параничев, высокий, рыжеволосый, всегда улыбающийся Параничев, погибший через несколько лет при задержании вооруженных бандитов. Много лет прошло с тех пор, но я помню его лицо, его озорную и вместе с тем добрую улыбку, помню даже его удивительный почерк – крупный, очень четкий, очень прямой, прямой, как его характер, и ясный, как его жизнь, увы, недолгая, но безупречная жизнь.

За двадцать семь лет следственной работы я узнал и полюбил многих работников уголовного розыска Москвы и Ленинграда. Одни из них пали на посту, как Параничев, при исполнении своего служебного долга. Другие погибли в период культа личности и были объявлены врагами народа, хотя беззаветно, верой и правдой служили своему народу, как, например, Леонид Буль, бывший начальник МУРа, один из талантливейших советских криминалистов. Лишь после XX съезда партии они были посмертно реабилитированы. Третьи, как Николай Осипов, Николай Ножницкий, Яков Саксаганский и многие другие, были сражены болезнями, против которых оказались бессильны их некогда могучие организмы, подточенные не одним десятком лет всегда напряженной, трудной и нервной работы в угрозыске.

Какая галерея великолепных характеров, подвигов, замечательных раскрытий, какие образцы верности, мужества и само пожертвования!

Какое богатство жизненного и профессионального опыта, наблюдений, находчивости, познания человеческой психологии!

Каждый из них стоит отдельной книги. Каждый из них оставил свой неизгладимый след в истории борьбы нашего общества с уголовной преступностью и в благородном деле перевоспитания уголовных преступников. О каждом из них свежа память в сердцах их товарищей по работе.

– Все в порядке, – сказал нам, весело улыбаясь, Параничев. – Я «срисовал» этого прохвоста вчера ночью, когда он вышел подышать свежим воздухом. Днем он никуда не выходит, отсиживается у своей крали.

– Кто она?

– Дочь бывшего трактирщика. Теперь работает в парикмахерской. Недавно прошла домой.

– Он не смоется?

– Я оставил наблюдение за домом.

Через полчаса мы нанесли «визит вежливости», как сформулировал Параничев, Королю Пик. Дверь отворила его сожительница Мария Левенчук, статная, большеглазая, умело накрашенная женщина.

– Вам кого? – испуганно спросила она, увидев нас.

– Спокойно, ни слова! – отстранив женщину, прошел вглубь дома Параничев с револьвером в руках. Вместе с ним прошли и мы.

Короля Пик мы застали спящим. Разметавшись на низкой широкой кровати с пышными пуховиками, он мирно посапывал. Багровое, цвета бычьей печени шелковое одеяло сползло с его выпуклой смуглой груди. Его темные волосы спутались над крутым лбом, прочерченным черными стрелами бровей. Ничего не скажешь, он был красив, этот Стасевич, он же Валевский, он же Волынский, он же Король Пик!

Когда мы его растолкали, он протер глаза, внимательно поглядел на нас и крикнул наигранно ленивым голосом:

– Мурка, я налетел на джокер!.. Банк лопнул. Четыре сбоку, ваших нет… Давай мой джентльменский набор для тюряги!..

Женщина всхлипнула и вытащила из платяного шкафа брезентовый рюкзак с «джентльменским набором» в виде двух пар белья, нескольких пачек махорки, зубной щетки, пасты и мыла.

Король Пик сел на кровати и стал одеваться. На его виске взбухла и явственно билась голубая жилка. Параничев приступил к обыску. Я начал заполнять бланк протокола о задержании.

– Уважаемые представители судебно-следственных органов, – сказал Король Пик, застегивая штаны, – не будете ли вы так любезны, разъяснить мне, на чем я погорел, удовлетворив тем самым мою врожденную любознательность? В ответ я готов удовлетворить ваше законное любопытство и ответить на жгучий вопрос, где находятся меха, которым я обязан нашим приятным знакомством. Кстати, прошу отметить в протоколе, что я сам заговорил на эту тему, не ожидая лишних вопросов.

– Это будет отмечено, – сказал я. – Надеюсь, что вся пушнина в целости и сохранности? Это тоже существенно.

– Можете не сомневаться, – ответил Король Пик. – Я готов ответить за каждый волосок. Пушнина хранится у меня куда лучше, чем на этой вонючей базе, директора которой давно следовало отдать под суд за бесхозяйственность и преступную халатность. Вызовите этого охламона в суд – я публично плюну ему в лицо. При таких директорах мы легко можем потерять свои позиции на мировом пушном рынке.

– А в чем дело? – поинтересовался я.

– В чем дело? Мурка, дай ключи от сарая, я покажу нашим визитерам меха. На базе, да будет вам ведомо, они были свалены в кучу и прели за отсутствием вентиляции. Я уж не говорю об отсутствии нафталина и присутствии крыс. У двух соболей нахально отгрызены хвосты, сейчас я вам это покажу. Голову надо отгрызть директору базы за такие порядки!..

Мы пошли в сарай. Вся пушнина была там аккуратно развешана