Обноженный - В. Бирюк

— Цыц, бл…дища! Мявкнешь — зубы выкрошу! Ноги выдерну, дырку на православный восьмиконечный… Ну, где он?

— Да там он, под ивой. Да отпусти ты!

С тем же успехом я мог беседовать с бетонным надолбом. Наконец, я надоел своему «буксиру» рывками, и он просто сдёрнул платок мне на нос.

Чтобы не «светить личико» мне пришлось изначально резко ограничить поле обзора выступающей кромкой платка. А теперь я и вовсе ничего не видел.

Попытка сдвинуть платок на затылок привела только к тому, что и вторая моя рука оказалась зажата намертво в широченной ладони скотника. Следуя инстинктивно «правде жизни» — стереотипам поведения выбранного персонажа, я извернулся и укусил мужика за руку. Последовал взрыв мата в акустики и второй взрыв — в моём левом ухе. Видимо, это была оплеуха открытой ладонью. Кулаком бы он мне челюсть сломал.

Меня отбросило в сторону, некоторое время я пребывал в нокауте. Никакой судья на ринге не отсчитывал секунд, да и не надо — самостоятельно бы я не встал.

Меня просто подняло на ноги и поволокло. В согнутом состоянии и с вывернутыми за спину руками. Связанными моим же пояском! Которым я сам только что…

Как гласит русская народная песня о Наполеоне Бонапарте:

   «Судьба играет человеком   Она изменчива всегда   То вознесёт его над веком   То в бездну бросит без стыда».

Я — не Наполеон. Моя судьба, в формате здоровенного скотника, не «бросала в бездну», а последовательно и непреодолимо пинала и тащила. Совершенно «без стыда» и весьма болезненно щипая за попадавшиеся под руку части моего тела. Отчего я каждый раз резко дёргался вперёд. А над головой раздавался полный уверенности в правильности происходящего, голос:

— Ну ты, сучка драная, бегом-бегом к хозяину.

Куда тащат — не видно, на каждом шаге я наступал на подол рубахи и падал носом, меня больно вздёргивали за вывернутые руки и толкали вперёд. Чтобы не наступать на подол пришлось бежать меленьким шажками. Куда-то…

Потом меня толкнули в сторону, я упал и больно ударился плечом.

Туман в голове от нокаута начал проходить, попробовал прижать щеку к земле и сдвинуть платок, чтобы хоть что-то видеть. Но тут меня снова вздёрнули, сдирая платки с головы, а прямо перед глазами я увидел отведённый для удара огромный и, на вид очень твёрдый, кулак скотника.

— Ты! Бл…дища! Ты чего с ним сделала! Убью падлу! Ты… а… ты — лысая??? Плешивая курва… Тьфу, мерзость!

Как и принято традиционно в «Святой Руси» в ходе воспитания добронравия у женщин, скотник ухватил меня за головные платки, предполагая, что ухватил за волосы под ними. И дёрнул.

Теперь свежий ночной воздух свободно овевал благородные контуры моего лысого черепа. Как и его вылупленные гляделки.

Есть некоторая разница в восприятии. В моё время наголо бритая молодая женщина может восприниматься как яркая, но вполне допустимая форма стёба. Типа: «сильно артистическая натура сильно самовыражёвывается». Вот, например, солистка ДДТ. Чего на неё смотреть? А фольк она поёт великолепно.

В «Святой Руси» такого нет, восприятие однозначнее: больная. Тем более, что тиф, например, часто даёт именно такой эффект.

Разговоры кончились — сейчас меня будут бить. Безусловно: больно и долго.

Название литературного источника, из которого я почерпнул эту, ставшую столь внезапно актуальной, мысль, всплыло в моём мозгу уже в процессе проведения боевого приёма. Я сидел на земле, скотник стоял передо мной на коленях, руки связаны — бить ногами.

"— Элементарно, Ватсон!

— Сам дурак, Холмс!».

Я-то ударил. Точнее — попытался. Но, блин, подол! На который скотник опёрся рукой. А потом перехватил меня ею же за лодыжку и вздёрнул вверх ногами, вставая с колен.

Тряпьё снова упало мне на лицо, и я опять утратил визуальный контакт с окружающей меня «Святой Русью». Да и хрен с ней, с Русью! Самое главное: с этим здоровенным дебилом!

А вот акустический — не утратил. Подняв меня за ногу, как Полифем — спутника Одиссея, скотник изумлённо фыркнул, потом ещё раз, потом поймал вторую мою лодыжку, которой я несколько истерически пытался отбиться от его захвата. Потом поднял ещё выше. Приближая к своим глазам остро заинтересовавшую его своими очертаниями часть моего, столь мне дорогого, тела.

Звёзды давали достаточно света для глаз. Но глазам дядя не поверил.

Нет, я понимаю, что именно так его взволновало. Но зачем же подносить на уровень рта! Кушать-то это не надо!

