Лэндон и Шей. Разбитые сердца - Бриттани Ш. Черри

все же выделялись на моем теле. Все они были направлены в разные стороны. Вдоль, поперек, наискосок – вот они, выставленные на всеобщее обозрение.

Я закрыл глаза, зная, что, вероятно, я ее испугал. Каждый день, когда я принимал душ, мои пальцы касались следов моего прошлого.

Она, вероятно, думала, что я худший из всех испорченных товаров, недостойный любви, недостойный никого и ничего. Разве есть кто-то, способный полюбить настолько темный, сломанный разум, как мой? Разве есть кто-то, кто захотел бы касаться этих уродливых отметин?

– Я, эм… – вздохнул я, все еще не в силах произнести свою правду. – Послушай, я пойму, если ты не захочешь заниматься со мной сексом после того, как это увидела, после того, как узнала, насколько я ненормальный, но я решил, что должен показать их тебе заранее, чтобы…

Когда ее пальцы скользнули по шрамам на моих предплечьях, по моей спине пробежал холодок. Я сгорбился, и она аккуратно провела рукой по следам порезов. Опустив голову, я закрыл глаза. Я никогда не чувствовал себя таким слабым, таким незащищенным… таким настоящим.

– Тебе грустно? – прошептала она.

– Да.

– Насколько?

– Очень сильно.

– Как часто?

Я тяжело сглотнул.

– Всегда.

Сказать эту правду было труднее всего.

– Моему дяде тоже было грустно. Он держал свою боль при себе. Иногда я это видел. Видел, но ничего с этим не делал. Конечно, это было не в моих силах. Но я должен был стараться сильнее. Если бы я старался сильнее, возможно, он бы не… – я перевел дыхание и опустил голову. – Я нашел его дневники после того, как он скончался. Его посещали мрачные мысли. Он был так одинок… Но самое страшное было то, насколько его мысли совпадали с моими собственными. Это меня напугало. Напугало то, насколько мы похожи.

– Ты не он, Лэндон, – прошептала она, и я медленно кивнул.

– Да… но что, если я хуже? Что, если мое сознание настолько испорчено, что я никогда не смогу излечиться? Что, если я закончу так же, как он?

– Этого не случится.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что я этого не допущу.

Я закрыл глаза. Я пытался подавить свои эмоции. Я пытался понять, почему она еще не сбежала оттого ужаса, которым я был.

– Могу я задать тебе вопрос, который задавала раньше? – прошептала она низким и спокойным голосом.

– Да.

– У тебя депрессия?

По моим щекам катились слезы, но я даже не пытался их вытирать. Я медленно кивнул, чувствуя, словно в моей груди находится бомба, готовая вот-вот разорваться.

– Да.

– Хорошо. – Она вздохнула и подошла ближе. – Хорошо.

Это все, что она сказала. Она не убежала. Она не сказала мне, что со мной что-то не так. Она не спряталась.

Это было именно то, в чем я нуждался.

Чтобы кто-то остался рядом со мной.

Ее губы коснулись моих шрамов, и она покрыла их легкими поцелуями. Она поцеловала каждый из них, прежде чем перейти к щекам и поцеловать мои слезы.

– Ты больше, чем история, которую рассказывают эти шрамы, Лэндон. Ты больше, чем твой дядя. Ты больше, чем твоя депрессия. Ты добрый. – Она поцеловала мою грудь. – Ты сильный. – Она поцеловала мою шею. – Ты умный. – Она поцеловала мои ладони. – Ты талантливый. – Она поцеловала мои руки. – Ты красивый. – Она поцеловала уголки моих глаз. – И ты нужен этому миру. Я знаю, что это всего лишь слова, и, возможно, ты даже в них не поверишь, но я все равно скажу. Я буду повторять это каждый божий день, чтобы ты всегда об этом помнил.

Она продолжала говорить обо мне, целуя каждый уголок моего тела. За каждый шрам она произносила пять вещей о том, каким человеком я являюсь. За каждое болезненное воспоминание она обещала мне лучшее будущее. Она целовала мои шрамы и называла их прекрасными.

– Лэнд? – тихо позвала она, прижимаясь своим телом к моему.

– Да?

– Ты отдашь мне себя этим вечером?

Да… да… тысячу раз да.

– Да, но настоящий вопрос в том, готова ли ты отдать мне себя?

– Полностью, – пообещала она. – Я твоя.

Она кивнула без тени сомнения, и от этого мои глаза снова наполнились слезами. Однако я не позволил им выйти наружу, потому что теперь мои мысли были о лучшем подарке на день рождения, которого я мог желать, – о ней.

Я выключил свет, все еще чувствуя неловкость из-за своих шрамов. Теперь комнату освещала только луна, сияние которой пробивалось через оконное стекло. Сначала я раздел ее, а она поспешила снять с меня джинсы. Трудно описать свободу, которую ощутил мой освобожденный член. Она изучала его почти с изумлением, словно до сих пор не понимая, что с ним делать. Ее палец скользнул по ткани моих боксеров, и я вздрогнул от ее прикосновения, закрыв глаза.

– Для тебя, – пробормотал я. – Только для тебя.

Она стянула мои боксеры и начала опускаться на колени, но я ее остановил.

– Нет, – остановил ее я, разворачивая ее и укладывая на кровать. – Сперва ты.

Я опустился на колени, раздвинул ее ноги и вернулся к своему новому любимому занятию – заставил колени Шей дрожать от удовольствия.

Она скручивала простыни, хватаясь за ткань, пока я наслаждался ею, стонала, пока я ласкал ее языком, кричала от желания, пока я доставлял ей удовольствие. Каждый раз, когда она поднимала бедра к моему лицу, я впивался в ее клитор. Каждый раз, когда она пыталась вырваться, я прижимал ее еще сильнее. Я не собирался останавливаться до тех пор, пока она не кончит так, как не могла представить в самых смелых мечтах. Я хотел чувствовать ее вкус на своем языке. Я хотел утонуть в ней и больше не всплывать на поверхность.

– Лэндон!

Она выкрикнула мое имя в мою подушку, дрожа всем телом, и я жадно вылизал ее дочиста, в то время как мой член неистово пульсировал у меня между ног.

– О боже, Лэндон, это было… это было…

Она не могла договорить, и я ухмыльнулся.

– Хорошо? – подсказал я.

– Так. Чертовски. Хорошо.

Тяжело дыша, она притянула меня к своим губам. Я навис над ее телом, мои глаза скользили по ее фигуре – я наслаждался каждым ее дюймом.

Она прижалась своим лбом к моему.

– Теперь я хочу почувствовать тебя – всего тебя – внутри.

На мгновение я заколебался, понимая, как много это для нее значит.

– Ты уверена?

– Да, но…

Она замерла и посмотрела на меня напряженными, полными чувств карими глазами. В ее взгляде чувствовался трепет. Она лежала обнаженная в моей постели – такая уязвимая, такая