На ратных дорогах - Василий Абрамов

Вернувшись к себе, я договорился с Дзевульским об артиллерийской поддержке. В армию об изменении плана докладывать не стал. Неизвестно еще, как там к этому отнесутся. Гляди, обвинят в самовольстве. А я почему-то так уверовал в успех, что было обидно отказаться от задуманного.

В указанный срок артиллерия дала несколько залпов и перешла на беглый огонь. Два смежных полка, по одному от дивизии, рванули вперед. Уже через несколько минут позвонил Меркулов и радостно доложил:

— А ведь здорово получилось! Противника застали врасплох, сопротивляется слабо. Ввожу в бой второй полк.

Удача и в 218-й дивизии. Враг начал отходить. В 7 часов прибыл генерал Рейтер. Здороваясь, спросил:

— До наступления еще час, а артиллерия работает. В чем дело?

— Корпус наступает. Продвинулся на пять километров.

— Как наступает? Ничего не понимаю. Объясни толком, что произошло?

— Чуваков вчера начал в восемь и получилась неудача. Мы решили прощупать противника в шесть часов, и застали его врасплох.

Рейтер взял трубку, вызвал командующего армией:

— Поразительная новость! Абрамов уже перешел в наступление и продвинулся на пять километров. Нажми на Чувакова, пусть не отстает…

Согласно приказу штаба армии наш корпус к утру должен выйти к реке Псел.

Перед форсированием командарм решил провести рекогносцировку реки, наметить места переправ. Позвонил начальник штаба армии полковник Иванов, передал, что Корзун уехал к Чувакову. В 12 часов будет у меня на правом фланге, у развилки дорог, где я и должен его встречать.

Взглянув на карту, я обомлел. У места предполагаемой встречи еще шли бои. Противник внес в наши планы «поправку»: в этом месте оказал сильное сопротивление и задержал выход правофлангового полка к реке. В вечерней сводке мы доложили об этом. Странно, что командарм не знает. Говорю Иванову:

— Какая может быть рекогносцировка, когда на восточном берегу еще немцы. Доложите командарму, что дорога, по которой он собирается ехать, перехвачена противником.

— Теперь придется его разыскивать. Хорошо, если он не уехал от Чувакова. Во всяком случае, вы тоже примите меры, чтобы перехватить генерала.

Я позвонил Меркулову, предложил выслать на дорогу офицера для встречи командующего. Своему начальнику связи приказал соединиться с 23-м корпусом и предупредить командарма. Кажется, принял меры, а на душе тревожно.

Действительно, ни Иванов, ни я так и не смогли предупредить Корзуна.

Потом от самого генерала узнал, как он опять чуть не попал к гитлеровцам. Ехали на трех машинах: на первой он сам, на второй — офицеры штаба, на третьей — начальник инженерных войск армии полковник Родин. Едва свернули на проселочную дорогу к сосновому бору, как с опушки раздался залп.

— Своих не узнаете, сукины дети! — вырвалось у командарма.

— Это не свои, немцы стреляют, — ответил водитель и стал разворачиваться. Полковник Родин приказал шоферу посторониться, пропустить машину командарма. Она проскочила, за ней вторая, а Родина смертельно ранило. Пулями задело кое-кого еще, но, к счастью, легко.

Все это происходило на глазах одного из подразделений 206-й дивизии. Сначала, когда машины направились к лесу, солдаты растерялись, потом стали сигналить, стрелять вверх, но привлечь внимание едущих и остановить их так и не смогли. Увидев, что начальство попало в беду, подразделения по своей инициативе бросились в атаку. Этим и было отвлечено внимание гитлеровцев от машин.

На сей раз командарма удалось спасти. Но война есть война, а генерал Корзун был человеком отчаянной храбрости и часто рисковал.

Как-то, во время боев под селом Шафоростовка, позвонил начальник штаба армии Иванов. Прерывающимся от волнения голосом, сказал:

— Василий Леонтьевич, случилась большая беда — погиб командующий.

— Не может быть! — В груди у меня что-то сжалось, и я ощутил прямо-таки физическую боль. — А как это произошло?

— Ездил почти по передовой, и машина наскочила на противотанковую мину.

Не хочется верить, что от нас ушел боевой командир и такой хороший человек. В частях его очень любили. Похоронили командарма с почестями в городе Гадяче.

14 сентября части вышли на реку Псел. Надо форсировать ее, но приданная артиллерия должной помощи оказать не могла из-за недостатка снарядов.

Псел форсировали ночью. Противник переоценил наши силы и после непродолжительного сопротивления отдал свои весьма выгодные позиции на господствующем правом берегу.

Пятнадцать километров между реками Псел и Хорол дивизии прошли с боями за день. Все мосты через Хорол противник уничтожил. Пехота еще могла перебраться, а для автотранспорта и артиллерии нужно строить мосты.

Не было лесоматериала. Но жители указали нам дома предателей. Они же помогли саперам и разбирать эти домами наводить переправы.

В ночь на 17 сентября корпус форсировал Хорол и взял направление на Ромодан — важный железнодорожный узел.

Здесь нас посетил новый командующий армией генерал-майор Ф. Ф. Жмаченко. Как и Корзун, он в сентябре 1941 года оказался в окружении, но вывел свое соединение, и как раз в район Гадяча. Теперь ему пришлось действовать в знакомых местах.

Генерал побывал в каждой дивизии, беседовал с бойцами, и я чувствовал, как это воодушевляло их. Когда вечером пошли на деревню Шафоростовку, то сразу же смяли и выбросили врага.

В деревне у крайнего дома увидел деда, старуху и бойцов, утолявших жажду холодной водой. Я подошел, поздоровался:

— Здравствуй, дедусь. Как живете?

— Бывай здоров, сынок. Хорошо, что пришли…

Старик оказался разговорчивым. Он достал кисет и, набивая трубку, улыбнулся:

— Любопытно мне, где теперь та девчонка, что бежала впереди наших, щупленькая такая, белобрысая, на боку у нее сумка с крестом. Увидали ее немцы, лопочут по-своему: «Фурия», а сами боком, боком — и наутек.

Скоро удалось установить фамилию храброй санитарки. Мария Левицкая выглядела совсем подростком. Сирота, воспитанная в детском доме, она пошла на фронт в 1942 году и погибла в боях у Днепра в октябре 1943 года.

Да, наши девушки на фронте замечательно проявили себя, кем бы они ни были: летчицами или зенитчицами, связистками или санитарками.

Вспоминаю, как постепенно проникался уважением к ним мой шофер. Сначала Рахманов был настроен скептически:

— Баба завсегда останется бабой. Куда ей тягаться супротив мужика!

Как-то мы ехали с ним по городу Россошь, и нас остановила девушка-регулировщица. Подошла к машине, лихо «взяла под козырек»:

— Товарищ генерал, разрешите обратиться к вашему водителю?