Дитя дорог - Таня Перес

– Кто тебя послал? – спрашиваю я.

– Есть план. Мы решили, что нужно известить молодежь в гетто, о том, что твориться вокруг, о том, что положение меняется..

– Я понимаю, что это комсомол или эти «из леса»?

– И то и другое. Каждый из нас прекрасно знает, что приближается конец румынскому правлению на Украине. Пройдет совсем немного времени и советские войска сотрут их с лица земли.

– А, между прочим, что будет происходить тут?

– Между прочим, каждую ночь наши ребята выходят на рельсы. Не смейтесь, девочки, такие же, как ты и Таня, выходят с молотком и тяжелым разводным ключом на рельсы. Они расходятся по длине путей и ослабляют большие гайки. Это не легко, это даже очень опасно! Это слышно! Ночью вокруг все тихо и каждый удар молотком далеко слышно. Железо по железу – это очень громкий звук. Иногда проржавевшие гайки от удара просто ломаются. Иногда поезд приходит прежде, чем работа закончена.

– А тогда, что ты делаешь? – спрашиваю я.

– Я удираю.

– А если ты не успеваешь? А если твоя нога застревает в рельсах?

– Таня, – кричит Мила – перестань его допрашивать! Это наш товарищ! Он пришел проведать нас, а ты ему морочишь голову!

– Нет, Милочка, – говорит Олег. – Я пришел рассказать вам, что случилось и что еще может случиться…

Мы онемели. Мы поняли, что положение ухудшилось.

– Спокойно, наберитесь терпения, мы должны отнестись с пониманием ко всему, что происходит. Мы должны знать все. Не поддаваться панике. И присоединится к молодым бойцам.

– И мы? Таня и я?

– Может быть, даже обе. Если надо будет, даже вы обе.

– Я не могу, – говорит Мила. – Я не могу оставить малышей дома одних. А Таня… Таня нужна в больнице. И кроме этого если ее поймают, то это будет большим несчастьем для нашей улицы, для нас всех! Ты понимаешь, Олег?

Олег молчит и думает.

– Я оставляю решение вам. Если захотите, дайте мне знать. Я дам вам все, что нужно.

– Хорошо, – говорю я. – Я надеюсь, что смогу выйти на рельсы. Но прежде всего скажи мне, кто едет на этих поездах, которые вы сводите с рельс.

– Должны быть солдаты. Но не всегда… но не всегда там солдаты.

– А кто еще?

– Люди, животные. В особенности коровы, овцы, куры. Козы и даже свиньи.

– Какие поезда вы сводите с рельс? Те, которые идут на восток или те, которые на запад?

– И то и другое. Мы делимся – двое с одной стороны и двое с другой.

– Но зачем сводить с рельс поезда немцев, которые идут на запад.

– Это очень важно! Нельзя позволить им вернуться домой, вооружиться вновь и опять атаковать Россию.

– В каких поездах едут обычные люди и везут своих животных?

Есть поезда из Одессы, которые прикрепляют к другим, полным солдат, которые идут прямо в Сталинград.

– Сталинград не сдался?

Олег рассмеялся.

– Что вдруг? Сталинград победил! Он их истощил!!! Они никогда туда не вернутся!

– Расскажи, пожалуйста, что с тобой случилось? Ты совершенно разбитый? Перестань ораторствовать! Почему же ты выглядишь таким несчастным и уставшим?

– Это правильно, Мила. Совершенно правильно, дорогая. Я действительно очень устал и очень несчастлив. Три дня назад я вышел в полном вооружении на рельсы. Была теплая ночь. Было очень легко добраться, все было в порядке. Я освободил несколько винтов и продвинулся вперед. Я искал еще одну гайку. Нашел и начал работу. Издалека слышу такие же звуки. Понимаю что там двое парней, которых я хорошо знаю. Понимаю, что я должен идти в обратную сторону, чтобы не подходить к ним близко. Мне было тяжело освободить вторую гайку, потому что, как спрашивала Танька, она была совершенно проржавевшая. Я с ней мучаюсь и совершенно не чувствую что рельсы дрожат. За моей спиной слышен новый звук. Приближается поезд! Это минутное дело! Я бросаюсь в канаву. Вы же знаете, девочки, что с двух сторон рельс глубокие канавы, а за ними горы земли. Я скатился в канаву, накрыл голову руками и молился, чтобы меня не увидели. Главное чтобы поезд прошел мимо и не перевернулся. Но случилось по другому. Первые вагоны прошли свободно, но те, которые были передо мной, перевернулись. К моему счастью, они перевернулись на другую сторону, не в мою. Я слышу визг тормозов. Трение железа по железу. Страшные крики, плач детей и мычание коров. Вы, девочки, даже не можете себе представить насколько это ужасно. Умопомрачительно!

– Ты не ранен?

– Нет, вы же видите. Цел и здоров.

– Но все-таки, ты поврежден, – говорю я.

– Да, Танька, ты права. Моя душа повреждена. Я видел, как выбрасывают детей через окно. С разбитыми головами. Слышал жалобное мычание коров, которые поломали себе ноги. Как будто они жаловались на своем коровьем языке. Люди кричали и молились. Оба вагона с несчастными, которые собирались навестить своих родных в других городах. Они перевозят еду, чтобы помочь им. Какой ужас! Какое несчастье!

– Пожар не вспыхнул? – спрашиваю я.

У Милы на глазах слезы.

– Вспыхнул, еще как вспыхнул! Сначала пожар начался в первых вагонах. А тех, которые столкнулись и сошли с рельс. Там были немецкие солдаты. Они смогли выпрыгнуть из окон, из дверей. Они даже и не думали помогать женщинам и детям. Они кричали: «Ганс!… Ульрих!… Ганс!… Руди!…» – немецкие имена. Я не ждал и полез на холм земли, который возвышался за мной, скатился оттуда, крепко держа инструменты. Побежал в сторону Балты.

– А как ты зашел в город со всем твоим инструментом и в таком ужасном виде? – спрашивает Мила. – Ты же совсем расцарапан, теперь я вижу!

– Ползком, ползком. Прямо возле охраны на мосту. Они стояли в кругу и почему-то ссорились, я прямо у них за спиной пробрался. Они так орали, что не увидели и не услышали меня. Когда я, наконец, зашел в дом, моя мама почти упала в обморок. Конец рассказа!

Стало тихо. После долгого молчания, я спрашиваю его:

– Ты еще пойдешь туда?

Олег молчит.

– Ни за что! Посмотри на себя! Ты же ранен!

– Я не знаю, – говорит Олег. – Я не знаю, что я сейчас чувствую. Я абсолютно ничего не знаю. Мне трудно… кстати, девочки, я должен уходить.

– Олег, подожди, – прошу его. – Подожди! Посиди еще немножко! Отдохни! Почему ты нам все это рассказал? Ты хочешь, чтобы мы пошли туда или чтобы мы сидели дома. С какой целью ты пришел сюда и все это нам рассказал?

– Я совсем не знаю. Я совершенно в тумане. Я должен выйти отсюда до того как начнет смеркаться. Прощайте девочки.

Он чмокнул Милу в щечку, направился к двери и исчез в вечерних сумерках.

Мы сидели у стола еще несколько часов. Мы даже не смотрели друг на друга. Было тяжело. Вдруг мы поняли, что приближается большое несчастье. Страх.

– Танька, – спрашивает Мила. – Ведь Кишинев подожгли, когда наша армия отступала?

– Подожгли, еще как подожгли. И они и румыны!