— Ну не х… себе!

Тут я не согласен. Категорически. Тут как раз наоборот. В смысле… принадлежности. Нет-нет! Пусть останется! И не надо на него дуть! Я понимаю, что у скотника руки заняты. Но дуть — не надо. Щёкотно! И холодно становится.

— Так ты, бл… — не бл…

Какой глубокий интеллектуальный труд прозвучал в этой фразе! Какая умственная мощь рвалась из этих одурманенных алкоголем мозгов! Открытие уровня Архмедовой «эврики»! Кстати, Архимед тоже бегал по городу голым. Но в Сицилии тепло. Можно я прикроюсь? И поставь меня, на ноги, идиот!

Увы, пожелания скотника не совпадали с моими.

— Если ты не б…дь, то ты… ты — тать! А ну говори!

Высококлассная, почти математическая логика. Сейчас пойдут правила свёртки Де Моргана. А, блин, ошибся.

Скотник, неупорядоченно перечисляя различные части размножительного человеческого аппарата, вздёрнул меня ещё выше, удерживая за лодыжки, практически растягивая в шпагат.

Как хорошо, что я занимался физкультурой! Настоятельно советую всем: вдруг с вами случится аналогичный случай. А вы… не подготовлены. А вот я…

Вишу, блин, вниз головой и ничего! Ну — почти… Но ручки у дяди длинные, потянет сильнее — порвёт. И борода — колкая. Колется в… в некоторых местах. В чувствительных.

Раздражение будет. Покраснение, почёсывание. Не дай бог — сыпь какая высыплет. А масла из алоэ у меня нет. Ничего — потерпим. Самое главное, чтобы этот кретин чего-нибудь не откусил. И — не отгрыз. И надкусывать — не надо! И — на зуб пробовать…!

Тут мои ноги резко дёрнули в стороны, от чего я немедленно представил множественные разрывы моей, нежно любимой, промежности.

Потом полетел головой в землю. Воткнулся. Как пикирующий бомбардировщик. Потом на меня рухнуло что-то очень тяжёлое. Как стратегический — на пикирующий.

Дышать, факеншит! Воздуха, мать вашу…

Не люблю, когда меня тащат за ногу. Но тут я обрадовался — вытащивший меня Сухан… Я бы его расцеловал! Но сначала сдержался, а когда он-таки распутал мне руки, уже хотелось дать ему пощёчину! Точно по «Кавказской пленнице». Но я ограничился вопросом:

— Ты почему так долго не приходил?! Я же тебе ещё за столом мигал! Меня тут чуть не убили, а ты…

Мда… разговор с «ходячим мертвецом» требует настоящего хладнокровия…

Тогда займёмся текущими делами.

Труп скотника лежал рядом. Меня удивило то, что нож, брошенный Суханом, попал не под левую лопатку, как традиционно отрабатывали метание, а в голову, в мозжечок. Сухан очень редко промахивается, так что, вероятно, эта точка и была целью. А почему? А потому…

Стоило мне пощупать покойника, как стало ясно: тот звон, как «ж-ж-ж» у Винни Пуха — был неспроста. Под рубахой — тяжёлый широкой пояс, набитый металлом. Рубашечку — задрали, лямочки на плечах развязали… с пуд весом. И этот пуд — серебро! Монетки, куны, гривны — набиты в карманчики в четыре ряда. То-то дядя столб из себя изображал: с такой упаковкой на теле — не очень-то понаклоняешься.

— Сухан, ты про это знал?

— Нет.

Факеншит! Откуда ему знать?! Он подозревал, он предполагал, но знать…

Он не говорит о важном, потому что не знает — что важно. А вот точку попадания он выбрал с учётом не знаний, но — предположений: пояс с серебром закрывал лопатку снизу.

Как бы мне теперь расширить боевые навыки «живого мертвяка» на разговорные? Интересная задачка…

Я уже начал приходить в себя, поэтому приступил к осмотру трупов. Вытащил из затылка скотника метательный «штычок» Сухана, тщательно обтёр его шапкой покойника и шапку выкинул в реку.

Очень многие коллеги совершенно не учитывают, в своих похождениях на ниве прогрессизма, количество крови, которое вытекает из всякого первого встречного при всяком нарушении его целостности. А отмывается — очень тяжело.

Осмотр тела лежащего в трёх шагах Трифоныча ничего интересного не дал. Ножик его я изъял и всунул в дырку в затылке скотника. Ещё прихватил ладанку с шеи.

Потом мы подняли тело купчика и аккуратно отнесли к речке. Куда и выкинули.

   «По речке, по речке   По тихой, по Гобзе   Поплыл мирно купчик   Почивший вдруг в бозе».

Мда… Не Пушкин. Но народная мудрость так и говорит: «Концы в воду». А фольк в песенной форме уточняет: