Училка и мажор - Юлианна Орлова

ним словно на американских горках. Прокатившись однажды — хочешь еще и еще, но в процессе тебя тягает с высоты в низину и так по кругу, заставляя тело изнывать от будоражащих чувств за гранью.

—Хорошей девочки мне всегда мало, мало, мало.

Рус стягивает с меня ночнушку, если этот маленький клочок ткани так вообще можно назвать. Оно больше показывает, чем скрывает. В висках начинает пульсировать кровь, а все тело начинает гореть. Сильнее и ярче, до отчаянного шепота обветрившимися губами, до выстреливающего из груди сердцебиения. Как будто в первый раз, нос ним каждый раз как первый, неизведанный и таящий в себе интригу, только без боли и наполненный чистым наслаждением. Моим. Его.

—Сладкая моя.

Первый толчок, одновременно с ним сносящие крышу поцелуи груди, и все это сменяется покусываниями вместе с жалящими касаниями пальцев. И я разлетаюсь, ощущая внушительную пульсацию в себе. С ним я не стесняюсь кричать от удовольствия, с ним я перестала бояться процесса, я лишь полностью отдаюсь ему, мечтая, чтобы это никогда не заканчивалось.

Рустам переворачивает меня и упирает грудью в подушку, приподнимая попу наверх.

—Раздвинь ножки, моя вкусная девочка, — я послушно исполняю сказанное, не сразу понимая, что мои ноги уже как желе. Все-таки секс — это про выносливость. Грудь печет от мелких царапин короткой щетиной парня, но я в восторге, а когда очередной толчок пронзает меня насквозь, прошивает током, я уже перестаю себя хоть как-то контролировать, теряясь в предоргазменным судорогах. Сильнее и больше, мы срываемся на бешеный ритм, становясь одним целым, и лишь очередной толчок, сопровождающийся утробным рычанием, сигнализирует о том, что Рус тоже все, как и я несколько раз подряд.

Мокрые и обессиленные мы валимся на шелковые простыни, не смыкая объятий. Ягодицами ощущаю все еще не спавшую выпуклость. Не знала бы, что он ничего не принимает для этого, точно бы подумала…Иначе откуда такая работоспособность? Мы можем всю ночь заниматься сексом, заснув лишь под утро, и это норма. Абсолютная норма. Как являются нормой мои огромные синяки под глазами и абсолютно счастливый вид после таких марафонов.

Рустам притягивает меня так крепко к себе, что дышать тяжело. Лежим в позе эмбриона и молчим. Эта тишина не гнетет, она, наоборот, сейчас нужнее всего на свете. Так хорошо, веки сами собой тяжелеют, а сквозь вязкую патоку нахлынувших сновидений я слышу едва различимое.

—Люблю тебя, моя принцесса.

Или мне это все снится? Кто-то ведет меня за руку в огромный сад, где помимо разнообразных цветов и деревьев есть и маленький пруд. Я подхожу к нему и вижу свое отражение, а затем и маленькую рыбку, снующую между подводными растениями. Она яркая и красивая, переливается в лучах освещающего все вокруг солнца. И я смеюсь, пока не просыпаюсь по щелку от раздражающего звука будильника.

Опять поспала совсем фигню, но что поделать? Выбирая между сном и Рустамом, я, конечно, выберу Рустама. Вожу рукой рядом с собой и ощущаю пустоту. Ясно, опять работа. Интересно, ему хотя бы замечание сделают за то, что он пары прогуливает? Не мои, конечно, но все же, есть и другие предметы…

Кушать не хочется. Вообще состояние вялое, хочется только спать, но я упорно собираюсь на работу, обхожусь чашкой крепкого черного чая, ощущая странные позывы от любого упоминания пищи и, нагромоздив сумку с тетрадями, выхожу в промозглую реальность, в которой принц на черном внедорожнике не подвезет меня сегодня в универ и пилякать мне туда на маршрутке.

Но в универе меня ждут новые сюрпризы, от Егора я узнаю о дне Рождении Рустама, и чувства при этом смешанные, будто бы меня посчитали неважным атрибутом, нежеланным на празднике. Втянув носом воздух, я пытаюсь сделать непринужденный вид.

Егор стоит передо мной и лыбится, выкидывая шутливое:

—Не ссы, Ромашка, ой, Василиса Григорьвна, он свой праздник ненавидит.

—Егор, ты забываешься…

—Ну ладно вам, свои же люди уже в доску.

—В слюни, — повторяю фразу Руса.

—Научил уже своим словечкам? Ай молодца, и то правильно, вам как филологу полезно знать такие прибаутки.

Да уж, я вообще поднабралась странной лексики, и все бы хорошо, но у меня так-то литературная речь, я все-таки преподаватель в университете, мне по рангу положено…

Возвращаясь к дню Рождения. Ненавидит? Но припоминая темное прошлое парня, я вполне могу понять, что это так или иначе связано либо с папой, либо с мамой, а потому праздновать он, конечно, этот день не любит. Может и потому не сказал мне? Может в этом и кроется ответ? А не в том, с чем я успела себя уже накрутить?

—Когда у него день Рождения?

—Пятнадцатого декабря, и мы…с его братом хотим немного разбавить его серые будни. Не в обиду сказано…Но все же, хотим ему праздник неожиданный устроить.

—А это нормально будет? Я в том смысле, что он ведь не любит…

—Прошлое надо оставлять в прошлом, а то оно слишком тяжелое, чтобы всюду таскать этот чемодан без ручки, — Егор отвечает серьезно не по годам, хмуря брови, а я не нахожу ответ сразу. Молчу и пытаюсь свести дебет с кредитом.

—Какая идея?

—Прикинься шибко занятой, такой, чтобы на хромой кобыле не подъехать, вся в делах, ему, разумеется, ни слова. А пятнадцатого вечерком часиков в пять собираемся в нашем месте, скину тебе еще предварительно адрес со временем, чтобы ты там не потерялась.

Я киваю, анализируя ситуацию. Что-то не дает мне просто расслабиться. Он мне все-таки не сказал, я даже подарок не готовила, а тут осталось всего ничего…ну кто так делает?

В голове явно звучит возможный вариант ответа со стороны Руса на мой протест:

«Лучший мой подарочек — это ты».

Печально улыбаюсь своим мыслям, ведь я уже и отвечаю в голове вместо него. Приплыли, конечная. Сушим весла, господа.

* * *

Все последующие дни я максимально стараюсь делать очень занятой вид, лепеча о конференции, да, она и правда будет. В этом я точно не соврала, но будет она аж после Нового Года, а и есть как минимум, месяц до неспешной подготовки. И как же мне сложно так заранее готовиться, особенно, если все и так готово. Я ведь трудоголик, готовлюсь сразу и наперед, иногда аж за полгода «до».

—Малыш, а, малыш? Ну я же, я же лучше какой-то там конференции… — Рустам томно дышит мне в ухо, стягивая ночнушку, но, чтобы он реально поверил в происходящее, нужно играть до конца. Я тяжело