Уорхол - Мишель Нюридсани

Во время этих событий Уорхол работает. Работает много. Он приводит, другие приводят огромные и противоречивые числа. Только за 1962 год он создал в шелкографии не менее ста картин, работая с потрясающим динамизмом и в количестве, и в качестве.

Эта динамика еще более возросла в период работы его «Фабрики», превратившись в необузданную творческую стихию. Утверждают, что в период с 1962 по 1964 год Уорхол создал 2000 картин!

Восторгаясь плодовитым гением Пикассо, Уорхол понял, что в искусстве понятие «раритет» не является синонимом славе и успеху. На художественном рынке, который все более расширял свои границы, охватывая новые страны, нужно было успевать, быть одновременно повсюду: в Париже, в Нью-Йорке, в Милане, в Токио. Нужно научиться как можно чаще продавать себя публике – эта цена нашего существования. Необходимо удовлетворять все просьбы музеев, университетов, коллекционеров, выставляться одновременно в нескольких галереях, постоянно привлекать к себе внимание масс-медиа. В любой настоящий момент быть везде, быть производительным. Его вездесущность поистине казалась невероятной.

Другое дело – его доходы. Цены на работы Уорхола оставались на удивление низкими. Во всяком случае, несопоставимо низкими по сравнению с его известностью.

Арман писал: «В Stable Gallery я купил одну картину “Коробка Brillo”. У меня до сих пор сохранился чек – 185 долларов. Очень дешево. Знаете, картины Энди никогда не стоили дорого. Даже после его смерти его котировки не поднялись на такую высоту, как у других. Это сейчас цены возросли, да и то только на известные картины. Остальные стоят не очень дорого даже сегодня. Производительность Уорхола была огромной, а художники, которые рисуют много, не могут рассчитывать на высокие продажные цены. Даже Пикассо, по отношению к другим художникам своего времени, например к Дали. Если вы внимательно изучите цены, то поймете, что у Пикассо они не такие уж высокие. Когда много рисуешь, всегда создаются неблагоприятные условия… В некоторых случаях художник знает, что он делает, сколько это стоит, поэтому и запрашивает высокую цену, но с другой стороны… Вы знаете, все художники живут в своих маленьких вселенных. Возьмите Матисса с его одалисками…» Итак, Уорхол рисовал много, резкими, почти конвульсивными движениями. Фанатично.

Удивительно то, что до первой половины 1962 года он продолжал коммерческое сотрудничество с Натаном Глаком, но все чаще передавая ему указания и инструкции по телефону. Глак знал, что надо делать, у него были шаблоны, необходимые устройства. Уорхол всегда вел коммерческое производство, даже его артистическая деятельность, которой он увлекся позднее, была устроена как работа ателье. Энди любил работать в команде, пользуясь методами коллективного труда.

В остальное время он смотрел телевизор или листал журналы, одновременно слушал диски с роком и оперой, «механически» рисовал свои банки с супом Campbell’s или долларовые купюры.

Эд Рушей как-то зашел к нему. Он оставил свидетельство о другой стороне нашего персонажа: «Энди пригласил меня на завтрак с Герардом Малангой, – писал он. – Мы пошли в закусочную на 72-й улице. На нем были английские походные башмаки очень хорошего качества, которые он забрызгал краской. Герард из них двоих был посерьезнее, тогда как Энди немного витал в облаках. Он спросил, правда ли, что он похож сейчас на кинозвезду, и по всему было видно, что он настроился получить удовольствие от пирушки».

Рушей не был единственным, кто указывал на эту особенность характера Уорхола. Натан Глак говорил о его очаровании и «проказливом чувстве юмора». Джейн Мур, который знал его в бытность коммерческого художника, настаивал на своей точке зрения: «Энди видел вещи совсем по-другому, нежели большинство людей, слегка чудаковато и с большим юмором».

И все единодушно говорят о еще одной особенности его индивидуальности: он ненавидел оставаться в одиночестве. Ему требовался кто-то, с кем он мог разговаривать, когда работает. Возможно, он и смог бы жить по-другому, но в тот период своей жизни любой мог ему позвонить и спросить, можно ли ему зайти, и Уорхол всегда отвечал «да». И заходили. И лились скотч и музыка, безостановочно, как чуть позднее на «Фабрике». Уорхол продолжал невозмутимо работать, подбадривая своих гостей к разговору, пока он рисовал или накладывал на нужное место экран для шелкографии, отвечал на телефонные звонки Эмиля де Антонио, Айвена Карпа, а чаще всего Генри Гельдцалера, блуждая по всему дому, спускаясь в полуподвальный этаж к своей матери, чтобы убедиться, все ли в порядке с ней и в ее комнате, с окнами на улицу, куда он ее поместил, утверждая, что она слишком много пьет, употребляя ящик виски в неделю, и поэтому слишком часто пьяна.

Впрочем, возможно, то была правда. Во всяком случае, там она прожила, почти никуда не выходя, около двенадцати лет, в сыром полумраке, среди гор полиэтиленовых пакетов, в которых приносила продукты из соседних магазинов, писем и множества сиамских кошек. Иногда раздавался ее жалобный голос: «Энди меня стыдится». Это была правда, без всякого сомнения. При этом он ее обожал, не мог обходиться без нее, и это – тоже правда.

Энди всегда давал ей деньги, гораздо больше, чем она могла потратить: 500 долларов в неделю, не только на ее собственные нужды и домашнее хозяйство, но и для того, чтобы она могла посылать денежные переводы в Микову своим родным, что она регулярно и делала, или в Питтсбург – для внуков.

Энди появлялся в комнате матери каждое утро, чтобы позавтракать вместе, и вечером, прежде чем отправиться на вечеринку или в гости. Вместе они произносили коротенькие молитвы. Но это не вполне достоверно, потому что, когда ее сыновья Поль, Джон или их дети приезжали ее повидать (продолжительность их визитов в общей сложности не превысила и двух месяцев), их удивляло, с какой жадностью она стремилась к общению. Она могла часами говорить одна, выплескивая на собеседника потоки слов, производя впечатление человека, которому не с кем поговорить.

Можно возмущаться поведением Энди, богатого сына, любимца Джулии, но редкие семьи, пару в которых составляют мать – сын, часто имеют характер «манипулятивности», причем, хоть и не всегда осознанно, со стороны матери. Это значит оставить без внимания хлопоты Энди о признании за своей матерью полной недееспособности, чем он занимался, будучи еще никому не известным художником.

Уорхол не только изменил себя, он намеренно выдумывал что-то в каждом эпизоде своей биографии, создав нового персонажа. Этот персонаж – обычное зеркало, оно отсылает вам обратно ваши вопросы и образы, у него нет своего мнения, оно принимает все, стремится только к механическим действиям. Вряд