Томас Мюнцер - Альфред Штекли

В отряде влияние Пфейфера было очень сильным. Когда Мюнцер сказал, что пора покинуть Эбелебен и идти на восток, Генрих стал решительно возражать. Спор продолжался и на военном совете. Какая нужда спешить к Франкенхаузену, когда здесь под боком богатейшие монастыри Эйхсфельда? Все доводы Генриха Мюнцер уже взвесил. Его не прельщает завидная добыча. Гонясь за временной выгодой, они упускают из виду великую цель. Добычу они возьмут, но они потеряют время, которого ничем не возместишь. Их ждут под Франкенхаузеном. Туда, следуя приказам, стягиваются отряды восставших, чтобы направиться в мансфельдские земли, соединиться с горнорабочими и общими силами ударить по врагу.

Спор становился все более острым, когда вдруг эйхсфельдцы попросили, чтобы их выслушали. Они говорили очень горячо, перебивали друг друга, волновались, шумели. Конечно, брат Томас мудрее их всех, но им-то что теперь делать?! Дворяне, которые попрятались по углам, когда они громили монастыри, оправились от неожиданности и начали нападать на деревни. Они жгут дома и измываются над бабами. Сейчас самая пора воздать им сторицей. Рыцари и их кнехты грозятся, что перебьют всех мужиков. Помощь нужна немедленная. Мюнцер не успеет вернуться из Хельдрунгена, будет слишком поздно — их уже никого не останется в живых!

Совет внял этим мольбам и высказался за поход в Эйхсфельд. Они быстро наведут там порядок и тогда смогут отправиться на восток. Пфейфер был очень доволен. Не он ли вложил в уста эйхсфельдцам, своим старым знакомым, столь пылкие речи?

То ли храбрецы рыцари испугались сильного отряда, то ли их воинственность была преувеличена, но и в Эйхсфельде до вооруженных столкновений дело не дошло.

Жители Оршеля выслали навстречу отряду своих старейшин и зазвали в гости. Они спустили воду из монастырских прудов. На кострах шипели огромные сковороды. Хороша рыбка, которой лакомились монахи! Ешьте, друзья, досыта, каждый получит вволю!

Отряд, не встречая сопротивления, двигался от одного замка к другому. Тамошние крестьяне потрудились на славу: во многих поместьях и монастырях остались лишь голые стены. Теперь их предавали огню. Пфейфер любил смотреть на пожары. С особым удовольствием сжег он замок, где прежде был поваром и ключником. Часто казалось, что он сводит какие-то личные счеты.

В том краю самым большим городом был Хейлигенштадт. За его стенами, как говорили, аббаты спрятали огромные ценности. Еще из Оршеля Мюнцер и Пфейфер направили туда послание: пусть им выдадут все имущество, принадлежащее попам и дворянам. Вместо ответа магистрат прислал послов и просил времени подумать. Что здесь раздумывать: они или защищают тиранов, или становятся на сторону народа!

Отряд обложил город. Советники заволновались. Они не хотят распри и просят предводителей с тридцатью всадниками пожаловать для переговоров. В ратуше их уже ждали накрытые столы. Мюнцер сердито отмахнулся. Он приехал не пировать, он хочет говорить с общиной. На это согласились весьма неохотно. В церковь, куда он пошел, сбежалась уйма народу.

Пфейфер и его друзья пировали. Угодливо потчуя гостей, советники уже надеялись, что сумеют повернуть все по-своему, когда вдруг в зал вошел Мюнцер. За его спиной стояли десятки возбужденных людей. Да он собрал голодранцев со всего города! Мюнцер показал на советников. Вот кто защищает тиранов! Члены магистрата не знали, как вывернуться. В церкви, оказывается, община присягнула на верность Евангелию. Кончилось дело тем, что они тоже принесли присягу и выдали скрываемое имущество.

В Лангензальце положение изменилось. Советники соглашались на разные мелкие уступки. Община подняла их на смех. Ну и ловкачи, они желают отделаться пустяками, когда пробил час великих перемен! Если они не хотят по доброй воле, как обещали, подчиниться общине, то придется снова обратиться к братьям из Мюльхаузена, благо они рядом.

Магистрат сдался, присягнул поступать согласно слову божьему. Город стал оказывать помощь крестьянским отрядам, действующим в округе. Берлепша, однако, не судили. Он на коленях выпросил прощение. Отправляясь в поход, его прихватили с собой. Отряд привлекал на сторону восставших одно местечко за другим. Берлепш от имени отряда предлагал вступать в союз или угрожал карой. Он усердно нес свою новую службу.

Поддерживая план Мюнцера, отряд из Лангензальцы повсюду призывал крестьян идти к Франкенхаузену.

Когда выяснилось, что мятежным деревням расправа, о которой говорили эйхсфельдцы, непосредственно не угрожает, Мюнцер потребовал прекращения похода. На всем своем пути они не встретили ни мстящих рыцарей, ни наемников. Два города, к которым они подходили, подчинились. Замки и монастыри разрушены. Они не могут оставаться здесь, когда в другом месте они действительно необходимы. Им уже пора быть под Франкенхаузеном.

Военный совет согласился с Мюнцером. На этот раз не возражал даже Пфейфер. Не потому ли, что эйхсфельдские монастыри, в большинстве своем уже опустошенные местными жителями, не дали столь великой добычи, как он мечтал?

Лютер понял, что ему надо убираться восвояси. Он думал, что ему удастся успокоить народ и предотвратить возмущение. Но даже здесь, вокруг Эйслебена, в родных местах, где раньше у него было столько восторженных сторонников, он ничего не достиг. Народ больше не желал его слушать. Проповеди Лютера прерывались насмешливыми выкриками. На улицах вдогонку ему неслось: «Княжий угодник!» От былого к нему уважения не осталось и следа. Дверь комнаты, в которой он остановился, вымазали дегтем.

А когда и в Тюрингии разгорелся бунт, ему пришлось совсем туго. В Нордхаузене его осыпали градом угроз. Он все чаще ловил взгляды, полные ненависти и презрения. Рудокопы наговорили ему такого, что он решил тут же уезжать. Пусть, мол, доктор Люгнер у себя в Виттенберге проповедует свое обгаженное смирение. Здесь больше дураков нет. Все знают, что над народом властвовать должен один бог. И пусть новый папа подобру-поздорову уносит ноги, пока с ним не обошлись, как с пойманным лисом!

Доктор Мартин не находил себе места от ярости. Мюнцер! На каждом шагу Мюнцер! Он своим учением развратил всех этих людей, отравил их души, подбил на непокорность. Они до мозга костей прониклись мюнцеровым духом. Чего же тогда от них ждать? Их надо давить немедленно и беспощадно!

Его поражала нерешительность князей. Можно понять курфюрста: он при смерти. Но что думают другие, здоровые и полные сил? Ослепли они, или у них в жилах не кровь, а вода? Если они будут слишком долго готовиться, они опоздают, и им, побежденным, самим придется просить милости. Какие сейчас могут быть уговоры: карать и карать, пока не поздно!