Обманчивая тишина - Александр Александрович Лукин

Такого мне видеть еще не приходилось: человек сам себя называет шпионом! Спокойно, просто, естественно, как другой скажет о себе «шофер», «инженер», «врач»…

— Такие, как я, могут еще пригодиться. Знаете ли, разные бывают комбинации. Поверьте мне: мелких шпионов вешают, а крупные… А крупные на склоне лет пишут мемуары. Конечно, бывают исключения, бывают несчастные случаи. Но я таким исключением не буду.

— Это зависит от вас.

— Да, это зависит от меня. Я с вами согласен. Однако эту тему мы понимаем по-разному. Вы хотите сказать, что откровенные показания смягчат мою участь. А я хочу сказать иное: мой рассказ в полной мере покажет, что я такое. И именно это решит мою судьбу. — Нет, он определенно не страдал комплексом неполноценности! — Впрочем, нам не имеет смысла спорить. Кончайте скорее формальную часть допроса, а потом я стану рассказывать. Хотите — записывайте, хотите — вызовите стенографистку.

Мы беседовали с Верманом в тот первый день до позднего вечера. Потом последовала вторая беседа, третья, пятая, пятнадцатая…

Надо отдать ему справедливость: капитан первого ранга Верман оказался хорошим рассказчиком. Впрочем, ему и вправду было о чем поведать ГПУ.

Да, он создал отлично законспирированную разведывательную организацию. Ее задачей было внедриться в жизненно важные учреждения и ждать. Ждать войны. Вот тогда-то она стала бы действовать. И если б не новая политика имперской разведки, если б не этот авантюрист Грюн, о, вы никогда б не добрались до него, Вермана!

Я внес поправку:

— Но, Павел Александрович, мы же добрались до вас.

— Все равно, виноват Грюн, этот дилетант. Такие, как он, там, в Берлине. О, эта новая формация людей нашей разведки… Они пришли к руководству вместе с фюрером… Они склонны к авантюрам, к плохо подготовленным, но эффектным акциям. Нас учили работать совсем иначе. Я предупреждал Грюна. Я был чрезвычайно осторожен, я делал все, чтобы не провалиться. Вы знаете, я сам — лично! — вербовал и держал связь с этим инженером, своим однофамильцем. Правда, сначала я послал к нему одного человека, но этот человек, Згибнев, известен мне много лет. Он сверхнадежен. Впрочем, о нем позже… Я лично поехал к Грюну согласовать с ним план акции на судзаводе. Я не хотел вмешивать других людей, которые не имеют моего опыта и могли действовать неловко, оставить следы.

— И попались. Сами! Со своим опытом и предосторожностям и!

— Да, да, попался! — повысил голос Верман: все-таки он вышел из себя. — Эта наша идиотская немецкая черта: все должно быть по правилам. Ведь этот доклад, на котором я попался, Грюн обязательно хотел утвердить лично. Понимаете ли — лично! Он, разведчик без году неделя, парвеню из штурмовых отрядов, утверждает план, составленный мною! Специалистом! У которого за плечами еще не такие акции и ни одного провала! — Он помолчал, тяжело дыша. — Вот и утвердил, — закончил он тихо. — А как я доказывал этому выскочке, что нельзя ставить меня во главе всей нижнелиманской сети, неграмотно поручать моей организации, имеющей специальное стратегическое значение, поджог подводных лодок! Я предчувствовал, что это плохо кончится. И Вольф тоже убеждал Грюна, что это недопустимо. Как горох об стенку! Этот карьерист посмел еще мне угрожать!

Тема, которой коснулся Верман, была крайне интересной. Она приоткрывала завесу над внутренней борьбой между старыми, кадровыми разведчиками полковника Николаи, взращенными на кайзеровской доктрине, и новыми, фанатичными нацистами во главе с Гейдрихом, оттеснявшими «консерваторов» на второй план.

Конечно, обе «стороны», разделенные всеми этими тактическими разногласиями, были для нас что в лоб, что по лбу — заклятыми врагами нашей страны.

— Понятно, Грюн не испугал меня, — продолжал Верман. — Но я солдат. И приказ есть приказ.

Мне не давал покоя один эпизод… Правда, я был почти уверен, что мои предположения верны, но… хотелось внести полную ясность. Я решил, что теперь — самый момент.

— При каких обстоятельствах вы встречались с Грюном? — поинтересовался я.

— Однажды — здесь, в Нижнелиманске.

— Но ведь Грюн наезжал сюда не раз.

Верман усмехнулся:

— Ну, знаете, регулярно контактировать со мной здесь — на такую глупость не пошел даже он!

— Но один раз все-таки пошел? Почему?

— Он обставил ту поездку такими предосторожностями…

— Это было в ночь с девятого на десятое июля? — поставил я прямой вопрос.

Верман приподнял брови.

— О! Вы все-таки узнали? Странно… Почему же тогда…

— Не рановато ли вам, Павел Александрович, задавать вопросы? — иронически осведомился я. А сам подумал о том, какую цену мы заплатили за это знание… Бедняга Богдан… И еще одна мысль — в который раз! — бессильно кольнула меня: останься он жив — как просто и легко размотался бы вермановский клубок. Я вернулся к допросу.

— Но ведь это была не единственная ваша встреча с Грюном? Конечно, не говоря о последней, в гостинице «Красная».

— Нет, не единственная. Грюн вызвал меня к себе в Одессу. Приглашение передал мне Вольф через официанта, в свой первый приезд в Нижнелиманск. Предлог для поездок в Одессу у меня был отличный: служебные командировки. И… свидание с сыном. Однако, поверьте моему честному слову, мой мальчик ничего не знал. Между прочим, когда мне стало известно, что официант передан на связь Грюну Митани, секретарем японского консульства, я понял, почему так форсируется акция против ваших субмарин-малюток! Япония как огня боится русского сильного флота на Дальнем Востоке.

— Вы хотите сказать, что возник блок германской и японской разведок?

— Очень похоже на это.

Вот она, крайне важная информация!

— Должен признаться, что мне этот блок пришелся не по душе. Риск провала вырастал в геометрической прогрессии, мы теперь зависели и от просчетов японской разведки! Мне не нравится такая зависимость. Но тут я был бессилен. Я мог сделать лишь одно: