Поцелуй - Джилл Мэнселл

Возможно, в подобных вопросах ей недоставало личного опыта, но Джина выслушала множество скорбных историй от беременных подруг и всерьез засомневалась, что Катерина попала в подобный переплет. По крайней мере, кофе и яичница в восемь часов утра при таких обстоятельствах абсолютно исключены.

— Телефонную связь восстановили, — сказала она, содрогнувшись, когда Катерина посыпала яичницу перцем и полила кетчупом. — Я только что связалась с оператором. Можешь позвонить матери, когда позавтракаешь.

Катерина помедлила, потом неловко улыбнулась.

— Мама занята. Не хочу, чтобы она запаниковала. И потом, мне уже лучше.

— Вот и славно.

— Вы действительно думаете, что я не беременна?

Катерина довела себя до такого состояния, что неудивительно, если у нее запаздывают месячные. Мысленно повторив себе это, чтобы успокоиться, Джина все же решила подстраховаться:

— Как только откроется аптека, я куплю тест. Тогда мы будем знать наверняка. — Было странно и все-таки приятно обсуждать столь личные вопросы с Катериной. — Но ведь ты говорила, что предохранялась.

— Ну да. — Впервые, потому что было так приятно наконец кому-то признаться, Катерина улыбнулась и кивнула. — И это общеизвестный факт, — добавила она, скрестив пальцы и молясь, чтобы Джина оказалась права, — что презерватив не подведет…

Глава 43

Когда Иззи через три дня вернулась на Кингсли-Гроув, сначала решила, что у нее галлюцинации. Когда удивление сменилось восторгом, она не стала задавать лишних вопросов и восприняла возвращение дочери как долгожданное чудо.

К ее великой радости, минувших тяжелых месяцев словно не было. Катерина стала прежней и обрела прежнюю манеру говорить без обиняков.

— Что случилось с твоими волосами? — с упреком спросила она.

Иззи побывала в мейфэрском салоне у одного из лучших стилистов «Эм-Би-Ти» и теперь под взглядом дочери сокрушенно опустила окрашенную в пурпурный цвет голову.

— Они сказали, это оптимальный цвет для появления на экране…

Катерина готовила сырное суфле. Закончив взбивать белки, она помедлила и вытерла руки о сырое полотенце.

— Я не про цвет. Он мне нравится. Но зачем ты отрезала волосы?

— Я не отрезала, — заявила Иззи. — Это называется «лесенка».

Кэт отнеслась к новой прическе с неодобрением. Буйные кудряшки были своеобразной визитной карточкой Иззи, но «Эм-Би-Ти», видимо, попытался превратить ее в нечто более пристойное.

— Я всегда тебя стригла, — напомнила Катерина. — И знаю твои волосы лучше всех. Скажи этим пижонам, что мы сами позаботимся о твоей внешности. Я буду стричь, а ты — красить, как мы делали это раньше.

Катерина решила пересдать экзамены. Когда не возилась на кухне, будто пытаясь искупить свое дурное поведение, то корпела над учебниками и скрупулезно восстанавливала конспекты, которые сожгла Джина.

— А я ведь до сих пор не знаю, как ты это сделала, — с благодарностью сказала Иззи, когда они с Джиной остались одни. — Мне даже страшно спрашивать.

Иерихон, уверенный, что Иззи уронила печенье на диван, яростно рылся среди подушек. Джина оттащила пса.

— Просто Кэт со временем одумалась, — спокойно ответила она. Поскольку не было смысла ворошить прошлое, Джина решила не упоминать о ложной тревоге Катерины. Два теста дали отрицательный результат, и это было главное, а визит к врачу окончательно убедил их, что, как только девушка отдохнет и начнет правильно питаться, менструальный цикл восстановится.

Иззи с подозрением смотрела на Джину.

— Здесь должно быть что-то еще, — настаивала она.

Джина пожала плечами и потрепала Иерихона за ухом.

— Нас объединяет мужчина. Глупый и слабый, быть может… но, по крайней мере, каждая из нас знала, что чувствует другая. Как только Кэт это поняла, стало проще.

— В таком случае да здравствуют глупые мужчины! — Иззи доела печенье, старательно игнорируя жалобный взгляд Иерихона. — Но я все же думаю, ты сказала мне не все…

Джина усмехнулась:

— Мы с Кэт — члены эксклюзивного клуба. Вот если бы и ты решила завести интрижку с Эндрю…

Иерихон издал радостный визг — нашел, наконец, печенье. Иззи поморщилась:

— Я пас.

— …и пока вы не будете требовать, чтобы я обращалась с вами как с какой-нибудь герцогиней, прислуживала вам днем и ночью… То есть вы достаточно милая женщина, ну или так кажется сейчас, но вот что я вам скажу — у некоторых людей такое появляется в характере, когда до этого дело доходит, и я не собираюсь возиться со всякой ерундой, просто ни на одну минуту…

Иззи, абсолютно очарованная, затаила дыхание и промолчала из опасения развеять чары. Люсиль Девлин из Дублина — самая удивительная женщина на свете. И она изъяснялась чудовищно длинными предложениями.

— …но если вы принимаете мои условия и думаете, что мы друг друга устроим, — продолжала Люсиль, — тогда я буду счастлива вести ваше хозяйство и, слава Богу, отдохну от этого бестолкового старого козла, моего супруга… я сама немножко пою, знаете ли, и все говорили, что у меня самый красивый голос в Ирландии, но, разумеется, оказалось, что это не благословение, а проклятие, потому что именно так мы и познакомились с моим уродом, мне было девятнадцать, и я пела в баре «Дэйли», а он там торчал…

Иззи, лежа в ванне, не могла понять, почему не чувствует себя самой счастливой женщиной во Вселенной.

Катерина вернулась домой и занимается как проклятая, чтобы хорошо сдать экзамены.

Она приобрела дом своей мечты, роскошный четырехэтажный георгианский особняк в Блумсбери, — сняла у одного из директоров «Эм-Би-Ти», который на год отправился с семьей в Лос-Анджелес.

Она записала дебютный альбом, и первая песня из него, под названием «Поцелуй», должна появиться в эфире на следующей неделе.

Время у нее расписано по минутам до Рождества, в углу спальни стоит огромная сумка, переполненная письмами от поклонников, а некий производитель безалкогольных напитков предложил спонсировать Иззи гастроли по Европе…

Еще рядом была жизнерадостная Люсиль Девлин, с волосами цвета томатной пасты, яркими нарядами и умением безостановочно говорить, что уже само по себе представляло первоклассное развлечение. Разве можно тосковать в обществе Люсиль? Люсиль развеселит кого угодно.

Но отчего-то все это не помогало. Долгожданный успех не принес радости. Публичного признания — особенно в облике Люсиль, которая витала, напевая сочным ирландским контральто: «Поцелуй меня, я знаю, ты по мне скучаешь», — оказалось недостаточно, чтобы избавить от мыслей о том, что она могла иметь нечто большее.